Письмо Россетти

Мысли ее то и дело возвращались к Антонио, к его странному и индифферентному поведению, противоречивым действиям. Да, он спас ей жизнь – по крайней мере, на какое-товремя, – но вид у него был при этом такой, точно он делал это с отвращением. Она вспомнила, как он уходил, и сердце ее вновь сжалось от боли.

От беспокойного сна ее пробудил настойчивый стук в дверь. Алессандра встала, распахнула ее. В коридоре стояла девушка-служанка. Наклонила голову, присела в реверансе и сообщила:

– К вам пришли, госпожа.

Из-за спины у нее появился Антонио с измученным и бледным лицом. Алессандра пропустила его в комнату.

– Похоже, ты удивлена, что я здесь, – заметил он.

Она затворила за ним дверь и какое-то время медлила, не спешила оборачиваться к нему, боялась, что глаза выдадут ее чувства. Все это время она жаждала увидеть его снова, лелеяла тайную надежду. Но теперь, когда он оказался здесь, радости от встречи не испытывала.

Совсем другие чувства обуревали ее, более сложные и туманные.

– Я думала, ты уйдешь как можно дальше, когда закончишь эту грязную работу, – тихо заметила она.

– Я пришел забрать свой нож и отдать тебе вот это. – Он достал из кармана плаща ее письмо. Затем взглянул на стол, увидел там письменные принадлежности. – Впрочем, как вижу, ты приготовилась написать еще одно.

В каждом жесте и слове Антонио сквозило нервное нетерпение. И еще, похоже, ему было противно все это.

Алессандра не выдержала, ее взбесил его дерзкий, злобный тон. Он был немногословен, но каждое произнесенное им слово казалось пощечиной. И она ответила, повысив голос:

– Я готова пойти на все, лишь бы защитить Венецию.

– Даже если тем самым подвергаешь себя еще большей опасности?

– Куда уж хуже. Ведь ты уже сказал, домой я пойти не могу, там небезопасно. И мне придется бежать из города.

– Да, возможно. Сама не понимаешь, к какой беде может привести твоя писанина.

– Так ты прочел его?

– Незачем было, и так знаю, что там написано. “Посол Испании и герцог Оссуна объединились и замыслили заговор против Венеции, виконт Утрилло-Наваррский у них на подхвате, осуществляет связь между заговорщиками, знаком с их тайными планами…”

– Так ты признаешь, все это правда?

– Ничего я не признаю, но вижу: сама ты веришь во все это. Так что лучше для тебя будет покинуть Венецию и забыть обо всей этой истории.

– Хочешь обезопасить себя?

– Не только себя.

– Своих сообщников?

– После наших вчерашних с тобой приключений я сжег за собой все мосты. И порвал с сообщниками, как ты их называешь. – Антонио прошел по комнате, выглянул из окна. – И у меня тоже нет никакого выхода, кроме как бежать из Венеции. А это не так-то просто, потому что люди Бедмара уже ищут меня повсюду.

– С чего бы им искать тебя, раз ты у них в услужении?

– Бедмар всегда считал меня умелым и ловким убийцей. Потому и послал прикончить тебя. Но, как видишь, я не исполнил его приказа.

И с этими словами Антонио сердито швырнул письмо на стол.

– Так теперь он и тебя хочет убить?

Гнев Алессандры сменился тревогой. Что будет с ней, если они расправятся с Антонио? Об этом даже думать было невыносимо. Однако она не стала подавать вида, что известие это ее испугало или огорчило. К чему проявлять заботу и нежность по отношению к мужчине, который так холоден с ней?

– У маркиза огромные амбиции, – пояснил Антонио. – Он никому не позволит встать на своем пути, особенно в том, что касается политической карьеры. Удастся ли его последний план или потерпит провал, он не хочет оставлять свидетелей своего предательства.

– Тем больше у меня причин отправить письмо в Большой совет. Не хочу жить в страхе до конца своих дней.

– Ты понимаешь, что, если отдашь это письмо, мной тоже займутся вплотную?

– О тебе я и словом не упомянула.

– Сомневаюсь, что это поможет.

– Почему ты пытаешься разубедить меня? Ведь знаешь, что республика в опасности! Считаешь свою жизнь ценнее тысячи жизней ни в чем не повинных венецианцев?

