Охота на флагманов

К другим печальным итогам боя относилось то, что запасы топлива оказались на исходе и без дозаправки о дальнем броске нечего было и думать; кроме того, за время боя было израсходовано 60% снарядов главного калибра. Эти запасы пополнить было просто негде, кроме как в Германии.

В десять утра Лансдорф собрал офицеров и объявил, что переход через зимнюю Северную Атлантику без дозаправки и ремонта корпуса невозможен, а посему "Шпее..." следует в нейтральный порт. В Монтевидео.

Примерно в то же самое время коммодор Хартвуд отправил приказ тяжелому крейсеру "Камберленд" следовать на соединение с эскадрой в район устья Ла-Платы. Мысли Лангсдорфа коммодор читать не умел, но логику поступков "морского волка" просчитал достаточно точно.

Погоня

"Шпее..." двинулся на запад; до Монтевидео оставалось 150 миль. Легкие крейсера ринулись за ним, да так бойко, что вскоре "Ахиллес" оказался в зоне досягаемости орудий "Шпее...". С "панценика" не преминули дать два залпа, и снаряды второго врезались в воду у самого борта австралийского крейсера. Каперанг У. Э. Парри, командир "Ахиллеса", резко отвернул и, поставив дымовую завесу, отошел на безопасное расстояние.

Через час навстречу "Шпее..." попался грузовой корабль; связываться с ним не было времени, но "притормозить" преследователей следовало попытаться. Лансдорф дал радиограмму на частоте британских кораблей:

"Аяксу" от "Графа Шпее". Пожалуйста, подберите шлюпки с британского парохода".

К тому времени Лансдорф уже точно знал, с кем имеет дело - переговоры британских крейсеров были расшифрованы. Возможно, он полагал, что коммодор Хартвуд действительно отвлечется от погони для выполнения первейшего моряцкого долга - помощи терпящим бедствия в море; но, не получив ответа, не стал тратить ни свое время, ни снаряды на сухогруз под названием "Уильям Шекспир", а прогрохотал мимо, на запад.

Через полчаса, завидев пароход под британским флагом, Хартвуд приказал запросить, требуется ли помощь. Помощи не требовалось; соединение прошло в паре миль от "Шекспира", не изменив курса и не снизив скорости.

К вечеру стали видны очертания гор; преследователи вновь не рассчитали скорость и приблизились, и "Шпее..." двумя залпами весьма убедительно напомнил "Аяксу" об осторожности.

Еще раз орудия "Шпее..." заговорили полтора часа спустя, когда корабли огибали обширную песчаную отмель Банко Инглез у северного берега широченного устья.

Британские крейсера разделились: "Ахиллес" шел за "Шпее...", а "Аякс" обходил отмель с юга - на тот случай, если бы "панцерник" захотел воспользоваться благоприятным рельефом и темнотой и ускользнуть от погони в открытое море. О том, какое положение у "Шпее..." с топливом и как влияет на скорость пробоина на носу, британцы, естественно, не знали.

"Ахиллес", опасаясь "потерять" преследуемого в быстро сгущающихся сумерках, приблизился - и орудия "панцерника" дали три залпа; с "Ахиллеса" ответили, но так же не точно. Единственным результатом было то, что гром тяжелых орудий переполошил жителей ближних рыбачьих поселков.

Чуть позже Лангсдорфу вновь пришлось отстреливаться, но крейсера вновь вышли из-под обстрела.

В 22 часа "Шпее..." повернул на фарватер Монтевидео. Крейсера остались - "сторожить" выход в море. Сразу после полуночи "Шпее..." получил разрешение уругвайских властей и бросил якорь на рейде Монтевидео.

Рыцарский долг

Здесь Ганс Лансдорф довел до конца все, что входило в кодекс поведения капитана. Все пленные англичане были переданы уругвайским властям, раненые, требующие медицинской помощи, попали в госпитали. Погибшим морякам было устроено отпевание в Северном соборе Монтевидео и строгие похороны. На погребальную церемонию пришло несколько десятков британских моряков, освобожденных накануне; на братскую могилу был возложен венок с надписью "Памяти отважных моряков от их товарищей из британского торгового флота".

