...И двадцать четыре жемчужины

Однажды его вызвали на прииск к начальству. Он торопился, добирался верхом, знал — по пустякам отрывать не будут.

Секретарша направила в клуб: мол, директор там. Ясин застал его в обществе молодой незнакомой женщины. Директор пребывал в благодушном настроении:

— А, Ясин! Раз первым пришел, с тебя и начнем. Знакомься: Марта Сергеевна, художница.

Это была привлекательная женщина лет двадцати двух. Ясин привык видеть приисковых женщин, обычно скромно одетых, — время трудное, послевоенное. Эта в ярком синем комбинезоне, в блузе из дорогой белоснежной ткани. Чересчур эффектна, словно собралась демонстрировать образцы мод. Он подумал, что это вовсе неуместно здесь.

Ясин обратился к директору:

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Нашему прииску оказали честь — поручили Марте Сергеевне нарисовать портреты лучших людей. Она будет тебя рисовать.

— Сколько времени уйдет на это?

Директор посмотрел на художницу. Та ответила:

— Не меньше двух дней.

— Нет, Алексей Георгиевич, ничего не получится, не дело это. Извините, я не хочу обидеть Марту Сергеевну, но не могу оставить производство.

Директор поднялся и уже в дверях сказал:

— Надеюсь на вас, Марта Сергеевна, попробуйте его уговорить. Может быть, за день управитесь? — Он повернулся к Ясину: — Ну ты и одичал, совсем правила приличия позабыл.

Ясин подошел к художнице:

— Не сердитесь. В самом деле, не могу. Подыщут еще кого-нибудь.

— Я много слышала о вас, хотела познакомиться...

— Теперь уже не хотите? Вряд ли я, приисковый работяга, могу представить интерес.

— В управлении тоже много работают. — Она протянула руку, прощаясь. — Будете там, заходите ко мне в мастерскую. А может, еще и сюда выберетесь?

— Съезжу на участок, посмотрю, можно ли отлучиться... постараюсь... Думаю, что-нибудь получится... — пробормотал Ясин.

Когда шел обратно, подумал: «Милая женщина... И держится просто, приветливо...»

Часа через три Ясин освободился и, проходя мимо клуба, увидел, что к подъезду подъехала управленческая машина. За рулем сидел недавно назначенный главный инженер управления, интересный, щеголеватый мужчина. Из клуба вышла Марта Сергеевна, села рядом с ним, и машина укатила.

Ясин разозлился на себя: «Поддался ласковым словам, расчувствовался. А эта дамочка норовит к начальству под бок...»

Подошел знакомый геолог:

— Ничего пара, а? А муж-то какой заботливый.

Весь следующий день у Ясина не проходило раздражение на себя, что принял приглашение художницы всерьез, а она, наверно, давно забыла об этом, больше и не напоминала.

Позировать для портрета он не поехал.

У него было такое чувство, будто его, как невзрачного щенка, мимоходом приласкали хозяйской рукой.

Зимой, возвращаясь из поездки в Магадан, Ясин заехал в Сусуман к приятелю-геологу.

Стояли пятидесятиградусные морозы. Он промерз, устал, и домашнее тепло показалось ему раем. На кухне топилась печь. Ясин покуривал, греясь у огня в ожидании ужина.

— А у нас гостья, — сказала хозяйка, накрывая на стол.

Из комнаты вышла Марта Сергеевна. Она подошла к нему с такой открытой улыбкой, что он не мог не улыбнуться тоже.

— Рада видеть вас.

— Благодарю. Я никак не предполагал...

— Да вот, бросила все, решила навестить друзей.

Ясин провел рукой по небритым щекам:

— Извините, я в таком виде...

— Какая ерунда. Все нормально, вы же с дороги.

За столом Марта была весела, и остальным передалось ее настроение. Потом она читала стихи своего любимого Блока:

На другой день Марта и Ясин расстались. Часть пути ехали вместе, но молчали, разговор как-то не получался. И это было тягостно обоим. Еще вчера они вроде потянулись друг к другу, и вот...

Ясин представил неуютность своего жилья и опять подумал о том, что прошедший вечер лишь мгновение радости... Надо скорей отрешиться от этих мыслей, иначе потом будет совсем тяжко.

