Абсолютная память (ЛП)

— Шести лет, одного месяца и восемнадцати дней, — поправила Уайетт. — Она умерла перед десятым днем рождения. Точнее, я убила ее за три дня до десятого дня рождения.

Декер почувствовал, что закипает. Сейчас это было нужно меньше всего.

— На самом деле, за три дня, четыре часа и одиннадцать минут, — поправил он.

Он встретился взглядом с Уайетт в зеркале. Не отрывая от нее взгляда, сказал:

— Себастьян, а ты тоже гипер?

— Нет, — ответила Уайетт. — Уроды только мы с тобой.

— Ты не урод. И я тоже.

— О, прости, я не подозревала, что у тебя есть яичники. Виновата.

— Ты знаешь, о чем я.

— Дорогие мамочка и папочка увидели в моем изнасиловании способ разбогатеть. Знаешь, что сказал мне отец?

— Что? — спросил Декер.

Он не ожидал таких излияний от Уайетт. Особенно после первых скупых реплик. Но сейчас Амос осознал, что ей нужно поговорить. Нужно поговорить, выплеснуть из себя слова. Прежде чем она убьет его. Все это часть процесса. Ее процесса.

«И моего тоже».

— Он сказал, что мне самое время принести им какую-то пользу. Будто мое изнасилование принесло им пользу. Вот что он имел в виду. И они взяли деньги Клайда Эверса и построили себе этот замок в небесах. И ни разу не позволили мне зайти в него. Знаешь, это был мой дом. Я его купила, не они.

— Понимаю.

— Они даже не сказали мне, что переехали. Отослали меня в реабилитационный центр. А когда я через неделю вернулась домой, они уже уехали. Я осталась одна. Они меня просто бросили.

— Они были жестоки, невежественны и неправы, Белинда.

Она отвернулась от зеркала.

— Какая разница? Теперь они просто мертвы.

— Я тоже умер. И не один раз, а два.

Декер увидел, как ее взгляд вновь метнулся к зеркалу.

— На футбольном поле. После удара. Они дважды возвращали меня назад. Может, им не следовало трудиться. Тогда я бы не произнес те слова, и все эти люди остались бы живы. Одна жизнь за спасение остальных. На мой взгляд, хорошая сделка.

— Может, и так, — ответила Уайетт. — Но ты не умер. И я не умерла. Я выбралась из того контейнера. Может, не стоило. Может, мне стоило просто умереть.

На последней фразе ее голос затих, и Декер задумался, не считать ли их раскаянием или тем, насколько к нему способна приблизиться Уайетт.

— Я вижу убийство моей семьи в синем цвете, — сказал Декер, привлекая еще один взгляд Уайетт. — Я знаю, ты не страдаешь синестезией. Странно видеть вещи в цвете, которого у них нет. Одна из тех штук, которые жутко напугали меня, когда я очнулся в больнице и обнаружил, что я другой человек.

— Ну, я с самого начала была двумя людьми, — парировала Уайетт. — А когда они меня изнасиловали и едва не убили, я стала кем-то новым. Уже трое. Многовато народу для человека моих размеров.

В ее голосе не слышалось даже нотки веселья. Она была совершенно серьезна. Но Декер и не ожидал меньшего.

— Ты выбрала мужчину, а не женщину. Почему?

— Мужчины — хищники. А женщины — их добыча. Я решила больше никогда не становиться добычей. Я выбрала хищника. Для этого мне нужен был полный комплект яиц и под завязку тестостерона. Теперь они у меня есть, и в моем мире все отлично.

Декер решил, что командует здесь Леопольд, но, возможно, он ошибся. Если так, его дела пойдут не лучшим образом.

— Куда мы едем?

— Куда-нибудь.

Это сказал Леопольд. Амос гадал, когда этот человек начнет самоутверждаться. Возможно, он хотел дать Декеру понять, что главный здесь — не Уайетт.

«Хорошо, Себастьян, продолжай. Ты нужен мне в моем углу. До поры».

— Куда-нибудь — это хорошо. Лучше, чем никуда.

— Зачем ты здесь? — спросил Леопольд. — Зачем ты пришел?

— Решил, что могу спасти людей от неприятностей. Я знал, что вы целитесь во всех, кто со мной связан. Я не хотел, чтобы из-за меня умер кто-то еще. Я удивился, когда вы сделали нам то предупреждение с семьей Ланкастеров.

