Голос скрипки

За ужином (свежая мерлуза, отваренная с двумя листочками лаврового листа и заправленная перед подачей на стол солью, перцем, превосходным оливковым маслом, да еще тарелочка свежей зелени, такой полезной для желудка и кишечника) комиссар рассказал синьоре все, что случилось за день.

- Я так понимаю, - начала синьора Клементина, - что самый главный вопрос заключается в том, почему убийца унес с собой одежду, трусики, обувь и рюкзак бедняжки?

- Вот именно, - отозвался Монтальбано и замолчал. Не хотел прерывать ход мыслей синьоры, которая, едва успев открыть рот, уже ухватила самую суть проблемы.

- Я о таких вещах, - продолжала старушка, - могу судить только по тому, что вижу по телевизору.

- А детективов вы разве не читаете?

- Редко. И потом, что значит - детектив? Что значит «полицейский роман»?

- Ну, это род литературы…

- Конечно-конечно. Но мне не нравится навешивать ярлыки. Хотите, я вам расскажу замечательную детективную историю? Представьте себе, один тип после долгих приключений получил во владение город. Однако со временем его подданные один за другим становятся жертвами какой-то странной болезни, вроде чумы. Тогда этот человек начинает искать причину бедствия. Расследует, а в конце концов выясняет, что корень зла в нем самом, и карает себя.

- Эдип, - почти самому себе сказал Монтальбано.

- Замечательная детективная история, вам не кажется? Вернемся к нашему разговору. Почему убийца уносит одежду жертвы? Первая версия: чтобы ее нельзя было опознать.

- Здесь не тот случай, - возразил комиссар.

- Правильно. Однако мне кажется, что, рассуждая таким образом, мы идем по пути, который навязывает нам убийца.

- Не понял.

- Попробую объяснить. Тот, кто унес все вещи, хотел, чтобы мы подумали, будто каждый из этих предметов одинаково важен для него. Хотел, чтобы мы воспринимали все вещи как одно целое. Но это не так.

- Вот именно, - снова сказал Монтальбано, все больше приходя в восхищение и в то же время опасаясь прервать неуместным замечанием нить ее рассуждений.

- Ведь рюкзак с драгоценностями сам по себе стоит полмиллиарда. Для обычного вора украсть его уже означало бы сорвать куш. Правильно?

- Правильно.

- Но какой интерес обычному вору уносить одежду? Никакого. Значит, если он унес с собой одежду, трусики и обувь, мы должны подумать, будто речь идет не об обычном воре. А вдруг это именно простой вор, который хочет, чтобы мы подумали, будто он не простой? Почему? Может быть, потому, что хотел спутать нам карты? Хотел украсть рюкзак, стоивший полмиллиарда, но совершил убийство и попытался скрыть свою настоящую цель?

- Правильно, - подтвердил Монтальбано, хотя его никто ни о чем не спрашивал.

- Идем дальше. Очень может быть, что тот же вор украл из коттеджа и другие вещи, только мы об этом не знаем.

- Можно позвонить? - неожиданно у комиссара возникла идея.

Набрал номер отеля «Джолли» в Монтелузе, попросил Клаудио Пиццотту, директора.

- Ах, комиссар, какой ужас! Кошмар! Мы только что услышали по «Свободному каналу», что несчастная синьора Ликальци…

Николо Дзито сообщил об убийстве в программе новостей, а он совсем забыл посмотреть, как журналист прокомментировал эту историю.

- «Телевигата» тоже показала, - добавил притворно огорченный (а на самом деле довольный) директор Пиццотта.

Галлуццо выполнил свой долг перед шурином.

- Что же мне теперь делать, доктор? - обеспокоенно спросил директор.

- Не понял.

- С этими журналистами. Они мне проходу не дают. Хотят взять интервью. Узнали, что бедная синьора у нас остановилась…

От кого же они могли узнать, если не от самого директора? Комиссар представил, как Пиццотта обзванивал журналистов, объясняя, что мог бы рассказать много интересного об убитой женщине, красивой, молодой, к тому же найденной голой…

- Делайте что хотите. Послушайте, синьора Микела обычно носила какие-нибудь драгоценности из тех, что у нее были? Например, часы?

