Современный румынский детектив

— Раскроем карты, господин инженер! Я вижу, что ты неисправим. Никак не можешь уразуметь, что по — глупому влип, а единственное разумное решение с твоей стороны — принять мои условия.

— В тот вечер, когда произошло убийство, я находился за сотню километров отсюда. Это всем известно…

— Возможно, но не мне. Ты находился за сотню километров отсюда? Это вранье! Ты был в нескольких сантиметрах от меня и собирался разложить меня на составные части. Я и в самом деле здорово наследил, поэтому ты спокойно мог приписать мне

убийство твоей жены. Благодаря своему алиби, которое, признаться, было здорово сварганено, ты чувствовал себя в безопасности. Но только алиби любого преступника никогда не бывает безупречным.

— Ты рассказываешь историю, совершенно мне незнакомую, что-то путаешь. Давай все же вызовем милицию, и она поможет нам во всем разобраться.

Его бессмысленная болтовня утомила меня, и я закурил. Стало жарко. Хозяин не предложил мне раздеться, а я по некоторым соображениям не стал набиваться на приглашение.

Я не сводил глаз с его искаженного ненавистью лица.

— Почему я не хочу, чтобы сюда нагрянула милиция? Да потому, что я такой же прохвост, как и ты! Легавые схватят нас обоих, не разбираясь, в чем дело, а меня это совсем не устраивает. По крайней мере пока я не разложу весь пасьянс. Я предлагаю держаться как можно дальше от милиции, а добычу получит тот, кто сильнее. Тебе не кажется, что это будет справедливо?

Он откинулся на спинку кресла и, чтобы выиграть время, начал заговаривать мне зубы:

— Предположим, только на секунду предположим, — уточнил он, как человек в высшей степени меркантильный, — что убийца и в самом деле я. Хотя убивать мне резона не было — преступление не сулило никаких барышей. Справедливо ли делиться с тобой тем, что по праву принадлежит мне одному?

— Но ведь ты нагадил без стыда и совести там, где запрещено, — обрушился я на него, — А меня хочешь заставить одновременно и убирать, и штраф платить. Я даже согласен на первое. Это позорно и унизительно, и все же в силу сложившихся обстоятельств я иду на это. Но я не выдам тебя милиции, ибо тогда ты предстанешь перед обычным, гуманным судом. Ты же заслуживаешь жестокой кары и получишь ее сполна, поскольку существует высший суд — суд совести. И когда ты попадешь в ее когтистые лапы, вот тогда так завоешь, что сам в петлю полезешь.

— Ты упорно приписываешь мне это преступление. У тебя что, есть доказательства? Да не убивал я никого!

— Ты совершил преступление и ловко подставил милиции другого человека. Все приняли твою игру — поверили, что убийца действительно я. Ты великолепно претворил в жизнь свой замысел, однако допустил маленькую ошибочку. Вряд ли кто-нибудь смог ее обнаружить, но ведь я специально искал ее. Зачем? Я был уверен, что она существует, но только не там, где ищет милиция. Никто, кроме меня, не пожелал усложнять себе жизнь, с тех пор как был найден удобный для всех убийца твоей жены. Каким образом я пришел к выводу, что преступник — не кто иной, как ты? Да очень просто. Во — первых, только мне было доподлинно известно, что я не убийца. А во — вторых, я не сомневался в том, что невозможно совершить "идеальное" преступление — всегда какой-нибудь просчет выплывает. Обнаружив этот просчет, я и понял, что преступление совершил именно ты, хотя, по правде сказать, поначалу подозревал совсем другого человека.

Он смотрел на меня, снисходительно улыбаясь. Необходимость держать под контролем все его движения раздражала, а вещи в комнате отвлекали внимание. Характер владельца наложил отпечаток на всю обстановку — она красноречиво свидетельствовала о том, что для Аркадие Манафу порядок, равно как и честь, были весьма обременительны. Затянувшись, я продолжил свои размышления вслух:

— Ты исходил из предпосылки, что никому и в голову не придет подвергнуть сомнению твое алиби. Любой, кто вздумал бы заподозрить тебя, неизбежно столкнулся бы с тем, что на профессиональном языке называется" невозможность совершения преступления ввиду отсутствия времени".

