Паровой каток

Но когда ему наконец выложили все до последнего пустяка, понял, что такая информация немногого стоит. Проблема в том, что была она всего лишь результатом прижатых к стеклу носов, то есть болезненного любопытства, и, как всякая информация, полученная без связи с объектом слежки, слишком поверхностна.

Мисс Ле Руке жила здесь целых два года, была идеальной жилицей, но очень замкнутой. Для молодой девушки это несколько необычно, но, с другой стороны, люди с художественными наклонностями - в отличичие от шумной университетской молодежи - порой предпочитают одиночество. И это заслуживает уважения. Проблема в том, что того на свете все меньше.

Контакты они поддерживали только когда первого числа каждого месяца мисс Ле Руке аккуратно вносила деньги за квартиру. Обычно передавала наличные в изящном розовом конверте, вежливо отклоняла приглашения пройти дальше, чем на веранду и практически ни о чем не говорила, пока они ей выписывали квитанцию. Иногда деликатно спрашивала, не мешают ли её ученики своим шумом; нынешняя мода на электронные органы, завозимые из Японии, подала ей идею по. вечерам давать уроки игры с листа и нескольким взрослым. "Нет, разумеется нет, дорогая, мы к тому же несколько глуховаты..." И это все.

И ни малейшего понятия, откуда она приходила и куда уходила в тех редких случаях, когда вообще выбиралась наружу, но зато они были твердо убеждены, что в её прошлом скрыта какая-то ужасная трагедия.

Это ему тем более не помогло.

- Минутку, дамы, - перебил их Крамер, - давайте придерживаться фактов, ладно? Вы говорите, что мисс Ле Руке ответила на ваше объявление в "Газетт", где вы предлагали квартиру в наем. Рекомендаций у неё не было, но вы её приняли, поскольку она казалась порядочной девушкой.

- Вот именно, - проворчала госпожа Безуденхут, рассерженная, что Крамер её перебил.

- Итак, она вставала в восемь. По дому все делала сама. Ученики приходили к ней после школы, так что если она и выходила .из дому, то всегда с утра. Занятия шли до шести тридцати, а иногда и после ужина, а ужинала она в семь. Свет выключала в одиннадцать. Утверждаете, что никогда не принимала друзей или поклонников, но почему вы убеждены, что ходившие к ней по вечерам были только её учениками?

- Потому что это были мужчины явно не её типа. Все за сорок, холеные боссы, из тех, что могут себе позволить покупать дорогие игрушки, хотя понятия не имеют, как с ними обращаться. Кроме того, у них всегда были папки с нотами - понимаете?

Мисс Генри дала понять, что у неё тоже есть что сказать. Крамер кивнул.

- И к тому же мы слышали, - ну конечно мы слышали, как они все играют гаммы, и повторяют одно и то же, а оно все не получается. Все время одни и те же ошибки.

- Она хочет похвастаться своим музыкальным слухом, - насмешливо фыркнула госпожа Безуденхут. - Хотя такая же глухая тетеря, как я.

- Вы знали кого-нибудь из этих господ?

- Мы же вам говорили, что у мисс Ле Руке был свой вход с улицы. Видели мы их всегда только мельком, когда она им открывала, и то сзади.

Ну, это неважно, мисс Ле Руке наверняка вела картотеку для налоговой службы, этим займемся позднее. Тут ему кое-что пришло в голову.

- А был у неё кто-нибудь из учеников в тот вечер - ну, когда?..

- Уже с неделю у неё вообще никто не бывал, - сказала мисс Генри.

- Ага. - Видимо, электронные органы постигла та же судьба, что и все остальные дорогие игрушки, продавцы которых сулят, что после десятка занятий вы сможете поразить ими приятелей.

- Но она была дома, да?

- Да.

- Можете вспомнить, что вообще происходило в тот день?

- Позовите Ребекку, - приказала госпожа Безуденхут, совершенно излишне, потому что тут же сама подняла трость и ударила по бронзовой плевательнице. Из коридора вначале раздалось шлепанье тапок, на пару размеров больших, чем надо, а потом в комнату вошла пожилая негритянка в платье служанки. Увидев Крамера, инстинктивно подалась назад.

- Да, это полицейский, ты, старая лентяйка, - сказала госпожа Безуденхут. - Он хочет распросить тебя о бедной девушке.

Испуг служанки только усилился.