— Но вы все же заходите ко мне. Хоть посмотрите, чем живу... — прервала молчание Марта.

И в ее тоне ему послышались нотки грусти и сожаления.

Больше они не виделись: вскоре мужа Марты перевели в дальнее управление, и она уехала с ним.

А Ясин все вспоминал ее. У них было всего две встречи, но они всколыхнули в нем чувства, которые, думал он, никогда уже не доведется ему испытать.

И вот год назад Ясин снова встретился с Мартой Сергеевной. От знакомых он слышал, что она давно разошлась с мужем и живет в Москве одна.

Это известие взволновало его, он все чаще вспоминал Марту и их короткое знакомство. Наконец раздобыл адрес и написал письмо. Она отозвалась.

Теперь общение с Мартой стало для него потребностью, хотя отношения их не определились. Он часто виделся с ней, но страшился быть навязчивым, лишиться ее дружбы. Каждый раз при встрече собирался сказать ей о самом важном и все не решался. Ведь Марта считала, что художник не должен обременять себя семьей.

Сейчас, когда Марта далеко от него, Ясин утешает себя, вспоминая выражение ее глаз, слова, сказанные при прощании:

— Пусто без вас будет... вроде уж привыкла...

Он решился лишь на один вопрос:

— Вы не отвыкнете от меня?

Марта отрицательно покачала головой.

— И никаких изменений не произойдет в вашей жизни?

— Нет... этого со мной не случится...

Спустя два месяца после отъезда из Магадана Ясин и Анохин пришли в Ямск, в прошлом русский форпост на северо-востоке. Здесь искони жили эвенки и якуты.

Моросил мелкий дождь. Путники остановились в доме пастуха. Хозяин находился со стадом на побережье, дома были жена и малыши.

Гости сходили в баню, потом с аппетитом поели оленины и пирогов. После небольшого отдыха им нужно было переправиться через лиман к метеостанции, откуда их захватит катер в Магадан.

День, когда они вышли из Ямска, был солнечный. Лиман, шириной в девять километров, начинался вблизи поселка. Во время отлива вода уходила из него и можно было свободно переправляться пешком или на лошади.

Им дали низкорослую якутскую лошаденку, на которую навьючили ящики с геологическими материалами. Основная партия еще оставалась в тайге. Местные жители объяснили, что в пути надо держаться ближе к маленькому острову Буяну — там крепкое дно, нет ила.

Зеркальными осколками поблескивали остатки воды. Анохин негромко напевал. Потом замолк и шагал сосредоточенный. Он первым нарушил молчание:

— Мне кажется, Дмитрий Васильевич, что с вами рядом шагает новый человек. Многое вижу яснее, только вот жаль, что несколько лет впустую пролетели. Слишком много было во мне суетности. Все, буквально все в городе отвлекало меня от работы. А ведь так ничего не добьешься. Нельзя распыляться. Я теперь решил во что бы то ни стало жить иначе. Ради большой цели необходимо отметать с пути все незначительное. Вы очень мне помогли осознать все это, Дмитрий Васильевич...

Ясин отозвался не сразу:

— Плохо, что условия работы и жизни вашей останутся прежними. Боюсь — вернетесь и снова попадете в замкнутый круг.

— Вы не верите в мои силы?

— Трудно вам будет.

Понемногу дно становилось все илистее, идти стало тяжело, лошадь начинала вязнуть. Наконец они поняли, что сбились с пути, попали в беду. Окончательно завязнув, лошадь стала клониться на бок. А в ящиках были материалы, результаты работы партии. Подставив плечо, Анохин пытался удержать лошадь, но его ноги засосало, и он упал в ил.

Собрав все свои силы, Ясин помог лошади выбраться, отвел ее от опасного места и подошел к Анохину, который уже барахтался в жидком вязком иле — тянули вниз винчестер, дробовое ружье и полевая сумка. Ясин просунул руки ему под мышки и рывком выдернул из ила. Они еще долго выбирались из этого проклятого места. Держались ближе к острову, и Анохина, как и в бухте Гертнера, пугала линия временно отхлынувшего в отлив моря. Оно, казалось, было совсем близко. Ясин тоже время от времени посматривал в сторону моря.