Мертвых не судят

А в четверг к нему подошел партийный секретарь Игорь Теодорович и довольно определенно намекнул, что далеко не все потеряно, что благодаря его личным усилиям в райкоме удалось выбить еще одну, внеплановую анкету, и эта анкета, вполне возможно, достанется именно Кротову. Еще несколько дней назад от такого известия Кротов бы прыгал до потолка, но сейчас воспринял новость как должное, потому что был убежден: пришла полоса сплошных удач.

О своих служебных проблемах Кротов с Леной почти не разговаривали. Не хватало еще тратить драгоценные минуты общения на обсуждение какого-нибудь Игоря Теодоровича или многострадального подъемника. В отношениях с Леной родился новый мир, рядом с которым обычное пространство, где оба они пребывали с восьми до семнадцати, дважды в месяц получали зарплату и присутствовали на политзанятиях, казалось просто выдуманным.

Впрочем, о своем намерении перейти во внешторговскую организацию Кротов Лене все же похвастался.

В этот вечер Кротов вернулся домой раньше, чем обычно. У Лены накопились какие-то домашние дела, гулять они не стали, только посидели немного в садике перед ее подъездом.

На звук открывшейся двери выглянула соседка.

— Тут к тебе заходил какой-то, — сообщила она. — Два раза. Я сказала: ты поздно приходишь в последнее время, а он сказал: я еще зайду.

— Кто? — переспросил Кротов, но соседка уже скрылась в своей комнате.

Пока он тут же, под вешалкой, менял ботинки на тапочки, как предписывал негласный порядок их коммунальной квартиры, тренькнул настенный телефон.

— Эго Саша? — вежливо спросил незнакомый голос.

— Да, — согласился Кротов.

— Спасибо, извините, — так же вежливо сказали на том конце провода и положили трубку.

Кротов недоуменно пожал плечами, отпер свою комнату, взял чайник и отнес на кухню. Спичек на кухне опять не было. Их регулярно умыкал соседкин муж — отчаянный курильщик. Кротов вернулся в комнату, припоминая, где у него спрятаны спички, услышал короткий звонок в квартиру, а потом стук в свою дверь,

— Саша, к тебе пришли, — сказала соседка.

На пороге стоял парнишка. Стройный, даже хрупкий, с иссиня-черными волосами и миндалевидными глазами под густыми и длинными ресницами. Щеки его были смуглы и нежны. Паренек походил на индийского киноактера или на юного принца из персидских сказок,

— Здравствуйте, — робко и почтительно сказал «персидский принц». — Вы Саша, да? Можно мне с вами поговорить?

— Проходите, — заинтересованно сказал Кротов.

«Принц» сделал деликатные полшага и задержался, выражая всем своим существом готовность немедленно снять обувь — красивые и, вероятно, дорогие полуботинки из тонкой кожи.

— Ничего, ничего, — махнул рукой Кротов. — Проходите,

Паренек присел на краешек стула.

— Я родственник Гамлета Григорьевича, грустно сообщил он. — Очень близкий.

Его мягкий, слегка гортанный выговор придавал каждому слову особо проникновенное звучание.

— Очень рад, — сказал Кротов. — А кто это?

— Это очень хороший, достойный человек, — объяснил «принц». — Вы его знаете.

— Да? — удивился Кротов.

— С ним случилось несчастье. С каждым может когда-то случиться несчастье. Со мной, с вами, — паренек обвел рукой комнату, закрыл глаза ресницами и убежденно повторил: — С каждым!

Кротов наконец сообразил.

— Ты, значит, от Новасардова, насколько я понимаю?

«Персидский принц» взмахнул ресницы и вновь утвердительно опустил.

— Гамлет Григорьевич очень хороший человек. Он редкий человек. Его уважают все достойные люди.

— Зачем же он, хороший человек, ножом-то? Так разве хорошие люди поступают? — холодно поинтересовался Кротов.

— Это ошибка, клянусь, вы поймите, да! — горячо запротестовал «принц». — Он никогда не мог так сделать,

— Слушай-ка, как тебя зовут? — спросил Кротов.

— Володя, — представился «персидский принц» сидячим полупоклоном.

— Слушай, Володя, я же не слепой. Он же в нескольких метрах от меня стоял. Вот как ты сейчас.

