Казнь на Вестминстерском мосту

— Ты, вероятно, очень устал. — Шарлотта положила письма в карман передника. — Посиди у огня, а я приготовлю ужин. Хочешь свежего лосося? Я сегодня купила его на рынке. И горячего хлеба.

К полудню следующего дня у Шарлотты сложилось четкое представление о том, что она будет делать дальше и как завершит это расследование. Никто не будет ей помогать — во всяком случае, осознанно, — а тетя Веспасия сделает все необходимое, если она правильно сформулирует свою просьбу.

Томас большую часть дня провел в саду, но к пяти часам погода резко испортилась, с востока подул холодный ветер, небо затянули свинцовые тучи. Все свидетельствовало о том, что к ночи опустится ледяной туман. Муж прошел в дом, сел перед камином и заснул.

Шарлотта не будила его. Она оставила в духовке пирог с картошкой и луком-пореем, а на кухонном столе — записку, в которой сообщала, что уехала навестить тетушку Веспасию. Так как сильно похолодало, она решила раскошелиться и взяла кэб. Ее приезд удивил Веспасию, однако пожилая дама встретила молодую родственницу очень радушно.

— Что-то случилось, дорогая? — спросила она, пристально глядя на молодую женщину. — В чем дело? Что произошло?

Шарлотта достала из ридикюля письма, подала их Веспасии и рассказала, что удалось выяснить Питту.

Леди Камминг-Гульд надела пенсне и принялась неспешно, без каких-либо комментариев читать письма. Отложив последнее, она тихо вздохнула.

— Какой ужас. Две жизни растрачены впустую. Сколько же страданий и боли принесло людям стремление одного человека властвовать над другим! До какого предела нам нужно дойти, чтобы мы наконец поняли: друг друга надо уважать… Спасибо, Шарлотта, что показала мне эти письма, хотя я и пожалею об этом, когда буду ночью лежать без сна. Я должна обязательно поговорить с Сомерсетом насчет законодательства о невменяемости. Я старею, поэтому мне тяжело с самого начала разбираться в новых для меня вопросах, но эта история будет преследовать меня. Сумасшествие — это страшно, но еще страшнее провести долгие годы в сумасшедшем доме и при этом оставаться в здравом рассудке!

— Не надо… Простите. Мне не следовало показывать вам эти письма.

— Нет, моя дорогая. Ты поступила правильно. — Веспасия накрыла руку Шарлотты своею. — Мы должны делиться своей болью. Ты правильно сделала, что пришла ко мне, а не к бедняге Томасу. В последнее время на него свалилось очень много, и он наверняка страдает из-за своей беспомощности, из-за невозможности что-то изменить.

— Да, — согласилась с ней Шарлотта. Было уже шесть вечера, и она понимала, что пора приступать к следующему этапу своего плана. — Я собираюсь нанести визит сэру Гарнету Ройсу, возможно, отдам ему письма. — Она увидела, как напряглась Веспасия. — Как-никак они принадлежат ему.

— Чушь! — возмущенно воскликнула леди Камминг-Гульд. — Моя дорогая Шарлотта, ты можешь сколько угодно лгать другим людям, хотя я сомневаюсь, что у тебя получится, но только не надо обманывать меня. Ты вовсе не считаешь, что они являются собственностью сэра Гарнета. Они были написаны его женой мисс Форрестер, и если они не дошли до адресата, то становятся собственностью почтовой службы Ее Величества. Даже если бы они действительно принадлежали сэру Гарнету, тебя бы это не остановило! Так что ты намерена делать?

Смысла лгать больше не было, ее план провалился.

— Я намерена сделать так, чтобы он узнал правду и понял, что я эту правду знаю, — ответила Шарлотта. Ее план состоял не в этом, но такая цель была его частью.

— Это опасно, — задумчиво проговорила Веспасия.

— Нет, если я возьму вашу карету с вашим кучером. Возможно, сэр Гарнет и разозлится, но он не причинит мне вреда. Не решится. И я возьму с собой только два письма, остальные же оставлю вам. — Шарлотта ждала, наблюдая за Веспасией. На лице пожилой дамы отражалось сомнение, пока она взвешивала все «за» и «против». — Он должен узнать! — с горячностью воскликнула Шарлотта. — Закон не может выдвинуть против него никаких обвинений, а я могу! Ради Наоми, ради Элси Дрейпер я это сделаю. Я приеду в роскошной карете с лакеем на запятках, и слуги впустят меня в дом. Он не причинит мне вреда! Пожалуйста, Веспасия. Мне всего лишь нужна ваша карета на час или два. — Она хотела добавить: «Иначе мне придется брать кэб», но решила, что давить на Веспасию нельзя.