– По моим данным, а они надежны, все ни в чем не повинные граждане Венеции прекрасно уместятся в одну гондолу. – Он иронично улыбнулся, Алессандра не ответила ему улыбкой. – Впрочем, должен тебя успокоить: то, чего ты так опасаешься, вряд ли случится. Да, верно, сейчас в Венеции полным-полно наемников, даже самые недальновидные и тупые из сенаторов могли бы это заметить. И понять, что творится что-то неладное. Оссуна безрассудно рвется вперед, Бедмар ведет себя до крайности самоуверенно. Вокруг кишат шпионы. Да замысел Оссуны раскрыли бы еще до выхода его кораблей из гавани. Заговорщиков непременно разоблачили бы, а затем подвергли самому суровому наказанию.

– Ну а ты? Что теперь будешь делать?

– Могу ли я расценивать этот вопрос как заботу о моей персоне?

– Да нет. Просто любопытно, вот и все.

– Если Оссуна потерпит поражение, судьба может от меня отвернуться. Придется покинуть Неаполь и искать нового нанимателя. А может, поеду домой, в Наварру, буду жить на ренту, потом женюсь на богатой вдове и осяду там до конца дней.

Он взглянул на нее, насмешливо изогнув бровь.

От того, что он так небрежно рассуждал о браке с какой-то другой женщиной, сердце у Алессандры болезненно защемило. Однако она взяла себя в руки и ответила насмешливо:

– А ты, как я посмотрю, просто создан для спокойной сельской жизни. Странно, что не подумал об этом раньше. Я удивлена.

Обиженное выражение его лица подсказало, что стрела ее попала в цель.

– А что ты будешь делать, когда все это закончится? Вернешься в Венецию? – спросил Антонио. – Снова займешься любимым ремеслом?

“Да никакая шпага ему не нужна, он может убить одним словом!”

– Любимым ремеслом? Неужели ты думаешь, я выбрала бы такую жизнь, если б у меня был хоть какой-то выбор?

– Ты могла выйти замуж, – тихим укоризненным голосом заметил он.

– Замуж? Но у меня не было приданого, не было денег. Только отцовский дом, да и тот я могла потерять из-за неуплаты налогов. Кто возьмет за себя дочь торговца, у которой нет приданого?

– Ну а в монастырь?

– Это значит – в тюрьму.

– По крайней мере, почетнее и достойнее.

– Столь же почетно, как выполнять приказы безумца?

– Мне кажется, в исполнении моего долга больше чести, чем быть самой известной куртизанкой Венеции, цена которой известна всем!

Антонио нервно заходил по комнате, он так и кипел от ярости.

Она ощутила все ту же острую боль в груди, что и чуть раньше.

– За что ты меня так ненавидишь?

Голос ее понизился до шепота.

Он резко обернулся, взглянул на нее.

– Ты называешь это ненавистью? – Он подошел и встал так близко, что при желании она могла бы дотронуться до него. Потом вдруг отвернулся и заговорил торопливо, хриплым шепотом, точно говорил не с ней, а с самим собой. – Это не ненависть, это мука сплошная! – Поднял голову, заглянул ей прямо в глаза, – Я не могу… – Секунду-другую он молчал, словно не было сил продолжать. – Мне невыносима сама мысль о том, что ты… была со всеми этими мужчинами. Пусть даже с одним мужчиной!…

Алессандра сразу поняла: Антонио не шутит.

– Прикажешь понимать это как объяснение в любви? Если да, то прозвучало оно как-то грубо и не слишком благородно. О своих чувствах предпочитаешь умалчивать и, однако же, говоришь мне, что ревнуешь. Да еще дразнишь!

– Дразню? Как это понимать?

– Говоришь, что собираешься жениться.

– Говорю лишь потому, что считаю: слишком мало шансов, что ты навсегда покинешь Венецию и станешь женой бедного виконта, уедешь со мной в глухомань, где мне принадлежит клочок земли. Или ты полагаешь, что я останусь здесь и буду наблюдать за твоим распутством?

– Не знаю. Я как-то не думала…

– А я думал, и тут уж ничего не поделаешь. – Глаза его затуманились болью, голос звучал хрипло. – Как я могу говорить о своих чувствах, когда мне нечего тебе предложить?