Корпорации «Винтерленд»

— Разумеется, нет. Мы же договаривались.

— Это хорошо.

— Ну, тогда достань ее из машины.

Нортон качает головой:

— Прости, Ноэль, нет.

— Почему нет?

Неожиданно на Ноэля наваливается усталость. Он так и не разобрался, что не так, но подозрение усиливается, тянет из него все жилы, всю решимость.

— Знаешь, дорогой, — произносит Нортон, удивленно поднимая брови, — если ты даже этого не можешь понять, значит, я сильно преувеличивал твои умственные способности.

Его саркастичный, бесстрастный тон вместе с остекленевшим взглядом и вялыми движениями — звенья одной цепи. Ноэль спрашивает себя: не принял ли Нортон какое-нибудь лекарство и не оно ли повинно в резкой смене настроения? По опыту он знает: когда Нортон в таком состоянии, урезонивать его бессмысленно.

— Видишь ли… — произносит Ноэль и моментально начинает урезонивать Нортона; а что еще ему остается? — Если ты не отдашь мне папку, ничего не изменится. Я просто позвоню Дермоту.

— Вот оно что, — произносит Нортон, — Дермоту. — Он разглядывает землю, свои туфли, туфли Ноэля, только не самого Ноэля. — Дермоту Флинну.Самому, сука, старательному навозному жучишке в истории человечества.

— Он всего лишь выполнял свою работу, Пэдди.

— Не-е. — Нортон снова смотрит прямо. — Никто не просил его совать свой нос куда не нужно. Уж точно не я. Может, ты?

— Какая, — продолжает Ноэль, — теперь разница? — Он качает головой. — Поздно, проехали. У нас не осталось выбора.

— Вот тут, Ноэль, ты не прав. Выбор остался. — Нортон задумывается и затем добавляет: — Во всяком случае, у меня.

Ноэль смотрит на Нортона, и тут его осеняет. Теперь он знает, что именно не так; он поворачивает голову вправо и убеждается в своей догадке: с другой стороны парковки к ним направляется фигура.

Вроде бы не очень темно — горят фонари, светятся задние окна паба, — но Ноэль узнает его лишь через несколько секунд.

— Фитц?

— Как жизнь, Ноэль?

Фитц — невысокий коренастый мужик лет пятидесяти. Одет он в джинсы и кожаную куртку. Волос почти не осталось, а лицо по-прежнему припухлое и красноватое, как у младенца. Он руководит компанией «Хай киш», обеспечивающей безопасность на всех строительных объектах Пэдди Нортона.

— Хорошо, — отвечает Ноэль.

Внешне он старается сохранять спокойствие, хотя мысли уже несутся и наскакивают друг на друга. «Кому еще об этом известно? Никому. Кроме Дермота Флинна, разумеется». Ноэль получил отчет от Флинна в начале прошлой недели, просмотрел его и моментально дал себе слово хранить конфиденциальность. Потом сделал одну-единственную копию, принес ее Пэдди Нортону. Теперь, оглядываясь назад, он понимает — самый неудачный выбор. Вы спросите: зачем он отнес ее Нортону? Почему не кому-нибудь другому? Ответ простой: хотел произвести на него впечатление, только и всего. Вот так вот незатейливо, самовлюбленно и тупо. И главное: что ему достается вместо ожидаемого похлопывания по спине? Шквал оскорблений, а за ним лавина доводов в пользу того, что результаты отчета нужно утаить.

А в промежутках между доводами — теперь он смотрит на прошлые беседы свежим взглядом — нет-нет да и проскакивали угрозы физической расправы.

Надо же! Ни одну из которых — ни на секунду — он не воспринял буквально.

Теперь он выпаливает:

— Пэдди, ты же не серьезно!

— Куда там! Я серьезен как никогда, — отвечает Нортон, собирая в кучку разметавшиеся на ветру остатки волос. — Ну… было дело еще разок.

Ноэль переваривает услышанное. Таращится на Нортона:

— Значит… неужели…

— Что «неужели»? Ты про племянничка?

— Да.

Нортон закатывает глаза, кивком указывает на Фитца:

— Ошибочка вышла, да не та, что надо. А вот и кретин, ее совершивший. Уж не знаю, кого он там нанял. План был — как бы по ошибкезавалить тебя, типа спутав тебя с твоим ублюдочным распиаренным племянничком. Имя-фамилия-то у вас одинаковые, догоняешь? Такая вот вроде как комедия ошибок.

Всем торсом Нортон поворачивается к Фитцу и качает головой:

— Только комедия вышла хреновая, не находишь?

Фитц пожимает плечами, молчит.

— А могло все выйти чин по чину, — продолжает Нортон. — Бандитская разборка, и все — взятки гладки. Но видимо, кому-то этот план показался чересчур изысканным. — Он опять качает головой. — Правду говорят: хочешь результата — сделай…

Ноэля словно парализовало, он не откликается. Мысль о том, что стоящий перед ним мужчина виновен в смерти племянника, кажется абсурдной и дикой; она просто не укладывается в голове. Пэдди Нортон… Ноэль вдруг понимает: он тщится отыскать хоть какое-то объяснение происходящему, — ведь он же символ благопристойности… у него скаковые лошади, он ездит в Аскот [12], жена у него по комитетам заседает…

— В общем, что говорить, — продолжает Нортон, — сейчас мы вошли в фазу ограничения потенциального ущерба.

Ноэль по-прежнему молчит, по-прежнему переваривает, по-прежнему не верит. Они с Нортоном познакомились по работе лет десять назад — через Ларри Болджера. К тому моменту Нортон был в отрасли уже легендой — он умудрился пережить восьмидесятые, как мнилось, без потерь: во всяком случае, во время следственной комиссии по делу о планировочных нарушениях его имя ни разу не всплыло в свидетельских показаниях.

— Ограничение потенциального ущерба? — неожиданно включается Ноэль. Слава тебе господи, хотя бы часть мозга еще работает. — Что это значит?

— Это значит, — отвечает Нортон, снова запрокидывая голову, — залезай в машину.

Ноэль тупо таращится. Понятно, что Нортон не хочет ставить под угрозу проект, но ведь…

Надо потянуть время.

Или ему ничего не понятно? Или, будучи инженером, он воспринимал все через призму нюансов и не видел главного? Зато теперь все встало на свои места. Он неожиданно прозрел. Все очень просто. Как ни крути, с начала шестидесятых в Ирландии не затевалось строительства, сравнимого по масштабу с Ричмонд-Плазой. В те годы страна переживала агонию запоздалой индустриальной революции, и какая-нибудь простецкая восемнадцатиэтажная стеклянная коробка типа Либерти-Холла [13]казалась пределом мечтаний. Здесь же мы имеем дело с проектом необычным, авангардным. Ничего удивительного, что у всей страны на него так твердокаменно стоит.

Ноэль оглядывается.

…А для Пэдди Нортона Ричмонд-Плаза со всеми ее сорока восьмью этажами — не просто замах на самое высокое здание во всей гребаной Европе, не просто проект века, это… это…

Его обложили. Слева стена, сзади — его автомобиль, перед ним — автомобиль Нортона с хозяином, а Фитц по правому флангу.

— Слушай, Пэдди… — произносит Ноэль. В его голосе появляется нервная трусливая дрожь, он ее презирает. — А тебе не приходило в голову предложить мне, к примеру, взятку?

— Надо же, какая отличная идея! — восклицает Нортон и смеется. — Ты знаешь, не приходило. И скажу почему. Да потому, что упертое мудачье типа тебя не берет взяток.

Ноэля начинает мутить.

— Потом, заплати я тебе даже миллионы, проблема бы осталась. Где гарантии, что ты вышел бы из игры? — Он стучит пальцем чуть правее виска. — А я ищу душевного покоя.

Вдруг Ноэля осеняет.

— А как же быть с Флинном?

И сразу жалеет о сказанном: вероятность того, что Нортон не учел это обстоятельство, близка к нулю.

В любом случае в этот момент на сцену выходит Фитц:

— Мы уже с ним сегодня перекинулись словечком.

Ноэль озирается. Перекинулись словечком? Теперь это так называется?

— Что это значит — «перекинулись словечком»?

— Мы с ним поговорили: немного бабосов и несколько поляроидов. И все, вопрос снят.

Ноэль по-прежнему не догоняет; он запутался. Он снова поворачивается к Нортону:

— Бога ради, Пэдди, я же не…

— Ноэль, послушай, — произносит Нортон, задумывается, снова переводит взгляд себе под ноги.