Охота на флагманов

В Рождество на палубе была установлена большая елка, кубрик был украшен бумажными лентами, а 31 декабря все сели за специальный предновогодний стол.

Каждый член команды получил по бутылке вина, дополнительный табачный паек, пакет сладостей и книгу. После ужина в кают-компании был разыгран шуточный спектакль и офицер башенного орудия, капитан-лейтенант, удачно изображал Гитлера.

В полночь капитан обратился по громкоговорителю к команде. Он поблагодарил всех за высокое присутствие духа и хорошую дисциплину. "Чарли" сказал, что все ожидали, после первого прихода в Норвегию, что будут принимать участие в боевых операциях в Арктике и северной Атлантике "вплоть до берегов Франции". Однако этого не произошло. "Мы сжали зубы и подчинились приказу командования, хотя это было нелегко".

Топп закончил свою речь выражением надежды:

"Мы вступаем в новый год... и мы уверены, что когда наступит время решительного испытания, мы будем к нему готовы. Желаю всем счастливого нового года."

ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА

В тот же новогодний вечер, в 500 милях к северу, развернулась одна из последних операций крупных немецких надводных кораблей. Вице-адмирал Кюмметц получил приказ на флагмане "Хиппер" вместе с "Лютцовым" и шестью эсминцами выступить против последнего в этом году русского конвоя JW 51В33.

Здесь надо на время вновь вернуться на зыбкую почву исторических предположений. Опорой, естественно, должны служить реальные исторические факты, которые свидетельствуют о том, что к концу 1942 года в войне произошел перелом, который в конечном итоге привел к жесточайшему поражению Германии. Перелом этот ещё не скоро был осознан политическим руководством Германии, а в определенной мере и стран-союзников, и все же он состоялся и был необратим.

Если говорить по самому большому счету, то война Германией была проиграна с самого своего начала - или ещё раньше, когда руководство правящей в стране НСАП начало к ней подготовку. Единственным реальным шансом для устойчивого подъема Германии было не начинать войну вообще, но природа национал-социализма не допускала такой ход событий. Да, политическое устройство, которое сложилось в Европе после Первой мировой войны, было, по самым мягким суждениям, несовершенным, но его преодоление не обязательно требовало войны, да ещё такой жесточайшей, всемирной трагедии. После Второй мировой многое было тоже несовершенно или даже несправедливо, трудности имеются и сейчас - но, кажется, сейчас уже больше людей понимают, что война - иногда быстрое, но быть может всегда наихудшее решение проблем.

Впрочем, возможно, сказывается фактор существования оружия массового уничтожения в современном мире...

Но что касается специфически военного аспекта, военных действий как таковых, то события второй половины 1942 года представляли собой определенный узел и от "развязывания" или разрубания его многое зависело.

Германия сосредоточила практически все свои силы на двух направлениях: наступлении на юг СССР и на Ближний Восток. Сталинградская битва и эпопея борьбы за Кавказ описаны у нас подробно, многократно и едва ли не во всех аспектах; общеизвестно, что в числе важнейших целей Германии был захват нефтеносных районов с одновременным разрывом поставки нефти Красной Армии. События на Средиземном море и в Северной Африке известны у нас гораздо меньше; но подтекст у них, в принципе, тот же - сырье и нефть, конкретно выйти на богатейшие нефтяные поля Ближнего Востока, лишив доступа к ним Союзников.

Опасность этого удара Союзники, конечно, понимали - точно так же понимали и то, что стратегические предвоенные запасы нефтепродуктов в странах Оси иссякают, а их пополнение с небольших месторождений в Румынии и в Карпатах далеко не достаточно. Все большую роль для Германии стало приобретать производство синтетического горючего; серьезным также для них было значение добычи горючего из прибалтийских сланцев - и все равно горючего сильно, а затем и катастрофически не хватало, не в последнюю очередь потому, что нефтехранилища, заводы по производству синтетических ГСМ и нефтеперегонные предприятия неделю от недели подвергались все более массированным, все более целенаправленным и эффективным бомбардировкам. Нехватка горючего сковывала действия не только флота - во всех войсках ощущались серьезные трудности.

Едва ли стоит сомневаться, что даже в случае военного операционного успеха немцев на любом из направлений конечная победа осталась бы за союзниками, но сроки, цена и характер победы оказались бы иными.

И здесь становится понятным, почему англичане бросили лучшие силы своего флота на обеспечение Средиземноморской кампании и шли на любые потери, пока натиск немцев не выдохся - и почему вернули на Северную Атлантику часть боевых кораблей и возобновили проводку конвоев в СССР.

Тенью, полунамеком, полупризнанием, полудогадкой проходит даже во многих западных исследованиях мысль о том доставка грузов в СССР - четыре миллиона тонн за войну! - была не только выполнением в простом понимании союзнического долга.

Поставки, несомненно, легли тяжелым грузом на британскую и американскую экономику (хотя - вот парадокс экономического развития - к концу войны экономика США стала куда сильнее!). И все же получается, что поставки были для Союзников наиболее удобной, а значит и наиболее выгодной формой действий. Они помогали восстановить и помогали поддерживать и повышать боеспособность Красной Армии - потому что, не будь этого, им бы пришлось противостоять германской военной машине другими средствами и в других масштабах.

Поставки были отнюдь не благотворительностью и отнюдь не выражением "верности союзническому долгу": каждый сожженный немецкий танк, каждый сбитый самолет, каждое перемолотое на Восточном фронте немецкое соединение больше не составляло угрозу для Союзников. Это уже не говоря о том, что "северные" конвои прерывались, иногда более чем на полгода, когда обстановка на море для Британии усложнялась.

Пресловутая несговорчивость Сталина, якобы не позволявшая прямо участвовать войскам союзников в боевых действия в России - отчасти просто неправда34, а в ещё большей степени, похоже, только предлог для того, чтобы "оправдать" не-ведение ими таких действий. На самом деле никаких особых препятствий не чинили британским летчикам и инструкторам, которые в тяжелейшее лето 1941 года не только доставляли боевые самолеты на Север России, но и непосредственно участвовали в боях; никто не мешал базировать английские эскадрильи в Ваенге и на Ягоднике, более того, наши создавали и там (заботами капитана Дзюбы, например), равно как и на украинских аэродромах, где дозаправлялись, ремонтировались и оснащались сотни тяжелых самолетов - участников "челночных бомбардировок", режим максимального благоприятствования.

Реальные условия и военного, и тылового обеспечения, быта, лечения и отдыха моряков и солдат Союзников были существенно выше, чем у наших офицеров и солдат, и если англичане как-то охарактеризовали условия в советском госпитале, где лечили раненых и больных моряков очередного конвой, как "ужасные" и предлагали даже высадить бригаду врачей и медперсонала, то они просто не представляли, каковы же на самом деле были "стандарты" для советских моряков и офицеров.

Единственный случай, когда прямое участие было вроде как предложено и получен отказ (сопровождаемый двухдесятиленими возмущенными "наглостью предложения" криками ветеранов и историков "сталинской" закалки) - это предложение направить английские войска для защиты прикавказских месторождений нефти. Но пойдем в анализе этого случая чуть дальше. Да, от этой помощи англичан, от размещения английских войск на соответствующем фронте или в ближнем его тылу Сталин отказался; но если бы (не дай Бог!) Вермахт вышел бы к Каспию - кто бы это отказывал или не отказывал союзнику в праве на проведение операции против гитлеровцев ещё на одном фронте? Об этом даже и не спрашивалось бы, известили бы в обычной своей постоянной переписке, да и только.