Ты его не знаешь

Лишь после того как я прошла по всей цепочке от начала до конца, Майк допустил меня в дегустационный зал — крошечный сарайчик с белеными стенами и плотно укатанным земляным полом. Раздавив тяжелой ложкой темную оболочку кофейного зерна, я припомнила то утро, когда мы с папой пили кофе. Впервые за время моего взрослого существования я увидела, как складываются в единое целое разрозненные части моего бытия, сливаются в единую историю жизни различные сюжеты.

Пять

Документальный роман «Убийство в Заливе» появился на полках книжных магазинов в какой-то из вторников июня, через полтора года после смерти Лилы. А уже в воскресенье на первой полосе «Сан-Франциско кроникл» напечатали хвалебную статью некоего Семи Челласа, который сулил книге блестящее будущее и уверял, что в свое время она станет «классикой криминальной документалистики». Еще через несколько дней, листая журнал «Сан-Франциско», я наткнулась на статейку самого Торпа под названием «История Лилы», где он подробно живописал дружбу со мной и заявлял, что Лила, конечно, главная героиня его книги, но его муза — я. Меня чуть не вывернуло прямо на страницу. Я только молила, чтобы это не дошло до родителей. Те, во всяком случае, никак не отреагировали.

В списке бестселлеров «Кроникл» книга, к моему ужасу, с ходу заняла седьмое место. С каждой неделей она поднималась все выше и выше — с седьмого места на пятое, на второе и, наконец, вышла на первое, где и продержалась почти полгода. Она красовалась на самых видных местах в витринах всех книжных магазинов, часто по соседству с большим плакатом, на котором крупно воспроизводилась обложка — лицо Лилы на фоне моста «Золотые Ворота» — и портрет Торпа. Героиня и автор бок о бок. Сколько людей уже ознакомились с историей моей сестры? Ее трагическую судьбу смакуют любопытные… Вот мерзость!

Приблизительно на третьей неделе книжной вакханалии я томилась в автосервисе, дожидаясь, пока мне поменяют масло; женщина, сидевшая напротив, читала «Убийство в Заливе». Заметив мой взгляд, она поинтересовалась:

— Читали?

— Нет.

— Обязательно прочтите. Ужасно интересно! Немного скучновато, когда автор углубляется в математику, но все равно — рекомендую. Жутко представить, что это случилось прямо у нас в Сан-Франциско. Он упоминает знакомые улицы, и в рестораны эти я захаживала, а мой сын даже учился в той же школе, что и Лила. И прекрасно ее помнит — тихая такая, хорошенькая, с чудинкой. Я уже за середину перевалила. Автор как раз назвал убийцу.

— Неужели?

— Точно. Но я вам не скажу — не буду портить удовольствия.

Она бросила взгляд на обложку, потом снова на меня.

— А знаете, вы даже чем-то похожи…

Я заплатила за смену масла и поехала на улицу Клемент, в книжный магазин «Зеленое яблоко». До этого момента я решительно не собиралась читать произведение Торпа, но та женщина поймала меня врасплох. Неужели Торп в самом деле выполнил обещанное и обнаружил то, что осталось тайной для полиции?

Книга стояла на полке новинок, в самом центре. На золотом ярлычке на обложке, как раз над левым глазом Лилы, значилось: «С автографом автора». Небольшой плакатик извещал, что сотрудники магазина назвали книгу Торпа лучшей среди новинок. Здесь же некто по имени Пейт приписал, что книга «заставляет вспомнить „Хладнокровное убийство“ Трумана Капоте; леденящий душу рассказ о зловещем убийстве не даст вам сомкнуть глаз с первой и до последней страницы». Продавщица смотрела прямо на меня, а то бы я сорвала плакатик, сгребла всю стопку книжек и оттащила в самый дальний конец магазина, к календарям… Однако пришлось взять всего одну и заплатить за историю жизни и смерти собственной сестры. Тем же вечером, забравшись в кровать, я раскрыла книгу.

