Вы помните Пако?

В полицейском управлении дежурный предупредил инспектора Люхи, что комиссар Мартин немедленно хочет его видеть у себя в кабинете. Это нисколько не удивило Мигеля. Как он и предполагал, неприятности не заставили себя ждать.

Несмотря на старую дружбу, дон Альфонсо принял Люхи довольно прохладно.

— Инспектор, кто вам поручил допрашивать Игнасио Виллара?

— Никто.

— Тогда по какому праву…

— По праву любого честного человека сказать подонку все, что он о нем думает.

— Только не в том случае, когда этот честный человек состоит на государственной службе и обязан подчиняться начальству!

Мигель пребывал в таком нервном возбуждении, что, только вспомнив все, чем обязан Альфонсо Мартину, подавил искушение послать его ко всем чертям.

— Ладно, комиссар… Приношу вам свои извинения…

Дон Альфонсо встал и, обогнув стол, подошел к подчиненному.

— Прошу тебя, Мигель, не валяй дурака… Я знаю, с какой симпатией ты относишься к этому Пако, и понимаю твои терзания. Ты наверняка считаешь себя виновным в его исчезновении… То, что ты хочешь отыскать парня живым или мертвым, вполне естественно, но будь, черт возьми, осторожнее! Один раз мне уже удалось помешать Виллару добиться твоего увольнения, но это вовсе не значит, что я смогу защитить тебя в случае новых неприятностей. У этого типа огромная власть… Он звонил мне, как только ты ушел, и, похоже, вне себя от бешенства… Что между вами произошло?

Инспектор рассказал о столкновении с доном Игнасио и о негодовании, охватившем его, когда каид стал высмеивать его сыновние чувства. Комиссар перебил Люхи.

— Я хорошо знал твоего отца, Мигель. Энрике был славным малым и очень любил свою работу… Как и ты, я всегда подозревал, что Виллар замешан в его убийстве, но одних подозрений мало — нужны доказательства. И ты сам знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. А потому я вынужден с сожалением отметить, что ты вел себя, как новичок. Обещаю тебе, если когда-нибудь мы сумеем раздобыть доказательства против Виллара, его арестуешь именно ты, но пока я категорически запрещаю — слышишь, Мигель? — запрещаю тебе подходить к нему даже на пушечный выстрел! Впрочем, я немедленно передам расследование дела Пако Вольса инспекторам Паскуалю и Морильо — ты слишком взвинчен, чтобы справиться с этой задачей, если, конечно, она вообще разрешима… Клянусь Христом, это никуда не годится! Подумай, ведь если дон Игнасио записал ваш разговор на магнитофон, тебя уже ничто не спасет!

— И, меж тем, вы не все знаете, комиссар…

— А что еще ты натворил?

— Дал пощечину Игнасио Виллару.

Дон Альфонсо пошатнулся и почел за благо снова сесть в кресло.

— А ну-ка, повтори, что ты сказал!

— Я дал пощечину Игнасио Виллару.

Мигелю показалось, что его шеф слегка задыхается.

— Мигель Люхи, неужели меня не обманывает слух? Ты действительно признался, что ударил по лицу Игнасио Виллара?

— Да.

— Отлично… А у тебя, случаем, нет желания заодно съездить по физиономии губернатору или министру внутренних дел?

— Ничуть. Эти господа не сделали мне ничего дурного, в отличие от Виллара, который меня оскорбил!

— Честное слово, да он, кажется, еще и доволен собой! Ты что, рехнулся, Мигель? Нет, не отвечай, я не желаю становиться твоим сообщником!

— Но…

— Помолчи! Вот мой приказ, инспектор: завтра с утра вы явитесь сюда и наведете порядок в делах, а послезавтра утром вместе с женой сядете в первый же поезд на Сарагосу. Оттуда вы поедете к себе в Сопейру и будете там сидеть, пока я не позову обратно. Все ясно?

— Да, комиссар.

— Тогда возвращайтесь домой и сообщите донье Конче, что ей надо собирать чемоданы. Я вовсе не хочу, чтобы мне пришлось арестовывать вас по обвинению в убийстве или увидеть в морге. Надо думать, теперь Виллар наверняка спустит с ошейника своих убийц!

— Я выполню ваш приказ, сеньор комиссар.

— И отлично сделаете, инспектор!

