Дань смельчаку (Погребальный звон по храбрым)

Отвернулась удача, уплыла, звеня,

Крысу в шляпе моей позабыла.

Дверь из массивного дуба охранялась двумя охранниками. Офицер вытащил ключик дюймов двенадцати и принялся обеими руками поворачивать его в замке.

Камера оказалась удивительно большой, освещенной единственной электрической лампочкой. На полу лежал рисовый мат, и рядом стояли две деревянные койки.

На одной из них сидел Сен-Клер, держа на коленях гитару.

Прекратив наигрывать, он сказал:

- Добро пожаловать в Итон, в Зал Свободы. Не слишком шикарно", но по сравнению со всеми остальными камерами здесь настоящий лондонский "Хилтон".

Думаю, что счастливее меня в тот момент никого не было.

* * *

Он вытащил пачку американских сигарет:

- Такие курите?

- Офицерский паек? - спросил я.

Он покачал головой:

- Как-то мои стражи расщедрились. Вообще они могут выдавать по пачке в день целый месяц, а затем вообще перестать, не объясняя причины.

- Обработка по Павлову?

- Именно, Идея совершенно проста, и вам следует к ней привыкнуть: они хотят подволочь вас на грань безумия, разорвать на части, а затем сложить так, как нужно им, У них даже психология и та марксистская. Считают, что у каждого из нас есть тезис - положительная сторона - и антитезис - сторона отрицательная. Если им удастся разобраться, где, как и что, считается, что можно будет растить любую из этих сторон, пока одна не станет главенствовать над организмом и психикой. Скажем, возобладала темная сторона, и вы начинаете сомневаться в том, чему вас учили, в правильности моральных устоев.

- Похоже, что с вами им не слишком повезло в этих экспериментах.

- Думаю, тут лучше сказать, что я стараюсь идти в другую от них сторону. - Он ухмыльнулся. - Но все-таки попыток они не оставляют, и наставник у меня самый лучший. Чен-Куен собственной персоной. Кстати, так они называют человека, допрашивающего вас, - наставник.

- Я со своим недавно встретился. - Я рассказал ему о Мадам Ню и о том, что произошло в медицинском центре.

Генерал внимательно выслушал, а когда я закончил, покачал головой:

- Я с ней лично никогда не встречался. Правда, здесь не очень-то погуляешь и познакомишься, и за все время своего пребывания в этом лагере я ни разу не видел ни одного заключенного. Даже занятия в Идеологическом центре, где тебя накачивают в течение часа маоизмом и марксизмом, проводятся с глазу на глаз с инструктором - так я называю магнитофон. Сидишь себе в закрытой кабинке, с наушничками...

Я удивился:

- Если так, тогда почему же они поместили меня к вам?

- Может, проверяют. - Он пожал плечами. - Чен-Куен вызвал меня, рассказал все, что можно, о вас и добавил, что с сегодняшнего дня вы будете моим сокамерником.

- Должна быть какая-то цель во всем этом...

- А то как же! Может быть, они хотят понаблюдать за нашими реакциями друг на друга. Две крысы в одной клетке. Мы для них животные.

Я пнул ногой стул, подошел к одному из двух маленьких окон и уставился в дождь.

Сен-Клер мягко произнес:

- Ты, сынок, слишком напряжен. Чтобы выжить здесь, следует хранить железное спокойствие. А в твоем состоянии сломаешься при первом же повороте отвертки.

- Но ты же не сломаешься, - огрызнулся я, - Черный Макс.

Он вскочил с постели и пригвоздил меня к стене с такой скоростью, что я и не заметил, как он это сделал. Лицо его было совершенно бесстрастно, вырезано из скалы, лицо человека, могущего убить не моргнув глазом, лицо человека, делавшего это столько раз в своей жизни, что и припомнить трудно.

Он очень медленно, голосом, похожим на остро отточенную бритву, приставленную к горлу, сказал:

- Там, внизу, у них есть комнатушка, которую они называют Клеткой. Я бы описал тебе ее, но, боюсь, ты просто не поймешь, что к чему. Так вот, меня там держали в течение трех недель, а я, как видишь, вышел. Три недели в могиле, а я вышел даже из-под земли.

Он отпустил меня и, развернувшись, с вытянутыми руками, как ребенок, улыбнулся - и словно солнце пробилось через бесконечный дождь.

- Да, парень, ты бы видел их рожи в тот момент!

- Но как? - поразился я. - Как это вам удалось?!

Он предложил мне еще сигарету.

- Просто следует быть крепким, как Гибралтарская скала. Уверенным в себе настолько, чтобы тебя ничто не смогло взволновать.

- А как стать таким?

Он откинулся на спинку кровати, положив голову на согнутую в локте руку.

- Еще студентом в Гарварде я немного занимался дзюдо. После войны, в оккупационных войсках в Японии, продолжил занятия - только для того, чтобы провести время. После этого я узнал каратэ, а затем смертельное искусство айкидо. Теперь у меня черный пояс по обеим этим дисциплинам.

Сказано это было спокойно, в качестве констатации факта, без похвальбы или напускной гордости в голосе.

- А затем произошла забавная вещь, - продолжил генерал. - Меня отвели к дзенскому монаху восьмидесяти или девяноста лет. Человек, отведший меня к нему, имел черный пояс в дзюдо. В последовавшей демонстрации старик спокойно сидел скрестив ноги, а дзюдоист атаковал его со спины.

- И что случилось?

- Монах швырял нападавшего через себя снова и снова. Он затем сказал мне, что сила его исходит из основания рефлексоконтроля - что на Востоке называется вторым мозгом, - который развивается долгими медитациями и специальными дыхательными упражнениями. Все это является японским усовершенствованием древнего искусства борьбы китайского монастыря Шаолинь, в который оно было занесено буддистскими монахами из Индии.

Генерал явно забыл обо мне.

- И сколько же вы занимались этим? Что изучали?

- Дзен-буддизм, конфуцианизм, таоизм. Я вызубрил все. Изучал китайские боевые искусства каждую свободную минуту в дзенском монастыре, находящемся в сорока километрах от Токио, в горах. Четыре года. Думал, что изучил все, когда оказалось, что я не знаю ничего.

- К чему это привело?

- Доводилось когда-нибудь читать "Дао-де-цзы", написанную Лао Цзы, Старым Мастером? - Он пожал плечами. - Нет, думаю, что не доводилось. Так вот Лао Цзы говорит, что если кто-нибудь хочет развиться, то сначала он должен сократиться. Если кто-то хочет подняться, то сначала он должен упасть. Если кто-то хочет взять, то сначала он должен отдать. Слабость может превзойти силу, а робость - злобу.