Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

— В некоторых вопросах и я верю вам на слово, вы не заметили?

— Не знаю, что и подумать… Спасибо.

— Я верю, что вы честный человек, но попавший в очень неприятный переплет.

Высказанная мной симпатия оказалась слишком сильнодействующей: глаза его опять наполнились слезами. Он снял руки с затылка и пальцами вытер глаза.

— Но я, конечно, не единственный человек, которого вам придется убеждать. Я думаю, вы сможете выскочить из этой передряги. Но путь один — рассказать всю правду.

— Я и сам хочу рассказать всю правду, — сказал он с облегчением. — Я бы пошел в полицию признаваться, но ужасно боялся, что они засадят меня на всю жизнь.

— И Майкла тоже?

— Нет, о нем я не беспокоился, — проговорил он, — хотя он мой брат. Когда я узнал о Кэрол… — Он уронил голову.

— Вы любили ее?

— Да, конечно. Но я почти не видел ее последние годы, когда они жили в Неваде. Кэрол и я — мы всегда понимали друг друга.

— Они жили в Неваде?

— Да. Майкл работал там кельнером в одном из клубов на юге штата. Только он потерял работу. Я должен был… — Его неторопливое соображение было застигнуто врасплох.

— Вы должны были?..

— Да нет, ничего. Я имел в виду, что должен был помочь им немного в те несколько месяцев, когда он потерял работу.

— Сколько денег вы им дали?

— То, что смог собрать. Пару сотен долларов.

Он выглядел крайне виноватым.

— И он вернул вам деньги вчера вечером?

Он опять повесил голову. В углу за ним вдруг проснулся старенький холодильник и начал трястись. Но и сквозь этот шум я слышал шелест колес на бульваре, то нарастающий, то пропадающий.

— Нет, не вернул, — сказал Гарольд.

— Сколько он Дал вам?

— Он ничего мне не давал!

— То есть вы имеете в виду, что он только вернул вам долг?

— Совершенно верно.

— Сколько?

— Пятьсот долларов, — с ужасом проговорил Гарольд.

— Где они?

— Под моим матрасом. Поверьте мне, я не хотел принимать никакого участия в этом.

Я прошел за ним в спальню. В комнате царил беспорядок, ящики бюро были выдвинуты, на полу валялись вешалки для одежды.

— Лилла очень торопилась уехать, — сказал он. — Сразу же, как только увидела газету. Возможно, она уже возбудила дело о разводе со мной. Она уже не первый раз разводится.

— С вами?

— Нет, с другими.

Портрет Лиллы стоял на бюро. Упрямое, темное лицо, вытянутое вниз, сверху невообразимая шапка закрученных волос.

Безутешный Гарольд стоял около неприбранной кровати. Я помог ему поднять матрас: под ним находился расплющенный его тяжестью полиэтиленовый мешочек для табака, в котором лежала пачка денег. Харлей отдал его мне.

— Вы знали, откуда брат их достал?

— Майкл достал их из машины. Я слышал, как он шелестел какими-то бумагами.

Не раскрывая мешочка, я положил его в карман.

— И вы честно не знали, что Деньги «горячие»?

Он сел на кровать.

— Догадывался. В покер он не мог выиграть так много. ОН всегда пытался выиграть еще и еще, пока не проигрывал все, что у него было. Но, черт возьми, я не думал о похищении! — Он довольно сильно ударил себя по колену. — Или об убийстве.

— Вы думаете, что он убил мальчика?

— Я имею в виду бедную маленькую Кэрол.

— А я имею в виду мальчика.

— Он не должен был бы убивать этого парня, — сказал Гарольд едва слышно. Казалось, он даже не хотел, чтобы я расслышал его слова, из страха, что они могут быть опровергнуты.

— Вы осматривали машину?

— Нет, сэр. Зачем мне это делать?

— Нет ли там денег или крови? Вы не открывали багажник?

— Нет. Я вообще не подходил к этой паршивой машине! — Он с тоской посмотрел на меня, словно его присутствие в гараже уличало его в преступлении.

— Дайте мне ключи. Я должен ее обыскать.

Он достал брюки, порылся в карманах и вытащил кожаный ремешок, на котором висели ключи от машины. Я посоветовал ему надеть что-нибудь на ноги, когда мы пойдем в гараж.

В гараже я нащупал выключатель, повернул его и открыл багажник, с некоторым трепетом подняв крышку. Внутри было пусто, если не считать заржавевшего домкрата и одной-единственной запасной покрышки. Никого и ничего.

