Игра в темную

Ваньке продолжало везти: идти пешком в деревеньку не пришлось, в последнюю минуту удалось втиснуться в нужный автобус, который доставил его почти до самой деревни.

Подойдя к своей избе, он легко отломил сколоченные крест-накрест доски, чисто условно прикрывавшие двери и окна, и вошел вовнутрь. В горнице, несмотря на палящую жару, пахло сыростью... Автоматически сняв со стены оставленную прежними хозяевами телогрейку, Стекло постелил ее на кровать и прилег сверху, подсунув под голову жесткую, набитую плохо высушенной соломой подушку. Сон, тяжкий и влажный, овладел им сразу. Откуда-то из подсознания вынырнули, став вдруг яркими и выпуклыми, воспоминания давно позабытого деревенского детства.

Спящий старикан вдруг увидел себя пацаном, почему-то верхом на лошади - той самой кобыле Ночке, о которой, как ни странно, оказывается, не забыл, хотя ездил на ней в ночное, пожалуй, еще пятилетним пацаном... При каждом скачке кобылы сердце Ваньки взлетало куда-то ввысь, и хотя без всякой боли, но почему-то ему казалось, что еще немного, и вылетит оно совсем...

Потом он увидел знакомое и тоже, оказывается, не позабытое озеро, а на противоположном его берегу - молодую, ослепительно красивую Солоху. Ванька пришпорил кобылу, и Ночка понесла его легко и быстро - прямо по воде туда, где радостно улыбалась Ваньке и манила его рукой погибшая жена. И не было в нем страха в тот миг, когда лошадь, так и не доскакав до смеющейся Солохи, вдруг взмыла вверх вместе со своим седоком. Ванька Стекло улыбнулся своему видению, глубоко вздохнул и умер, так и не проснувшись.

Визирь со своими людьми подехал к деревне уже на исходе ночи. Оставив машину в перелеске, вдвоем с давним подручным Обручем подошел к дверям крайней избы: Куб с абсолютной точностью описал нужный им дом. Обоих удивило, что дверь оказалась незапертой, но особо размышлять над этим они не стали, и Обруч, вскинув пистолет, бросился в темную и глухую глубину избы. Влетевший вслед за ним Визирь, чиркнув по стенам мощным фонарем, почти сразу высветил старую ободранную кровать и лежавшее на ней тело старика. Бандиты были достаточно опытны, чтобы сразу сообразить: необходимость в их акции отпала.

- Ну? - возникшую паузу прервал Обруч. - Что Кубу-то скажем?

Визирь поколебался, прежде чем принять решение, продиктованное целой чередой неудач и проколов последнего времени:

- Доложим, что придушили спящего Ваньку подушкой!

Обруч согласился легко: ,

- Тебе виднее!

А Визирю и в голову не пришло, какое ликование ощутил в этот момент его подручный. Обруч давненько дожидался счастливой возможности продвинуться по службе, заложив Кубу своего "начальничка"...

Шел третий день моей работы в охране Куба. Все это время пролетело быстро и на удивление гладко. Как мне казалось - даже слишком гладко.

Судя по всему, авторитет и впрямь, как предупреждал Светлов, предпочитал в качестве охраны бывших десантников своим блатнякам, опасаясь случайно приблизить к своей драгоценной персоне алкаша или наркомана. К тому же взяли меня сюда

по солидной рекомендации серьезного человека в ,; числе еще троих новеньких: Куб вынужден был . пополнить ряды охраны, слегка поредевшие в последнее время из-за традиционных разборок. Надо ..сказать, авторитет особо и не вглядывался в своих новеньких: с одной стороны, лица их в силу специфики работы менялись частенько, с другой - мафиози, объявивший в последнее время большую охоту, несколько подзабыл о том, что в один прекрасный день и сам может оказаться дичью... Во всяком случае, он точно не помнил об этом в тот вечер, когда я, заступив на очередное дежурство, должен был сопровождать Куба в числе прочих "коллег" на деловую встречу в ресторане. Именно здесь Куб едва не поплатился за свою самонадеянность.