Он глянул в зеркало и увидел, что Уайетт опять наблюдает за ним.

— Ты уверена, что лишена сочувствия? — спросил Декер. — Ты могла убить их.

— Они того не стоили.

— У Сэнди синдром Дауна, но ты и так это знала. Ты провела черту, решила не убивать детей вроде нее?

Уайетт сосредоточилась на дороге.

— Ты с такой готовностью идешь к концу своей жизни? — спросил Леопольд.

Этот господин явно разговорился. И его формальная, а временами неуклюжая речь была еще одним подтверждением, что его родной язык — не английский.

— Все мы когда-нибудь умрем.

— И сегодня — твой день, — сказал Леопольд.

Глава 63

Они ехали еще два часа. Декер понятия не имел, где он, но это было неважно. Помощь не придет.

Наконец фургон съехал с дороги. Амоса подбрасывало и мотало, пока машина преодолевала разбитый участок пути. Потом фургон резко свернул влево и через несколько секунд заноса остановился. Уайетт вылез, и Леопольд махнул рукой Декеру выбираться из машины. Голые ноги ткнулись в холодную щебенку. Амос скривился, почувствовав, как острый камень порезал правую подошву.

Над дверью, к которой они направлялись, висел старый уличный фонарь в ржавой металлической сетке. На белой кирпичной стене еще виднелись выцветшие, облупившиеся остатки красной надписи.

Надпись походила на засохшие хлопья крови на бледной коже трупа.

Декер посмотрел налево и направо, но не увидел ничего, кроме деревьев. Заброшенный участок замыкал покосившийся сетчатый забор.

Леопольд толкнул его в спину, и Декер ввалился в здание вслед за Уайеттом. Леопольд закрыл за ними дверь и запер ее.

Уайетт был одет в джинсы и футболку с капюшоном. Его настоящие волосы оказались светлыми, коротко стриженными и начавшими редеть. Играя Билли, Уайетт носил другой парик, который резко менял его внешность; то же и с париком официантки. Декер прикинул, что через несколько лет Уайетт может совсем облысеть.

Если он проживет еще несколько лет. Если хоть кто-нибудь из них проживет.

Освещение внутри было тусклым. Кругом был бетон, в основном голый, пол и стены покрывала грязь и масляные пятна. Покосившуюся железную полку в дальнем конце помещения подпирали соединительные трубы. У двери в соседнюю комнату стоял деревянный стол с задвинутым под него стулом. Рядом стоял картотечный шкаф. У стены лежали деревянные ящики. Окна были закрыты и закрашены.

Уайетт вытащил стул и с грохотом покатил его по выщербленному бетонному полу к Декеру.

Леопольд махнул пистолетом в сторону стула.

Амос сел. Уайетт достал липкую ленту и начал обматывать ее вокруг стула и Декера, пока они не превратились в единое целое. Потом Уайетт достал из-под стола большую коробку, принес ее и перевернул кверху дном. По полу, громыхая и крутясь, рассыпались награды, забранные из Мэнсфилда. Все, на которых стояло имя Амоса Декера.

Уайетт подобрал один кубок и посмотрел на него.

— Футболисты и копы, мои любимцы.

Он бросил кубок.

Пара взяла два старых ящика, села на них и уставилась на Декера.

Тот уставился на них, вбирая каждый нюанс их облика. Он видел, что Уайетт занят тем же.

Уайетт ничем не напоминал девочку-подростка, которую Декер видел в институте. Минувшие двадцать лет заострили его черты, придали ему голодный, истощенный вид. Изгиб губ неровный и жестокий. Складок от улыбок нет. Да и чему Уайетт мог улыбаться? Хоть когда-нибудь? Между бровями виднелись вертикальные морщинки, намеки на которые Декер помнил еще по институту.

Амос взглянул на Леопольда. Тот стал почище со времени их встречи в баре. Волосы причесаны, одежда довольно приличная.

— Может, ты ответишь на пару вопросов, которые меня донимают? — спросил Декер.

Когда ни один из них не ответил, он сказал:

— Старик и старуха, которых видели в районе моего дома, а потом неподалеку от Ланкастер. Это ты?

Уайетт встала, натянула на голову капюшон, согнулась, сделала вид, что держит в руке палочку, и медленно пошла по комнате. Безупречно подражая голосу пожилого человека, она произнесла: