Одержимость кровью

- Чего ты наглотался?

Молчание. Только складка появилась меж бровей, словно он давал понять, что ему надоедают понапрасну.

- Я нашла тебя лежащим на полу.

Складка стала глубже. Джоэл чуть нагнулся вперед, внимательно изучая собственные шлепанцы. Они были сшиты из светлого материала в мелкую крапинку, похожую на перфорацию.

- Ты спросил меня, кто я, а потом стал отбиваться от санитаров "скорой помощи".

Он резко выпрямился. Я сразу же догадалась, что после смирительной рубашки у него все тело ломит. Наверно, ему в голову пришла та же мысль.

- Ты все это помнишь, верно? Как я нашла тебя? Полицию, "скорую помощь", хотя бы Тэда в приемном отделении?

Изможденное лицо напряглось. Он наконец заставил себя посмотреть на меня.

- Видишь ли, Нора, я ничего не принимал.

Я смотрела на свою давнюю и самую большую любовь, запутанную и замешанную на чувстве вины, любовь, которую я покинула, и мне казалось, что вижу его сквозь увеличительное стекло детства, когда ложь, хитрости увертки так несложны и понятны. Он разбил аквариум и пошел спать, хотя день был в самом разгаре. Он стащил у меня мелочь, чтобы купить черепашку у парня из соседнего дома, и пропал, а полиция нашла его в кустах у библиотеки. Джоэл никогда не рассказывал небылицы, как другие дети, это не доставляло ему удовольствия. Насколько возможно, он старался уклоняться от объяснений, и только пойманный за руку врал, но так неумно и неуклюже, так откровенно невпопад, что это просто сводило меня с ума.

Я хотела добиться от него правды, но вместо этого сорвалась на крик:

- Почему ты всегда отрицаешь очевидное?

Джоэл пожал плечами. Это был его старый трюк, от которого кровь стучала у меня в висках и хотелось его ударить. Хотя подобное в нашей семье не было принято, мы предпочитали слово.

- Но раз ты ничего не принимал, то почему же оказался здесь? - я махнула рукой в сторону зарешеченного окна, изможденных пьяниц, токсикоманов и прочих полусумасшедших субъектов. - Тэд вызвал скорую. Ты не узнавал меня. Там были полиция, санитары, врачи. Они составили протокол, и если отрицать столь очевидные вещи, здесь можно застрять надолго.

У него перехватило дыхание не то от страха, не то от злости, но раньше, чем он смог ответить вдруг появилась Шерри Тэлбот с огромной корзинкой в руках, словно собралась на пикник. Скорее всего её пропустили, когда мы так увлеклись препирательствами, что не замечали ничего вокруг, потому казалось, что она просто возникла из ничего рядом с нами.

Годы, проведенные на трибунах избирательных компаний отца, приучили её не замечать таких пустяков, как семейная ссора в психиатрической больнице, поэтому она сразу же одарила нас лучезарной улыбкой.

- Привет, Джоэл. - Сверкая глазами из-под водопада русых волос, она протянула корзинку и Джоэл смущенно уставился на румяные яблоки, виноград и сочные груши, переложенные зеленым целлофаном.

- Как ты попала сюда? - выдавил он наконец.

- Я вспомнила парня, с которым познакомилась прошлым летом в Хэмптоне. Он здесь в администрации.

- Но как ты узнала, что я здесь?

- Нора сказала...

Брат буквально испепелил меня взглядом за это предательство, можно было понять, как ему неудобно предстать перед ней в потрепанном казенном халате, небритым, в матерчатых шлепанцах. Но оправдаться мне было нечем. Пока мы с ним молчаливо и угрюмо оценивали ситуацию, Шерри примостилась на скамейке рядом с нами и, не замечая ни решеток на окнах, ни полоумных пациентов, начала рассказывать о колонке, которую ей поручили вести в газете.

Под звуки её беззаботной болтовни Джоэл тяжело и как-то судорожно вздохнул, потом еще. Все это показалось мне до боли знакомым. И вдруг я вспомнила, что именно так вздыхала наша мать, когда последний раз была дома. Стоял необычно теплый май, она распахнула окно и комната наполнилась запахом сирени. Мама провела весь день в постели, смотрела телевизор и часто вздыхала. Отец вечером отвез её в санаторий, а наутро её уже не стало.