Повреждения "Шпее..." требовали довольно долгого ремонта. По нормам международного права, время стоянки военных кораблей воюющих стран в нейтральных портах не должно было превышать 24 часов, за исключением случаев, когда они повреждены или ожидают улучшения плохой погоды. Но уругвайские власти, под сильным нажимом посольств Англии и Франции, направили комиссию, которой предписывалось проверить, в какой степени повреждения влияют на мореходность "Шпее...". Комиссия предложила Лансдорфу и экипажу устранить повреждения за три дня и покинуть порт. Все стороны знали, что это просто форма скрыть демонстративный отказ в предоставлении совершенно необходимого убежища...

Тем временем к легким крейсерам присоединился "Камберленд" и начала распускаться дезинформация о том, что к выходу из устья Ла-Платы уже прибыли авианосец "Арк Рояль" с 60 самолетами на борту и линейный крейсер "Риноун", гигант с примерно такой же, как у "Шпее..", броневой защитой, с предельной скоростью 30 узлов и шестью громадными орудиями калибра 381 мм. Шансы прорыва становились (или представлялись) нулевыми, тем более, что с пробоиной над форштевнем просто нельзя было преодолеть Атлантику в гипотетическом случае невероятной военной удачи, которая позволила бы прорваться.

Капитан Лансдорф отправил пространную радиограмму в командование военно-морским флотом.

Гросс-адмирал Редер обсудил ситуацию с Отто Шнеевиндтом, начальником штаба ВМФ и затем предложил Гитлеру три варианта: интернирование в Уругвае, уничтожение "панцерника" или попытка прорыва в Буэнос-Айрес (позиция Аргентины была заметно более прогерманской, чем Уругвая; речь о переходе через Атлантику вообще не шла).

Итогом совещания стал приказ Редера: затопить корабль - никак нельзя было исключить, что иначе "Шпее..." окажется в руках противника, уругвайские власти могли сделать и такой жест.

Капитан Лансдорф выполнил этот приказ.

Капитан Лансдорф выполнил бы любой приказ, - даже на попытку прорыва в Атлантику и похода на северо-восток на остатках горючего и с истощенным боекомплектом.

Вечером 17 декабря большая часть экипажа была пересажена на германский танкер "Такома", а остальные пока находились на "Шпее..." - затем они пересели на два больших буксира, арендованных германским посольством.

Непобежденный, но обреченный корабль отошел на несколько миль от Монтевидео, сошел с судоходного фарватера и стал на последнюю стоянку. Капитан Лансдорф лично проверил размещение подрывных зарядов, затем, по настоятельному требованию офицеров, оставил корабль и перебрался на буксир "Колоссо".

Заряды были взорваны в 20-44 по электрическому сигналу. Основные заряды (боеголовки торпед) разорвали днище. Затем сдетонировали остатки боезапаса. Пламя и дым вырвались сквозь разорванную броню. Под шипение пара (вода лилась на раскаленный металл) "Адмирал Граф фон Шпее" осел на девятиметровую глубину и замер; закопченные надстройки остались над спокойной поверхностью Ла-Платы. Капитан Лансдорф стоял, взяв под козырек, на мостике "Колоссо", и слезы текли по его щекам.

Танкер и буксиры наутро прибыли в Буэнос-Айрес, где весь экипаж "Графа Шпее" был интернирован. Офицерам отвели место в помещениях пустого арсенала. Там капитан Лансдорф написал последнее письмо фон Терманну, послу Германии в Аргентине, в котором, в частности, сказал: "...для капитана, знакомого с понятиями чести, вне всякого сомнения совершенно очевидно, что его личная судьба не может быть отделена от судьбы корабля.

...Я могу только доказать своей собственной смертью, что солдаты Третьего Рейха готовы умереть во имя чести своего флага..."

Затем капитан Ганс Лансдорф попрощался с каждым офицером лично, пожал им руки и прошел в свою комнату. Сел, достал табельный пистолет - и горячая, твердая, тяжелая пуля из офицерского "Вальтера" проломила лобную кость, разорвала вместилище того, что только что было капитаном первого ранга, ещё раз пробила череп и, дважды срикошетировав, утихла в мякоти кресла.

Вестовой нашел тело капитана только наутро.