— Я только одно прошу, вы поймите, — сказал «принц» Володя. — Живет человек, всем делает добро. И вдруг машина проезжает и сбивает человека. Это разве правильно?

— При чем тут машина? — изумился Кротов.

— Или камень падает на голову — разве это правильно? Или болезнь — сердце, — Володя прижал руку к груди и поднял тонкие красивые брови. — Ведь человек ни в чем не виноват. Просто случайность!

— На кого камень падает? — спросил Кротов.

— Это я для примера, просто так. Это было, как будто камень упал. Но я еще скажу. Пусть даже так было, как вы говорите. Но если очень плохой, грязный человек, последними словами оскорбляет — даже не вас — маму вашу. Как должен поступить мужчина?

— Ну не ножом же, — сказал Кротов.

— Тот человек очень дрянной, — лицо Володи выразило крайнюю степень отвращения. — Из-за дрянного человека может пострадать очень хороший. Этого нельзя допускать. Слушайте, я вас очень прошу. Как брата прошу: помогите. Нужно всегда помогать хорошим людям.

— Чем же я могу помочь?

— Скажите только, что не видели ничего. Что в другую сторону смотрели. Надо спасти Гамлета Григорьевича.

— Да как же так? Все будут говорить одно, а я врать стану?

— Зачем врать? — удивился «персидский принц» Володя. — Не надо врать. Просто не видел, и все. Разве не могло так быть?

— Это другой вопрос.

— Почему другой? — еще больше удивился Володя. — Такой же вопрос. Вы сделаете доброе дело, и вам сделают доброе дело. Вся семья благодарна будет. Вот я знаю, вы инженером работаете. Мы вам поможем.

— Даже так? — усмехнулся Кротов,

— Конечно! — жарко сказал Володя. Он полез во внутренний карман курточки и совершенно неожиданно для Кротова вытащил пачку новехоньких десяток в банковской упаковке. — Это скромный подарок.

Кротову внезапно сделалось неприятно.

— Ни фига себе, скромный! Это еще зачем? — напряженно сказал он. — Уберите. Уберите немедленно!

Но Володя с мягкой настойчивостью тянул к нему руку.

— Возьмите, я прошу. Это просто как уважение. Как от брата. От чистого сердца.

— Уберите! Уберите же! — почти выкрикнул Кротов, и Володя, вслушавшись в интонации его голоса, спрятал деньги.

— Я вообще не понимаю, — возбужденно заговорил Кротов. — Допустим, я меняю показания. Толку-то что? Там же десяток свидетелей! Если не больше. Я уж не говорю об оркестре, елки-палки, все ж у всех на глазах! А сам этот, которого ножом пырнули, он что, помер уже, что ли?

— Нет! — протестующе воскликнул Володя. — Он живой, ничего плохого с ним не случилось.

— Ну вот! Неужели он тоже скажет, что ничего не знает?

— Конечно! — убежденно подтвердил Володя. — Он нехороший человек, но у него тоже есть совесть. Ему самому давно уже стало стыдно. Конечно! У него лучшие врачи. Все лекарства — самые лучшие, заграничные! Что только захочет — все есть. И ему стало стыдно за свой поступок. Он уже сказал, что ничего не знает, что это другой человек сделал.

— Ну а свидетели?

— Они все хорошие, достойные люди, они — понимают. Мы все ходим, говорим, объясняем — вся семья. Мать — старая женщина, жена, дета… Мы объясняем, и все сразу понимают: нельзя допустить большую несправедливость. И вот сейчас я прошу вас самым святым именем: помогите!

Кротов растерялся.

— Ну, вы даете, — сказал он. — А как ты мой адрес узнал?

— Я же говорю: хороших людей вокруг очень много. Все понимают, что друг другу надо помогать. Если по-другому — просто жить не стоит.

— Эта верно, — сказал Кротов.

— Саша, — проникновенно произнес, почти пропел «персидский принц». Или индийский киноактер. — От имени матери прошу. От имени жены. Детьми прошу.

«Что мне, больше всех надо? — резонно подумал Кротов. — Если даже потерпевший отказался… Черт с ними, пусть сами разбираются!»

— Ладно, — махнул он рукой, — скажу, что ничего не видел. Что мне, больше всех надо?

— Спасибо, — миндалевые глаза Володи подернулись благодарной влагой. — Я сразу понял, что вы честный, достойный человек. От всей семьи спасибо!