Она начиналась с подробного описания того, как именно было обнаружено тело Лилы. Торп дословно приводил рассказ бродяги, который нашел ее в лесу: «Иду, значит, а сам на ходу штаны расстегиваю, ну, чтоб отлить. И раз — цепляюсь за что-то! Чуть не брякнулся. Однако удержался. А как выпрямился, да как разглядел, что это тело, так и начал прямо тут, под деревом, харчи обратно метать».

Неделями потом не могла я отогнать от себя эту картину: чужого мужика в расстегнутых штанах тошнит подле тела моей сестры. Ах, если б ее нашла я… Пригладила бы сбившиеся волосы, утерла грязь с лица… Чтобы не в таком виде явилось взорам полицейских, налетевших с блокнотами и фотокамерами, ее бедное, беззащитное тело.

Торп беспардонно вытащил на свет все, вплоть до самых интимных и самых отталкивающих подробностей. Ничто его не смущало. Фотографии с места преступления он описывал словно музейные полотна: голубоватый цвет Лилиной кожи, раскинувшиеся веером окровавленные волосы. Даже то, как полицейские (о, мука!) зажимали носы, поскольку после ее смерти прошло несколько дней. Она лежала на спине, вытянувшись во весь рост, руки вдоль тела, под головой подушка из опавшей листвы. Полицейских такая поза навела на мысль, что Лила и преступник были знакомы.

«Похоже, убийца испытывал своего рода сострадание к жертве, — писал Торп. — Он словно уложил ее спать, поудобнее».

Когда бродяга наткнулся на Лилу, она была полностью одета, только блузка под пальто распахнута и четыре верхние пуговицы вырваны с мясом. Торп посвятил несколько предложений описанию ее бежевого лифчика и целый абзац — маленькой татуировке над левой грудью. Лила сделала тату за пару недель до смерти и как-то перед сном с гордостью продемонстрировала мне.

— И что это у нас? — полюбопытствовала я, проведя пальцем по темно-фиолетовым чернилам.

— Двойной тор или, во всяком случае, самое близкое к нему приближение, какого мне удалось добиться на Хайт-стрит.

— А что такое «двойной тор»?

— Сфера с двумя ручками и двумя отверстиями, образованная соединением двух торов. Ну, представь себе два пончика, слепленных боками…

— Два пончика? Класс! И с чего это ты вздумала обзавестись эдакой татушкой?

— Двойной тор — элегантнейшая топологическая конструкция. Ее можно представить следующим образом… — Лила подошла к столу, набросала что-то на клочке бумаги и подала мне.

Через несколько дней после того, как нашли сестру, бумажка эта, пришпиленная над столом, попалась мне на глаза, z² = 0,04 — х⁴ + 2х⁶ — х⁸ + 2х²у² — 2х⁴у² — у⁴. Последнее, что Лила написала специально для меня. Я сохранила ее. Многие годы она лежала у меня в кошельке, как некий тайный код.

— Я это сделала на спор. — Лила застегнула пижамную кофту, прикрыв татуировку.

— С кем?

Лила улыбнулась самой себе, будто меня в комнате и не было.

— Ты его не знаешь.

Родители впервые увидели наколку, только когда стояли, рука в руке, возле тела Лилы в морге Герневилля. Эту сцену Торп тоже обрисовал. Его самого там, разумеется, не было, но в предисловии к книге он заявил, что «привнесение элементов вымысла в изображение тех или иных событий необходимо для правдивого изложения всей истории». Кое-что, однако, он описал верно: изумление родителей при виде татуировки; запах китайской еды, доносившийся из конторы при покойницкой; монотонный голос папы, звонившего мне, — словом, то, что мог знать по моим рассказам.

Для него это была всего лишь история, простая и ясная. До того как взяться за перо, Торп несколько лет преподавал на полставки в разных университетах Области залива [12], пока не оказался в Сан-Францисском университете, где и решил задержаться. Главным образом по той причине, что здесь, как он мне признался, прекрасные виды и самые короткие семестры.

— Когда-то я верил, что учительство — лучшее из занятий, — говорил он мне в самом начале нашей дружбы. — Мне казалось, в преподаватели идут из любви к литературе. Тогда я еще не догадывался, сколько вокруг этой профессии зависти и мелочных интриг. Я люблю студентов, но ненавижу систему. Надо искать какой-то выход…