Он перевел дух и даже слегка улыбнулся:

— Теперь ясно. Однако учти, у меня есть доказательства, что в Яссы я приехал тем же поездом, на котором выехал из Бухареста. И у меня нет брата — близнеца. Выходит, ты где-то здорово просчитался. Совсем не я совершил это преступление. Ты и сам признаешь, что у меня просто не было возможности…

— Да нет, то-то и оно, что была, — вздохнул я. — Это только с первого взгляда кажется, что не было.

— Хотелось бы узнать, — встрепенулся он, — как же мне это удалось? Расскажи, а я послушаю. Хм, я весь — внимание! Ты хотя бы умеешь интересно рассказывать? Смотри, а то засну…

Он вытянулся в кресле и зевнул. Что ни говори, а подавленным его никак нельзя было назвать, Я просто сгорал от любопытства, не в силах разгадать причину его невозмутимости.

— Постараюсь не убаюкать тебя своим рассказом. А если станет скучно, то, уж прости, это не моя вина, ведь речь пойдет о делах, совершенных тобой… Четыре дня назад, в ночь на третье января, ровно в час ноль пять ты отправился скорым поездом в Яссы. Как уж тебе удалось отговорить жену от этой поездки — меня не интересует. Важно только, что в твоем распоряжении оказалось купе в спальном вагоне первого класса. Когда поезд тронулся, ты позвал в купе проводника и довольно ловко заморочил ему голову — под видом снотворного выпил безобидную таблетку у него на глазах. Так ты приобрел свидетеля, который смог бы поклясться, что ты дрых как сурок до самых Ясс. Проводник собственными глазами видел, как ты в пижаме, лежа в постели, принимал снотворное. Поэтому, когда он заметил тебя в коридоре, возле туалета, ему и в голову не пришло, что ты собираешься смыться. Этот простофиля и сейчас готов поручиться, что ты не сходил с поезда, несмотря на то что именно он располагает информацией, с помощью которой тебя можно уложить на обе лопатки.

— А разве я сходил с поезда?

В угасавшем огне камина будто треснула головешка, и комната наполнилась приятным запахом. Это лопнула яблочная кожура, а не головешка. Не спуская с Манафу глаз, я пошарил кочергой в камине и вытащил еще шипящие печеные яблоки. Присыпанная пеплом кожица полопалась, и тек густой сладкий сок. Я бросил ему одно яблоко, а остальные оставил себе.

— В туалете ты снял халат и пижаму — они были надеты поверх костюма. Спальные вагоны всегда бывают в хвосте и не доходят до перрона. Так что никто не видел, как ты сошел в Плоешти. Дверь вагона ты оставил открытой, а может, у тебя был специальный ключ, которым можно открыть ее снаружи. На вокзале ты надел серое пальто, припрятанное заранее в камере хранения. Новогодние праздники кончились. Люди вокруг были усталые и невыспавшиеся, всем хотелось одного — поскорее добраться домой. Поэтому ты не привлекал ничьего внимания, даже если предположить, что твое поведение отличалось особой нервозностью. Ты сел в первый же поезд на Бухарест, в эту ночь они шли каждые пять минут, и примерно без четверти три уже был на Северном вокзале. Ты мужик с головой и, конечно, воспользовался услугами частника, за хорошие деньги готового отвезти клиента хоть к черту на кулички. Всего через десять минут ты стоял на углу своей улицы. Я заметил тебя возле дома, как, впрочем, и ты меня, потому что тебе не надо было гадать, кто сидит в машине Алботяну. Вероятно, ты не преминул с удовлетворением отметить, что замысел твой удался и на сцену вышли все действующие лица: убийца, жертва и осел.

— Почему же ты настолько уверен, что это был именно я? Даже если предположить, что ты прав, этого никто не сможет подтвердить.

Пропустив его реплику мимо ушей, я продолжал:

— Мысль о тебе и в самом деле не пришла мне в голову. И не только потому, что ты двигался на полусогнутых, стараясь казаться ниже ростом, я не принимал тебя в расчет по многим причинам. Я подумал, что встретил любовника Рафаэлы.

— У Рафаэлы не было никакого любовника! Это бред!

Я нисколько не сомневался в том, что он лжет. Его чудовищная самовлюбленность не позволяла ему стать посмешищем в моих глазах.