— Хорошо. Но я пошлю с тобой Форбса, он сядет на козлы. Таково мое условие.

— Спасибо, тетя Веспасия. Я уеду в семь, если вас это устроит. Так больше вероятности, что он будет дома, — ведь сегодня в палате общин нет никаких серьезных дебатов, насколько мне известно.

— Тогда советую тебе поужинать. — Веспасия многозначительно изогнула бровь. — Надеюсь, бедняге Томасу ты оставила что-то поесть?

— Оставила, конечно. И записку, что я поехала к вам и буду дома около половины девятого или в девять.

— Прекрасно, — усмехнулась Веспасия. — Тогда, полагаю, сейчас самое время приказать, чтобы нам принесли что-нибудь с кухни. Как ты смотришь на тушеного зайца?

Час спустя Шарлотта сидела в карете Веспасии и медленно ехала по погруженным в туман улицам от Белгрейвии мимо Вестминстерского дворца, на южный берег реки, вдоль набережной, к Бетлиэм-роуд. Холодный воздух был недвижим, влага, висевшая в нем, замерзала и превращалась в колючие ледышки. В глубине души Шарлотта испытывала страх перед предстоящим визитом, однако она сохраняла хладнокровие и решимость и понимала, что откладывать его нет смысла, что больше нечего обдумывать и анализировать. Она была тверда в своем решении, и ничто не могло заставить ее передумать. Она не допустит, чтобы Гарнет Ройс вычеркнул из своей памяти Наоми и Элси Дрейпер и убедил себя в том, что его действия были оправданны.

Карета остановилась. Шарлотта услышала, как лакей спрыгнул с запяток, и в следующее мгновение дверца распахнулась. Опершись на руку лакея, она спустилась по лесенке на тротуар. За плотным туманом трудно было разглядеть фонари на противоположной стороне улицы и стоящие за ними дома, которые напоминали огромные клубящиеся серые тени, пробуждавшие игру воображения.

— Спасибо. Сожалею, но я вынуждена просить тебя подождать меня здесь. Надеюсь, я долго не задержусь.

— Все в порядке, мэм, — услышала она приглушенный туманом голос Форбса. — Ее светлость велела нам ждать вас у самого крыльца, вот мы и подождем.

Гарнет Ройс принял ее вполне любезно, однако держался холодно и не скрывал своего удивления. Он явно забыл, что виделся с ней, когда она навещала Аметист после смерти Локвуда Гамильтона, и поэтому плохо представлял, кто она такая. Шарлотта решила не тратить время на светскую болтовню.

— Сэр Гарнет, я приехала к вам, так как собираюсь написать книгу об одном религиозном движении, к которому перед смертью примкнула ваша супруга Наоми Ройс.

Лицо Ройса окаменело.

— Моя жена принадлежала к англиканской церкви, мэм. Вас ввели в заблуждение.

— Вовсе нет, если судить по ее письмам, — таким же ледяным тоном возразила Шарлотта. — Она написала несколько очень личных, очень трагичных писем некой Лиззи Форрестер, которая тоже была членом этого движения. Мисс Форрестер эмигрировала в Америку, и письма не дошли до нее. Они остались здесь, в нашей стране, и попали ко мне в руки.

Лицо Ройса осталось бесстрастным, зато рука потянулась к шнурку звонка.

Шарлотта поняла, что нужно поторопиться, пока он ее не вышвырнул. Она открыла свой ридикюль, достала письма и принялась читать вслух, начав с того письма, в котором Наоми рассказывала, как муж запретил ей ходить на собрания своей религиозной общины, а когда она отказалась подчиняться, запер ее в спальне, как она поклялась, что не будет есть, пока ее не выпустят из комнаты и не позволят свободно следовать своим убеждениям. Дочитав до конца, Шарлотта посмотрела на Ройса. Его глаза гневно блестели, руки были сжаты в кулаки, всем своим видом он выражал глубочайшее презрение.

— Я могу допустить только одно: вы угрожаете устроить скандал, если я вам не заплачу. Шантаж — это мерзкое и опасное дело, и я посоветовал бы вам отдать мне письма и покинуть мой дом, пока вы еще сильнее не усугубили свое положение.