Заняв вместе с деловым партнером столик подальше от грохочущей эстрады, он углубился в обсуждение очередной сделки и успешно отключился от реальности... Мы - я, Обруч и Чиж, - как водится в таких ситуациях, заняли соседний столик, преграждающий путь к объекту. Среди наших сыщиков именно я отличался особой способностью чувствовать спиной чужие, слишком пристальные взгляды; честно говоря, моей личной заслуги в этом не было, данное врождённое качество весьма осложняло мне жизнь чуть ли не с детства. Тот факт, что я сразу же устроился в тот вечер спиной к залу, оправдал себя практически сразу: знакомая дрожь тут же коснулась позвоночника. Резко обернувшись, я успел заметить колыхнувшуюся тяжелую гардину, за которой находился внутренний холл ресторана и туалеты.

Стараясь проделать все как можно естественнее, я сообщил Обручу о своем, тоже вполне естественном, желании посетить сортир и через секунду уже имел счастье лицезреть седовласого господина в дорогом костюме, слишком пристально и в гордом одиночестве разглядывающего дешевую мазню, висевшую на стене холла и выдаваемую хозяевами за поздних голландцев... Вряд ли дрянная подделка стоила подобного внимания!

После похода в туалет уже не требовалось особого мастерства, чтобы вычислить среди танцующих странноватую парочку, неуклонно приближавшуюся в процессе "музыкальных" дёрганий к столику Куба...

Этот прием довольно хорошо известен практически любому сыщику. Киллером был мужчина, а женщина, охотно подчиняющаяся целенаправленному движению скорее всего, была явно ни при чем... В ближайшие минуты ей предстояло сыграть роль щита, следовательно, размышлять, так же как и пояснять Обручу с Чижом свои действия, времени у меня не было. Вскочив из-за стола, я, решительно позабыв о рекомендации Светлова "не высовываться, рванул в сторону парочки - как раз вовремя, поскольку прыгнуть на уже выхватившего пистолет киллера успел в последнюю секунду. И только традиционный "бросок ногой", усвоенный во времена моего увлечения восточными единоборствами, спас жизнь Куба: киллер все-таки успел выстрелить до того, как опомнившиеся Обруч и Чиж вслед за мной навалились на него и обезумевшую от страха девицу... Правда, попал он не в Куба, а в хрустальную люстру: осколки граненых ромбиков дождем посыпались на обалдевшую от страха публику.

Убедившись, что охранники надежно уложили киллера, я резко выдернул Куба из-за стола:

- Уходим через кухню, он здесь не один... Быстро!

Надо отдать авторитету должное: посреди всеобщей паники он чуть ли не единственный ухитрился сохранить достоинство. И, демонстрируя полное отсутствие волнения, послушно отправился впереди меня в сторону кухни.

Уже в машине Куб заговорил с нагнавшим нас Обручем:

- Чьи люди - выяснил?

Обруч подавленно молчал. И я вынужденно включился в разговор, коротко описав седовласого любителя живописи.

- Я его знаю. - Обруч бросил на меня преисполненный ненависти взгляд. - Это Ноготь - из людей Банкира... За хозяина, видать, мстят...

- Не болтай лишнее! - Куб резко оборвал охранника. - Поехали...

Поняв, что ненависть Обруча обеспечена мне навсегда (предупреждал же Светлов: "Не высовывайся!"), я снова заговорил, доводя до конца свое дело:

- Нельзя сегодня ехать ни домой, ни за город... Скорее всего, у заказчиков имеется запасной вариант...

Куб развернулся и пристально посмотрел мне в лицо.

- Что ж, пожалуй, ты прав... Как тебя там?

- Кнут, - отрекомендовался я кличкой, под которой и был внедрен, изо всех сил стараясь не замечать волны тяжелой, почти физически ощутимой ненависти, исходившей на меня, "выскочку", от Обруча.

- На Якиманку, - коротко бросил Куб водителю и чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Я знал, что на Якиманке жила давняя любовница Куба Ксения, известная лишь весьма узкому кругу доверенных лиц... Похоже, что вот так простенько и со вкусом, обеспечив себе при этом зависть остальных охранников, я оказался допущенным в этот самый "узкий круг"...

Окончательно картина покушения прояснилась к вечеру следующего дня: это действительно были люди Банкира, заменённого ныне.

Куб задумчиво поглядел на Визиря: Визирь приберег самое важное напоследок: Тут не обошлось без участия Гонга. Он в корешах у Гонга ходит!