Мистификация. Загадочные события во Франчесе

— Не засиживайтесь за хересом, мальчики, а то жаркое пересохнет. Слава Богу, Кристина завтра, наконец, выйдет из своего заточения. По крайней мере я на это надеюсь. До сих пор спасение никогда не занимало больше двух дней. Пожалуй, если ты на этом не настаиваешь, я все же не поеду с визитом к этим женщинам, дорогой. Во-первых, они чужие и какие-то странные люди, а во-вторых, я их просто боюсь.

«Да, — подумал Роберт, — вот такую же реакцию можно ождать почти в каждом милфордском доме. Бен Карли дал ему понять, что если хозяйки Франчеса окажутся на скамье подсудимых, ему не следует надеяться на непредвзятость присяжных. Надо эту угрозу предотвратить. В пятницу он предложит им нанять частного детектива. Полиция по горло завалена делами, и один человек, который, не торопясь, попробует распутать след, скорее добьется успеха, чем официальное расследование ортодоксальными методами».

6

Но к пятнице принимать меры для предотвращения угрозы было уже поздно.

Роберт рассчитывал на добросовестность полиции, рассчитывал на то, что слухи в сельской местности расходятся медленно, но он совсем упустил из виду «Ак-Эмму».

«Ак-Эмма» — была пришельцем с другой стороны Атлантики, бульварной газетой, которая втерлась в общество английской прессы лет десять тому назад. Основополагающий принцип ее издателей был таков: оплатить иск обиженного в две тысячи фунтов — не такая уж большая цена за тираж, который приносит доход в полмиллиона. Эта газета позволяла себе более кричащие заголовки, более сенсационные фотографии и более откровенные письма читателей, чем самая разнузданная газета, издававшаяся когда бы то ни было на Британских островах. На Флит-стрит [27] для такого рода газеты существовало краткое и непечатное определение, но поделать с ней никто ничего не мог. Дело в том, что английская пресса сама осуществляла цензуру над собой, сама решала, что можно печатать, а чего нельзя, исходя из принципов здравого смысла и хорошего вкуса. Если появлялся бульварный листок, который не желал подчиняться правилам, не существовало силы, которая могла бы принудить его это делать.

За десять лет «Ак-Эмма» на полмиллиона обошла по ежедневной выручке самые популярные из существовавших до того в Англии газет. По утрам в метро семь человек из десяти по пути на работу читали «Ак-Эмму».

И вот «Ак-Эмма» пронюхала про историю во Франчесе и раструбила о ней на всю Англию.

В пятницу утром Роберт поехал на ферму к пожилой женщине, которая считала, что она при смерти и хотела изменить свое завещание. Она проделывала это примерно раз в три месяца, и ее доктор утверждал, что она «еще задует сто свечей на своем именинном пироге». Но адвокат не может позволить себе сказать клиенту, который срочно вызывает его к своему смертному одру в полдевятого утра, не приставать к нему по пустякам. И Роберт взял несколько бланков для завещаний, забрал в гараже машину и отправился на ферму. Хотя ему опять пришлось спорить со своевольной старухой, которая отказывалась понимать, что нельзя завещать четыре трети своего завещания. Роберт получил удовольствие от поездки по зеленеющим весенним полям и на обратном пути мурлыкал песенку, предвкушая встречу с Марион.

Он решил простить ее за то, что ей понравился Невиль. В конце концов Невиль не пытался «сплавить» ее Карли. От всего этого никуда не денешься. Роберт загнал машину в гараж, едва успев проскочить под носом первой партии любителей верховой езды, и потом, вспомнив, что уже начался новый месяц, пошел в контору Билла Броу, чтобы оплатить счет. Но в конторе он застал одного Стэнли, перебирающего счета и квитанции своими сильными пальцами, которыми удивительным образом заканчивались его худые и с виду слабые руки.

— Когда я служил в войсках связи, — сказал он, бросив на Роберта рассеянный взгляд, — я считал, что наш квартирмейстер — жулик, но теперь я в этом не уверен.

— Что-нибудь пропало? — спросил Роберт. — Я зашел оплатить свой счет. Билл обычно выписывает его в начале месяца.

