Дело длинноногих манекенщиц (Сборник)

– Да, конечно, если заняться всякими фантастическими предположениями, я вынужден признать – такое возможно.

– У меня все, – закончил Мейсон.

– Если суд не возражает, – произнес, поднимаясь на ноги, Гамильтон Бюргер, – я хотел бы вызвать свидетеля противной стороны. Я имею в виду Гомера Гарвина-старшего.

После того как Гарвин принес присягу, прокурор начал допрос:

– Я хотел бы обратить ваше внимание на тот ботинок, который фигурирует как вещественное доказательство номер 33. Он ваш?

– Это мой ботинок.

– Был ли он на вашей ноге в ночь на восьмое октября?

– Да, был.

– Вы не ступили им умышленно в лужу крови в квартире Джорджа Кассельмана, проживавшего в комплексе «Эмброуз», что на Кристин-Драйв, дом 948, в том месте, где уже имелся запекшийся отпечаток ноги?

– Вопрос отводится, как недопустимое, не относящееся к делу и несущественное доказательство, – быстро вставил адвокат.

– Возражение отклоняется.

– Я отказываюсь отвечать, – заявил свидетель.

– На каком основании?

– На том основании, что ответ может быть истолкован как повод для моего обвинения.

– Ваша честь, прошу приобщить это доказательство к делу.

Судья Даккер секунду поколебался, потом сказал:

– Если у защиты нет возражений, просьба удовлетворена.

– Вы заходили в квартиру номер 211 по вышеуказанному адресу вечером седьмого октября? – продолжил Бюргер.

– Да.

– В котором часу?

– Около одиннадцати.

– Вы не уничтожали преднамеренно отпечатки пальцев с определенных предметов с помощью куска материи или еще каким-либо другим способом?

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос на том же основании.

Гамильтон Бюргер, видя, с каким вниманием прислушиваются присяжные к происходящему, и отлично понимая, как подобные ответы свидетеля могут расцениваться, усмехнулся.

– Вы давали или одалживали указанный револьвер обвиняемой седьмого октября для того, чтобы она могла защитить себя?

– Да, давал.

– Это тот самый револьвер, который я вам сейчас предъявляю и который зарегистрирован под номером 30? Гарвин осмотрел переданное ему оружие.

– Думаю, это он. Да, определенно он.

– Я попросил бы вас детально описать свои действия в тот вечер.

– Я вернулся из Лас-Вегаса, поехал к себе в контору, где принял душ и переоделся.

– Ваши последующие действия?

– Если суд позволит, – прервал Гарвина адвокат, – я категорически возражаю против данного вопроса, поскольку все последующие действия свидетеля в тот день носят недопустимый, не относящийся к делу и несущественный характер, за исключением двух фактов, которые свидетель уже подтвердил, а именно: что он был в квартире Кассельмана около одиннадцати часов и что передал обвиняемой указанный револьвер.

– Но они могут оказаться весьма существенными, – возразил Бюргер.

– В таком случае докажите, что они являются существенными.

Судья Даккер нахмурился.

– Ситуация довольно щекотливая. Суду вполне понятно, чего добивается обвинение от свидетеля, поскольку элемент времени может здесь играть определенную роль.

– Однако, – возразил в свою очередь Мейсон, – свидетель мог совершить такие действия, которые не имеют никакого отношения к данному делу.

– Суд принимает возражение, – постановил судья Даккер, – хотя вопрос остается спорным. Совершенно очевидно, что свидетель твердо решил воспользоваться своей привилегией, гарантируемой Конституцией США, и не давать показания, которые впоследствии могут быть истолкованы против него. При данных обстоятельствах, я думаю, суд вправе ограничить допрос свидетеля, учитывая также, что на их основании строится обвинение. Если, конечно, тут нет сговора между обвиняемой и свидетелем.

– Очень хорошо, – сказал Гамильтон Бюргер, – аспекты его деятельности будут уточнены с помощью других свидетелей.

Он несколько минут консультировался с Хендри, потом сказал:

– Откуда вы взяли револьвер, который имеет номер 33?

– У меня был магазин спортивных товаров. Будучи его владельцем, я взял из него три револьвера.

