Выбери меня

— Твои музыканты не стесняются продаваться, — усмехнулся Калязин. — И ничего, никто их гнилыми помидорами не забрасывает.

— Это как сказать… — еще больше нахмурился ведущий «Музыкального кавардака». — Новое поколение пиплов не такое безголовое, как кажется.

— Если вы откажетесь, — сказал Калязин, — придется за это дело взяться мне. Больше вариантов нет. И это будет началом нашего бесславного конца.

Саши переглянулись в третий раз. Редко от руководителя канала можно было услышать самокритику, тем более такую.

— Я вообще-то в Германию собиралась… — тихо проговорила Саша. — К жениху.

— А у меня жена на днях третьего рожает, — подхватил безнадежным тоном Лапшин, понимая уже, что от просьбы-приказа не отвертеться. Все они понимали, молодые телевизионные звезды. Понимали, что если кто на канале и справится с «собачьими бегами», так это только они.

— Хорошо раньше было, — вздохнул Калязин. — Партия сказала, комсомол ответил «есть».

— Угу… — пробормотал Лапшин. — Первым делом самолеты… Ничего не меняется, оказывается, в этой жизни, а, Феликс? Зачем нам это надо? Когда мы начинали, я полагал, что нас не коснется это дерьмо. За это зритель нас и любил. За то, что мы не марались. А теперь что получается?

— Детские иллюзии! — усмехнулся Калязин. — Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Кто сказал?

Саши недоуменно пожали плечами. Знаменитая фраза не вызывала у них никаких ассоциаций по персоналиям.

6. Как на свете без любви прожить

Когда Бурковская вошла в огромный, похожий на конференц-зал кабинет, Полуянов, приветствуя ее, приподнялся из-за стола, чего обычно не делал.

«Неужели знает, что я его видела на лестнице? — ужаснулась она. Всей ее кофейной психотерапии как не бывало. — Вот позовет сейчас этого своего… как его? Батона…»

— Садитесь, Северина Анатольевна. Хотите кофе? — улыбнулся босс и взглянул на нее как-то по-новому… Изучающе.

«Знает!.. — охнула она про себя. — Или только подозревает? Надо все отрицать. Причем так, чтобы у него не осталось сомнений. Молчать, как белорусский партизан. Иначе мне живой отсюда не выйти…»

— Спасибо, Андрей Дмитриевич, — кивнула она, хотя кофе, конечно, не хотела. Да и не было у Полуянова ее любимого «Конкистадора»…

Словно в полусне Северина наблюдала, как вошла и вышла секретарша, как оказался на приставном столе для заседаний поднос с кофейником и чашками. «Какая безвкусица!» — привычно подумала она, глядя на фарфоровые чашки, расписанные розовыми розами с золотыми стеблями. Но тут же спохватилась, что думает совсем не о том. О спасении собственной жизни ей надо думать, вот о чем!

Полуянов поднялся из-за своего директорского стола, сел напротив нее и, задумчиво разглядывая содержимое подноса, разговор начать не спешил. Бурковскую от страха затошнило. «Может, сказать ему, что мне нужно на минутку выйти? И бежать, бежать со всех ног!.. Из этого здания, из этого города… Стоп! — строго сказала она себе. — Если он ничего не знает и я сбегу, он сразу догадается. Бежать нельзя. Но что же мне делать, Господи?!»

И тут Полуянов заговорил.

— Северина Анатольевна, — сказал он, посмотрев ей прямо в глаза, — сегодня я принял одно важное решение… Я еще никому не сообщил о нем. Хочу, чтобы вы узнали первая. Потому что рассчитываю на вашу помощь и поддержку. И на ваше понимание ситуации.

«Я отлично понимаю ситуацию! — чуть не закричала она вслух. — Клянусь, что буду молчать!»

Но тут он скучным голосом добавил:

— Я решил баллотироваться в Государственную думу. — И снова начал разглядывать чашки с розами.

«Что он сказал?! — не поверила своим ушам Северина. И тут же почувствовала невозможное, невероятное облегчение… — Так он только за этим меня и вызывал? Какое счастье! Куда он собирается баллотироваться? В Думу? Да хоть в президенты!»