— Наверное, он где-нибудь здесь, — сказал Стэнли, продолжая перебирать квитанции. — Посмотрите на столе.

Роберт, привыкший к здешним порядкам, стал раскапывать груду квитанций, набросанных на стол Стэнли, чтобы добраться до нижнего слоя — аккуратно сложенных счетов, подготовленных Биллом. И вдруг он увидел газетную фотографию молодой девушки. Он не сразу ее узнал, но лицо показалось ему знакомым, и он вгляделся в фотографию.

— Нашел! — с торжеством воскликнул Стэнли, вытаскивая бумажку из сколотой пачки. Он сгреб остальные квитанции в кучу и открыл взору Роберта первую страницу утреннего выпуска «Ак-Эммы».

Роберта прошиб холодный пот. Протянув руку за бумажками, которые держал Роберт, Стэнли заметил, что тот вперился в фотографию и одобрительно сказал:

— Ничего девчонка. Напоминает мне одну египетскую потаскушку. Такие же широко расставленные глаза. Ничего была девчонка. Но время безбожно.

Стэнли принялся приводить стол в порядок, а Роберт тупо смотрел на газетную страницу.

ВОТ ЭТА ДЕВОЧКА -

кричали со страницы огромные буквы. Под ними примерно две трети полосы занимал портрет Бетти Кейн. А еще ниже, шрифтом помельче, но достаточно крупным было напечатано:

Не этот ли дом?

Внизу страницы опять огромными буквами шла строчка:

ДЕВОЧКА УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ЭТО ТОТ САМЫЙ ДОМ: А ЧТО ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ?

Читайте рассказ о том, что произошло в этом доме, на второй странице.

Роберт развернул газету.

Так и есть, вся история во всех подробностях. Не упоминается только имя Шарпов.

Он бросил газету на стол и опять воззрился на фотографию. Вчера еще Франчес был закрыт от посторонних глаз высокой стеной и жил такой обособленной жизнью, что даже жители Милфорда не знали толком, как выглядит этот дом. Сегодня фотография дома глядит на вас из каждого газетного киоска от Пензанса до Пентленда. [28] И его мрачный фасад служит контрастом для невинного полудетского лица.

Газета, видимо, использовала фотографию, сделанную в студии. Волосы у Бетти были тщательно причесаны, и на ней было нарядное платье. Без школьной формы у нее был совсем другой вид — не то чтобы она казалась старше или взрослее, нет. Роберт старался подобрать слово. Да, вот в чем дело — она уже не казалась запретным плодом. Школьная форма исключала всякие мысли о ней как о женщине. Она была сродни черному одеянию монахини. Глядя на фотографию, Роберт подумал, что о защитных свойствах школьной формы можно было бы написать целый трактат. Защитных в обоих смыслах слова: и как броня, и как камуфляж. А сейчас, без формы, Бетти была просто существом женского пола — она была женщиной.

Тем не менее ее лицо казалось трогательно юным и взывало о помощи. Открытый лоб, широко поставленные глаза, пухлая, словно ужаленная осой, нижняя губка, которая придавала ей выражение обиженного ребенка, — все это вместе взятое производило убедительное впечатление правдивости. В историю, рассказанную девочкой с таким лицом, поверит не только епископ Ларборский.

— Можно, я возьму эту газету? — спросил Роберт.

— Берите, — ответил Стэнли. — Я ее уже прочитал за завтраком. Там нет ничего интересного.

Роберт удивился.

— А эта история тебя разве не заинтересовала? — спросил он, показывая на первую полосу газеты.

— Да нет, — сказал Стэнли, взглянув на фотографию. — Разве что напомнила мне ту потаскушку из Египта. Та тоже врала без зазрения совести.

— Так ты не веришь ее истории?

— Да кто же в это поверит?

— Где же, по-твоему, она была весь этот месяц?

— Если судить по ее сходству с той потаскушкой с Красного моря, то я бы сказал, что не иначе, как шастала по крышам, — сказал Стэнли и пошел обслуживать подъехавшую машину.