– Что вы сделали с этим оружием?

– Два револьвера оставил себе, один отдал сыну.

– А как вы поступили с теми, которые оставили себе?

– Один, который я ношу в кобуре, всегда при мне, а второй лежит в сейфе на работе.

– Давайте условимся: оружие, переданное сыну, будет называться «револьвером младшего», то, которое хранится у вас в сейфе, – «револьвером из сейфа», а третье – «револьвером из кобуры», – предложил Гамильтон Бюргер. – Итак, после того, как вы передали обвиняемой «револьвер из кобуры», вы вернулись на работу, открыли сейф и положили «револьвер из сейфа» в кобуру?

– Возражения по вопросу имеются? – спросил судья Даккер.

– Нет, – ответил Мейсон.

– Хорошо, – заметил судья, – но мне кажется… Впрочем, если нет возражений, я разрешаю свидетелю отвечать.

– Вы так поступили? – спросил Гамильтон Бюргер.

– Да, сэр, так.

– В тот же вечер?

– Да, сэр.

– В котором часу это происходило?

– Примерно… Примерно без пяти одиннадцать.

– После этого вы вернулись в квартиру обвиняемой?

– Да, сэр.

– Скажите, в этом случае у вас была возможность снова осмотреть «револьвер из кобуры», вещественное доказательство номер 30?

– Да, сэр.

– Где он лежал?

– На кровати, под подушкой.

– Вы его осмотрели?

– Да, сэр.

– Да, сэр.

– Вы не заметили, был ли произведен выстрел из револьвера, переданного вами обвиняемой?

– Возражаю против данного вопроса, так как он является наводящим, недопустимым, не относящимся к делу и несущественным.

– Возражение отклоняется.

– Повторяю свой отвод на том основании, что вопрос ставит свидетеля в такое положение, когда он будет лишен права что-либо отрицать.

– В таком случае, – заметил судья, – отвод принимается. Обвинению предлагается продолжить свой допрос.

– Хорошо, тогда я задам вопрос в иной форме, – согласился Бюргер. – Когда вы вторично увидели револьвер в квартире обвиняемой, что навело вас на мысль осмотреть барабан оружия?

Свидетель заерзал на стуле.

– Вы принесли присягу, – грозно напомнил Гамильтон Бюргер. – На этот раз в моем вопросе нет ничего такого, что могло быть поставлено впоследствии вам в вину. Мне только хотелось знать, осматривали ли вы револьвер?

– Да, сэр, осматривал.

– Что вы заметили?

– Что в барабане нет одного патрона.

– В каком состоянии находился револьвер, когда вы передали его обвиняемой?

Свидетель опять заколебался, не зная, как быть.

– Барабан был полон, – ответил он наконец.

Вы знали об этом?

– Да.

– Откуда же?

– Перед отъездом из Лас-Вегаса я полностью его перезарядил, так как полагал, что он может понадобиться мне.

– Это было связано с вашим визитом вечером того же дня к обвиняемой, которая могла воспользоваться этим оружием и убить Джорджа Кассельмана, не так ли?

– С разрешения суда возражаю, – громко произнес Мейсон, – в связи с тем, что вопрос является недопустимым, не относящимся к делу и несущественным. Кроме того, он связан с нарушением профессиональной этики со стороны обвинения. Обвиняемой нельзя вменять в вину показания этого свидетеля, что бы он ни говорил или какие-либо суждения он ни высказывал.

– Возражение принято, – объявил судья Даккер. – Обвинение, безусловно, должно отдавать себе отчет в том, что соображения свидетеля не имеют никакого отношения к делу. Опрос вообще ведется удивительным образом. Суд полностью осознает, что дело не свидетеля, а обвиняемой, поэтому ее виновность или невиновность может быть установлена исключительно с помощью показаний и улик. Присяжные должны полностью игнорировать данный вопрос окружного прокурора, а также любые выводы, которые могут быть сделаны жюри на основании этого вопроса. Но продолжайте, мистер окружной прокурор.

– У меня все, – заключил Гамильтон Бюргер с торжествующей улыбкой.