Бурковская быстро плеснула себе в чашку кофе, залпом выпила и наконец смогла улыбнуться.

— Поздравляю вас с таким ответственным решением, Андрей Дмитриевич, — бодро проговорила она. И тут же мысли Северины Анатольевны заработали в новом направлении.

«Ничего себе задачка! — подумала она. — Он что, считает, это так легко? Конечно, у него есть деньги, к тому же он хозяин рекламного концерна, где полно профессиональных пиарщиков. Концерн будет работать на него, это ясно. Но ведь все-таки главное — сам кандидат. А Полуянов, с его отрицательным обаянием, скудным лексиконом… Неужели он не понимает, что у него нет никаких шансов? Он сказал, что рассчитывает на мою помощь. Конечно. Он же ничего не знает. Да и откуда ему знать?»

Полуянов снова посмотрел на нее и недовольным тоном сказал:

— Вижу, что я вас серьезно озадачил, Северина Анатольевна… Так да или нет?

Бурковская лихорадочно просчитывала варианты. Исходя из элементарных моральных принципов, ей никак нельзя было ответить «да»…

Дело в том, что месяц назад она поставила перед собой задачу, от успешного решения которой зависело многое, слишком многое… Она решила двигать в Думу своего любовника — Васю Чуткого. Собственно, он сам попросил ее об этом, а отказать Васе она не могла. Ответив Чуткому согласием, Бурковская позволила себе помечтать о том прекрасном будущем, когда Вася станет депутатом. Не повезет же он с собой в Москву свою жену, тупую деревенскую бабищу! А вот она, умная, светская и успешная Северина, могла бы ему там о-очень пригодиться. Вася не дурак и обязательно это поймет — особенно после того, как именно она протащит его в Думу.

Но была во всем этом одна загвоздка. Бурковская сразу поняла, что не сможет работать на Чуткого официально. Вася сам предупредил ее, что заказывать предвыборную кампанию концерну Полуянова не собирается — это слишком дорого. То, что Вася, человек отнюдь не бедный, очень прижимист, можно даже сказать — скуп, Северина знала всегда. Васины политические амбиции тоже давно не были для нее секретом. Она старалась убедить его, что на пиаре экономить нельзя, но Чуткий искренне считал, что позволить себе содержать пиар-структуру в собственной фирме он не может.

— Ты хочешь, чтобы я работала на тебя бесплатно? — удивилась она тогда.

— Ну что ты, дорогая! — с искренним возмущением воскликнул Чуткий. — Конечно, я буду тебе платить.

— Сколько? — прямо спросила Северина.

Чуткий надолго задумался, а потом назвал сумму, на которую не польстился бы даже вчерашний выпускник пиаровских курсов города Мухосранска, если бы такие курсы там существовали. Она уже была готова расхохотаться ему в лицо, но, быстро взглянув на нее, он добавил:

— Это ведь и в твоих интересах, правда?

Северина помолчала. Время от времени она пыталась заводить со своим любовником разговоры о его разводе, но обычно Вася предпочитал обращать их в шутку. А тут вдруг заговорил об этом сам — именно так она расценила его реплику…

— Умножаем названную тобой сумму на два, и я согласна, — сказала она.

— Я всегда знал, что могу на тебя рассчитывать! — воскликнул Чуткий. — Ты мой самый близкий друг! — И он с чувством поцеловал ее холеную руку.

Поразмыслив, Северина решила, что ей незачем покидать концерн Полуянова. «Вероятность того, что какой-нибудь другой кандидат по тому же избирательному округу, где будет баллотироваться Вася, закажет свою кампанию Полуянову и мне придется пиарить двух соперников одновременно, очень невелика, — рассудила Бурковская. — Пиаровских структур за последнее время в городе развелось великое множество, и такой дикой ситуации случиться не может».

Но «дикая ситуация» случилась. Причем соперником Чуткого по округу собирался стать не кто иной, как директор рекламно-информационного концерна «Гермес»…

Андрей Дмитриевич Полуянов ждал ее ответа и заметно нервничал.

«Да что же это за день сегодня за такой? — в сердцах подумала Северина. — Нужно отвечать! Как? Отказаться? Но под каким предлогом?»