Мигель уже взялся за ручку двери, но Мартин снова его позвал:

— Мигель…

— Да, дон Альфонсо?

— Хотел бы я видеть физиономию дона Игнасио, когда ты его стукнул… И, раз уж ты принялся за это дело, следовало влепить сразу две пощечины: одну — от себя, другую — от меня.

Глава III

Мигелю пришлось изобретать всякие вымышленные предлоги — Конча никак не могла взять в толк, с чего вдруг им дали отпуск в столь неурочное время. Когда прошло первое изумление, сеньора Люхи воздала должное проницательности комиссара Мартина, почувствовавшего, как устал ее муж. Пристыженный инспектор нехотя выложил истинные причины их немедленного отъезда. Но Конча снова одобрила решение комиссара.

— Я с удовольствием снова побываю в Сопейре… Вся дорога в О, наверное, уже усыпана цветами…

У Мигеля отлегло от сердца, и он с нежностью посмотрел на жену. За десять лет невозмутимое хладнокровие подруги нисколько не утратило власти над ним и по-прежнему чудесно успокаивало нервы. От Кончиты исходила тихая уверенность, более склонявшая к покою, нежели к оптимизму. От суровой юности сеньора Люхи унаследовала серьезную сосредоточенность, свойственную тем, кто успел познать тяготы жизни. Все ненужное, излишнее было ей чуждо. Кто-кто, а Конча ничуть не походила на кумушек, стрекочущих за чашкой шоколада. Не отличаясь блестящим умом, она компенсировала это последовательностью, думала медленно, неторопливо переходя от одной мысли к другой, но если уж делала определенный вывод и ставила перед собой цель, ничто не могло заставить ее отступиться. Мигель в шутку утверждал, что его супруга унаследовала свое упрямство от арагонских мулов.

Готовя кофе, Конча чувствовала, что веселость Мигеля — напускная и на самом деле ее муж глубоко страдает из-за вынужденного отъезда в тот самый момент, когда дон Альфонсо снова затеял поход против Игнасио Виллара. Сеньора Люхи и без объяснений понимала, что за нежной заботой и предусмотрительностью комиссара кроется своего рода наказание, и угадывала, как уязвлен ее супруг. Пытаясь развеять его плохо скрываемую горечь, Конча сделала вид, будто ее несказанно радует этот неожиданный отпуск. Наконец они снова увидят горы и старую добрую хижину, из которой ее увез Мигель! Жена нашла очень удачный тон, ибо воспоминания о прошлом лучше, чем что бы то ни было, помогают изгнать заботы настоящего, и скоро, забыв о дурном настроении, инспектор вместе с Кончей погрузился в минувшее. Сеньора Люхи напомнила, что Мигель так и не поставил в монастыре О обещанную свечу за дело танжерских контрабандистов — он тогда разрешил его в одиночку и благодаря этому подвигу окончательно остался в отделе уголовных расследований. Потом Конча пообещала каждый день готовить знаменитый омлет с креветками, секрет которого знают только в Арагоне. И вот, вспоминая о не столь уж далеком прошлом, оба развеселились — время окрасило минувшее в обманчиво привлекательные тона. Попив кофе, Конча принялась мыть посуду, а Мигель все еще наслаждался второй чашкой, покуривая сигару. В разговоре наступила небольшая пауза — оба уже успели исчерпать список воспоминаний. Часы пробили полночь, и на инспектора вдруг снова нахлынуло все, о чем он на какой-то миг забыл.

— И все-таки, Конча, уехать — значит бросить Пако, — с грустью вырвалось у него.

Сеньора Люхи уже вытирала руки. Она вовсе не желала, чтобы ее мужем снова овладел мрачный настрой.

— Но мы его вовсе не покидаем! Ведь дон Альфонсо обещал поручить розыски двум твоим коллегам!

Он вздохнул.

— Знаю, но это не то же самое… И потом, кому, как не мне, искать парня? Ведь это мне он доверился… Ох, если его вообще удастся разыскать…

— Что?

— Это правда, Конча… Я уверен, они убили Пако и хорошенько спрятали тело…

— Почему ты всегда видишь все в черных тонах?

— Будь Пако еще жив, он бы непременно дал о себе знать!

— А вдруг он вышел на какой-нибудь след?

Мигель хмыкнул.