Я украдкой взглянула на Джоэла, пока Шерри продолжала щебетать. В глазах его застыл испуг, лицо стало мертвенно-бледным. Как бы то ни было, но оставить его здесь я не могла.

Когда вернулся санитар и дал понять, что время свидания истекает, я вдруг выпалила:

- Мы найдем тебе частного психиатра.

- Это ещё зачем? - он отшатнулся, как будто я ему угрожала. Но тут же сменил тон:

- Пожалуй, ты права. Мне надо им сказать, что я в тот вечер принял ЛСД.

- Вот и хорошо, - мне были знакомы его детские уловки. Он как бы говорил им это под моим нажимом, но не сознавался передо мной.

- Так что психиатр мне не требуется, - довольно закончил брат.

- Но, дорогой, хотя бы для подстраховки, - настаивала я и, предупреждая возможные возражения, быстро добавила. - Ты её знаешь. Это Эрика Лоренц.

Он успокоился, так как встречал её у нас во время каникул на побережье и она ему нравилась. Даже не видя её годами, он иногда вспоминал и распрашивал о ней.

- Ну, если только Эрика, - согласился Джоэл.

Миссия моя неожиданно успешно завершилась и пора было уходить, пока он не передумал и не возникли новые осложнения. Когда я целовала подставленную щеку, брат похлопал меня по плечу и стало ясно, что меня простили. Семейная солидарность перевесила все мои просчеты.

Но когда мы с Шерри шли по мрачному коридору, на душе у меня было неспокойно. И солидарность имеет свои пределы, а мы заключили негласный союз с целью обмануть госпитальных врачей.

С помощью Эрики все прошло довольно гладко и через десять дней Джоэла официально выписали. Я забрала его в среду после обеда. В свежей сорочке, чисто выбритый, он излучал какую-то юношескую уверенность в своих силах. Как это иногда бывает, моя память навсегда сохранила просветленное выражение его лица.

Но по дороге к выходу на улицу вдруг словно тень промелькнула над ним. А когда мы миновали приемный покой и вышли на свежий, холодный воздух, в нем что-то изменилось. Поведение стало натянутым, внутренне он напрягся. В тот момент мне это казалось понятным: после двенадцатидневного заключения, если можно так выразиться, внешний мир подавил его. Мы прошлись по Первой авеню и остановили такси, тут у него возникли трудности с адресом, он колебался.

- Ты не хочешь к себе домой? - спросила я.

Маленькая жилка у рта предательски задрожала. Джоэл попытался скрыть это за кривой, фальшивой ухмылкой, но мне бросилась в глаза мертвенная бледность, залившая его лицо, и стало ясно, что брат смертельно испуган.

- А ты не хотел бы первое время пожить у меня?

- У тебя найдется свободная комната? На несколько дней? - видно было, что у него отлегло от сердца.

Я дала водителю адрес на Восточной шестидесятой. Краем глаза я наблюдала за улицей, по которой мы ехали, но главным образом была занята тем, что мысленно передвигала мебель в своем кабинете, чтобы Джоэлу там было по домашнему уютно. Когда мы свернули с Первой Авеню, я украдкой бросила взгляд на брата и рада была заметить, что лицо его стало спокойным, почти безмятежным.

Дети ещё не вернулись из школы и наш приезд прошел незамеченным. Только Вероника выключила пылесос, чтобы отворить нам дверь. С её пуэрториканской любовью к семье, она восприняла неожиданный приезд брата как событие само собой разумеющееся, робко приветствовав его, тут же засуетилась, доставая чистые простыни и одеяло, не забыв тем временем приготовить нам кофе. Когда мы расположились в креслах в гостиной, появился Барон, обнюхал нас и гордо удалился.

- Уолтер тоже должен быть где-то поблизости. Спит наверное, - сказала я, надеясь, что брат не рассчитывает на воссоединение семьи и понимает, что все это ненадолго.

Но он совсем не выглядел обескураженным, напротив, удобно устроился в кресле и с томным видом созерцал дрова, сложенные горкой у камина.

- Развести огонь? Пока мы будем пить кофе?

- Прекрасно, - задумчиво согласился он.