- Конечно, носила, хотя в меру. Иначе зачем она их возила из Болоньи в Вигату? Что касается часов, то на ней всегда были великолепные «Пьяже», тонкие, как бумага.

Монтальбано поблагодарил, положил трубку и сообщил синьоре Клементине то, что узнал. Синьора на минуту задумалась.

- Нужно теперь установить, идет ли речь о воре, ставшем убийцей по стечению обстоятельств, или об убийце, который выдает себя за вора.

- Чисто интуитивно мне не верится, что это был вор.

- Нельзя доверять интуиции.

- Но, синьора Клементина, Микела Ликальци была голой, она только что вышла из душа, вор услышал бы шум и не стал входить в дом.

- А с чего вы взяли, что вор уже не находился в доме, когда вернулась синьора? Она входит, и вор прячется. Когда синьора идет в душ, вор думает, что настал подходящий момент. Выходит из укрытия, забирает свою добычу, но тут она его застукала. Реакция вора нам известна. Вполне возможно, он и не собирался ее убивать.

- А как же он проник в дом?

- Так же, как и вы, комиссар.

В яблочко. Монтальбано не ответил.

- Перейдем к одежде, - продолжала синьора Клементина. - Если ее унесли, чтобы разыграть спектакль, все понятно. Но если убийца действительно хотел, чтобы ее не нашли, дело другое. Что такого важного могло там быть?

- Одежда представляла для него опасность, из-за нее его могли опознать, - предположил комиссар.

- Тут вы правы, комиссар. Но, без всякого сомнения, та же одежда не представляла никакой опасности, когда синьора была одета. Это потом она стала опасной. Каким же образом?

- Может быть, запачкалась, - предположил Монтальбано. - Возможно, кровью убийцы. Поскольку…

- Поскольку?

- Поскольку в спальне не было обнаружено следов крови. Только немного на постельном белье, той, что вытекла изо рта у синьоры Микелы. А может быть, речь идет о пятнах другого рода. Следах рвоты, к примеру.

- Или, тоже к примеру, спермы, - сказала синьора Вазиле Коццо, густо покраснев.

Домой в Маринеллу ехать было рано, и Монтальбано решил заскочить в комиссариат, узнать, есть ли новости.

- А, синьор дохтур! Синьор дохтур! - возбужденно закричал Катарелла, как только его увидел. - А вы что, здесь?! По крайности с десяток человек звонило! Все как один вашу Пирсону пирсональную искали! А я не знал, что вы возвернетесь, всем и говорил звонить завтра утречком! Что я, напортачил чего или как, синьор дохтур?

- Или как, Катаре, или как, не волнуйся. Не знаешь, чего хотели?

- Все как один говорили, что они есть те, кто синьору покойницу знали.

На столе в кабинете Фацио оставил ему целлофановый пакет с реквизированными из номера сто восемнадцать бумагами. Рядом лежали записи о телефонных звонках, которые дал Галло директор Пиццотта. Комиссар сел за стол, достал из пакета еженедельник, полистал. Микела Ликальци держала его в полном порядке, как и свой номер в гостинице: назначенные встречи, намеченные звонки, предстоящие визиты - все было записано ясно и точно.

Доктор Паскуано говорил, и Монтальбано был с ним полностью согласен, что женщину убили в ночь со среды на четверг. Поэтому он сразу открыл еженедельник на среде, последнем дне жизни Микелы Ликальци. 16.00 - позвонить Ротондо, мебельщику; 16.30 - позвонить Эмануэле; 17.00 - встр. Тодаро, цветочный магазин; 18.00 - Анна; 20.00 - ужин у Вассалло.

Кроме того, синьора наметила дела и на четверг, пятницу и субботу, не подозревая, что кто-то помешает ей их выполнить. В четверг она собиралась, также после обеда, встретиться с Анной и поехать с ней к Локонте (в скобках: шторы), а вечером был назначен ужин с неким Маурицио. В пятницу она хотела увидеться с Ригуччо, электриком, снова встретиться с Анной и потом поехать на ужин к синьорам Канджалози. На субботу, судя по еженедельнику, было назначено только одно дело: 16.30 - полет из аэропорта Пунта-Раизи в Болонью.

Еженедельник был большого формата, в телефонном разделе по три страницы на каждую букву алфавита, причем номеров так много, что синьора вписывала в некоторые строки по два имени.