И все-таки, прежде чем закрыть крышку, я обнаружил такое, что совсем мне не понравилось. Вырванный кусочек черной пряжи, который был зажат замком. Я вспомнил, что Сэм Джексон говорил мне, будто Том в воскресенье надел черный свитер. Освободив кусочек, я положил его в карман, жестоко ругая себя за подогреваемую надежду, которую теперь разбила черная пряжа.

Глава 13

Я вернулся в дом. Дверь в спальню была закрыта. Я постучал и, не получив ответа, вошел. Гарольд сидел на краю кровати в нижнем белье и носках, между колен зажата винтовка 22-го калибра. Он не направил ее на меня. Я забрал у него винтовку и разрядил: там был всего один патрон.

— У меня не хватило самообладания застрелиться, — сказал он.

— Ваше счастье.

— Да, именно счастье.

— Я сказал это без иронии, Гарольд. Еще мальчишкой я знал одного человека, который потерял все во времена Великой депрессии. Ему было тогда двадцать два года, и он пытался покончить собой. Но единственное, чего он добился, — ослепил себя. Последние тридцать лет он находится в полной темноте. А у его сыновей самые большие похоронные бюро в городе.

— Не заняться ли и мне похоронными делами? — уныло пошутил он. — Все, что угодно, только не дела моего брата. Я знаю, что мне придется испытать.

— Все это как сумерки. Они пройдут.

— Мой брат — сумерки, которые никогда не пройдут.

— В свое время пройдут и они, Гарольд. У него будет время отдохнуть от этой жизни.

— Если вы его поймаете.

— Мы его поймаем. Куда он мог отсюда поехать?

— Он не говорил мне.

— А как вы думаете?

— Полагаю, что в Неваду. Это его любимое убежище. Когда у него есть деньги, он не может держаться вдали от игорных столов. Он — страстный человек.

— Где он жил, когда работал на южном побережье?

— Когда он потерял работу, они купили трейлер, но и его вскоре потеряли. Тогда они стали переезжать с места на место, чаще всего останавливаясь в мотелях и частных коттеджах. Я не могу дать вам определенного адреса.

— За что его выгнали?

— Босс утверждал, что он слишком груб с пьяницами.

— Как назывался клуб, где он работал?

— «Черный янтарь». Кэрол тоже время от времени работала в нем, своего рода поющая официантка. Однажды мы ездили туда послушать, как она поет. Лилла нашла, что это отвратительно, а я подумал, что она вполне о’кей. Она пела милые секс-песни, поэтому Лилла и…

Я прервал его:

— У вас есть телефон? Мне надо сделать пару звонков.

— Пожалуйста, в большой комнате.

Я забрал у него винтовку на случай, если ему опять придет в голову идея выстрелить в себя или в меня. Стены большой комнаты были увешаны фотографиями, словно картинная галерея: «Старик», «Старуха», «Заход солнца», «Дикие цветы», «Гора», «Набережная океана» и «Лилла», большинство из них раскрашены от руки. Три портрета Лиллы улыбались мне из разных углов, так что я почувствовал себя окруженным этими белыми зубами.

Я вернулся в спальню. Гарольд надел что-то на ноги. Выглядел он вполне нормально. Это меня порадовало.

— Я — о’кей. Не надо проверять меня.

— Я просто удивился, что у вас нет фотографии Майкла.

— Есть одна. Там ему около двадцати лет. Он никогда не разрешал себя фотографировать после того, как у него начались неприятности.

— Дайте мне посмотреть фотографию.

— Не знаю, где искать ее. Во всяком случае, она сделана тогда, когда он был еще совсем молодым парнишкой. Он там совсем не похож на себя сегодняшнего.

— Как он выглядит сейчас?

— Я думал, что вы его видели.

— Да, но было темно.

— Ну, он все еще вполне приличный мужчина. Я имею в виду внешность. Он ушел из бокса раньше, чем его изуродовали. У него темные волосы, еще не поседевшие, он зачесывает их на одну сторону. Майкл всегда очень заботился о своей прическе. — Гарольд пригладил свои жидкие волосы. — Зеленовато-серые глаза. Взгляд довольно умный, особенно когда он чего-то добивается. Тонкий рот. Я всегда думал, что рот у него жестокий. Зубы не такие уж хорошие. Но я понятия не имею, выглядит ли он и сейчас таким же приятным мужчиной и сохранил ли он свою осанку. Вообще, он всегда поддерживал себя в хорошей спортивной форме.