- Ребекка там ничего не брала, милостивая госпожа, - испуганно взмолилась она. - Видит Бог, я ничего плохого не сделала.

Крамер успокоил её на языке зулу:

- Вы только расскажите мне и хозяйкам, как все было.

Ребекка долго заикалась, но, наконец, кое-как спра-г вилась при помощи обоих официальных языков, да своего родного, да "кухонного" кафрского, да ещё пары вытаращенных карих глаз.

Каждый понедельник она с утра открывала хозяйским универсальным ключом дверь и выносила мусор. В прошлый понедельник, войдя внутрь, она обнаружила в раковине немытую посуду, а одна конфорка плиты была раскалена докрасна. А мисс всегда была очень аккуратна, и так старательно все всегда выключала, так что она сразу почувствовала - что-то не так. Пару раз её позвала, потом на цыпочках прошла в спальню, чтобы взглянуть, дома ли мисс. Была. Мертвая.

- Она примчалась сюда с таким ревом, словно за ней сам черт гонится, вмешалась госпожа Безуден-хут. - Я этой старой болтунье, разумеется, не поверила. Позвали Генри, чтобы та проводила меня наверх. Она и вправду лежала там, тихая и спокойная, но холодная, как камень.

- А как выглядела комната?

- О, все было так аккуратно прибрано, - сказала мисс Генри. - И покрывало подтянуто до самого подбородка бедняжки.

Значит были судороги.

- Яд, - сказала госпожа Безуденхут.

Крамер не видел смысла возражать. Вместо этого спросил, откуда знали они, которого врача вызывать, если мисс Ле Руке была такой скрытной. Этот вопрос застал госпожу Безуденхут врасплох, что, с одной стороны, могло показаться странным, с другой стороны - нет.

- Ну, знаете, - попыталась объяснить мисс Генри, осторожно подав голос, - одно время госпожу Безуденхут навещал доктор Мэтьюз. Это тогда, когда мисс Ле Руке только переехала. Она спросила, не знаем ли мы какого-нибудь, гм... хорошего домашнего врача, ничего особенного, мы и назвали ей доктора Мэтьюза.

- Но ей нужно было обратиться к кому-то другому, лично я была уже сыта им по горло, - воинственно заявила госпожа Безуденхут. - Он не знает своего дела. Отчасти это было правдой, если учесть, что девяностодвухлетняя госпожа Безуденхут успешно поддерживала свой безнадежно здоровый организм, принимая совершенно бесполезные медикаменты по своему усмотрению.

- Кто-нибудь из вас был там, в квартире, когда пришел врач?

- Разумеется, да.

Ну конечно, они бы это не пропустили ни за что на свете.

- Было просто ужасно, - вздохнула мисс Генри. - Он едва взглянул на бедняжку. Сказал, что сердце у неё было не в порядке, и что этого следовало ожидать. Свидетельство о смерти подписал прямо там, на её ночном столике.

- А потом?

- Спросил нас, не знаем ли мы, кого нужно уведомить, - продолжила мисс Генри, переживая заново тот неповторимый момент. - Я сказала - вы же помните, дорогая, - я сказала, что имя её адвоката есть на договоре об аренде квартиры. Пошла, принесла его и доктор Мэтьюз тут же позвонил.

Адвокату понадобилось некоторое время, потом он сказал доктору, что у Трикси была страховка на похороны и дал ему имя хозяина похоронной конторы.

- И люди оттуда примчались тут же, - сказала госпожа Безуденхут. - Но им пришлось подождать.

- Как это?

- Свидетельство о смерти должен был подписать ещё один врач, как свидетель, из-за кремации, - с готовностью пояснила мисс Генри. - Полагаю, это весьма разумно, не так ли?

- Ха! Не особенно, если он - партнер доктора Мэть-юза, и ничем не лучше того, если хотите знать мое мнение, - презрительно бросила госпожа Безуденхут.

- И кто это был?

- Доктор Кэмпбелл. Жуткий пьяница.

- Сущая правда, дорогая.

- Вот именно. И он даже не потрудился войти в спальню. Стоял в дверях и жаловался, что провел всю ночь на ногах.

Крамер отметил, что второе заключение было дано так же формально, но это было не так уж важно и, несомненно, доктор Стридом думал так же. Ни один из этих врачей и близко не походил на человека, способного принять участие в запутанном уголовном деле.