Золотая баба

Иван говорил с глубокой верой в истинность своих слов, щеки его разрумянились, глаза светились вдохновением.

Алпа, завороженно слушавший Ивана, огорченно признался:

- Занимательно тебя слушать. Жалко только, не понял ничего.

- Мы, старому-то кресту верные, в Писании всех превзошли. Спроси меня: книгу Судей ли, книги ли царств, Давида-царя псалмы - все знаю, теперь в голосе кержака звучало некоторое самодовольство.

- Опять не понимаю ничего, - сокрушался Алпа. - Отчего, если вы самые грамотные да справные, вас власть гонит? Обычай ваш русский не уразумею... Вот сам видел прошлым годом: провезли верхотурским трактом важных начальников. Камзолы богатые, на голове кудри сивые, на ногах кандалы. Спросили наши у офицера, кто такие, - а офицер и слов-то русских не понимает. Дознались потом, что больших бояр в Пелым да в Березов шлют по царицыному указу.

- Стало, и до никониан враг человеческий добрался. Был у нас слух, что царица наша допрежь того в немцах жила, вот и навезла с собой басурман тамошних. В кабаке проезжий приказной как-то раскуражился, да и скажи: котует с императрицей нашей конюх какой-то, Бирон по прозванию, а языка нашего не разумеет, как тот офицер, что бояр в ссылку вез.

- Им-то за что неволя вышла?

- Видать, недовольствовали немецкой властью, хульные словеса говорили. А кто-нибудь и скричи "слово и дело государево". За таковую провинность много уж народу по нашему тракту прогнали, многие тысячи.

- Ух! - зажмурился Алпа. - Страху натерпишься у вас там, в Руси. Лучше в лесу жить.

В сопровождении Тихона и нескольких заводских служителей Фогель осматривал строящуюся улицу.

На поросшем травой пологом склоне уже поднялись первые венцы нескольких срубов. Одни плотники обтесывали лесины, другие распиливали их на плахи, третьи подгоняли бревна одно к другому. Работали, однако, не очень проворно. И Тихон не преминул обратить на это внимание управителя.

- Сразу видать, что острожники работают. Только что не спят, шельмы, на казенной-то работе. Извольте видеть, Карла Иваныч, вон в том конце изба почти готова, а у этих от земли не видать. Все почему: там богатый кержак строится. Тот их и подкормит, и хмельного поднесет...

Фогель набычился и круто повернул с середины улицы к первому же неоконченному строению. Плотники при его приближении всадили топоры в дерево и, приосанившись, ждали.

- Бездельники! - не слушая их приветствий, закричал немец. - Я вам покажу, как лениться! Почему вон та изба уже почти под крышей?!

- А ты не бурли, ваше благородье, - негромко, но очень твердо сказал чернявый плечистый бородач в красной рубахе, с длинными волосами, схваченными ремешком. Ноги его были скованы массивной цепью. - И на дом тот зря киваешь - тамошний хозяин обычай блюдет, потому и плотник его уважает.

Прямой и смелый взгляд мужика насторожил Фогеля, почувствовавшего скрытую угрозу в тоне его голоса, в самой манере держаться.

- Чем же тебе казна не угодила?

- С того начать, что "заручную" не пили...

- Обык такой анафемский плотники здешние имеют, - поспешил объяснить Тихон. - Уж они ко мне подкатывались. Перед началом работы, бают, святое дело заручную пить. Потом, как два венца положат, "закладочные" требуют. Этак по миру пустят - что ни день, то притчам обложейные, стропильные, мшильные... Не-ет, шалишь, Жиляй, это тебе не на воле куражиться...

- Так нешто мы не работаем?.. - с издевательским прищуром спросил Жиляй.

- Тьфу! Не зря сказано: столяры да плотники от бога прокляты, отвернувшись, пробурчал Тихон.

Фогель, с непроницаемым лицом слушавший перебранку, обратился к стоявшим рядом членам своей "свиты".

- Этот человек говорит правду?

- Да ведется обычай такой, что бога гневить, - ответил один из служителей.

Другие согласно закивали.

- Обычаи надо уважать, - наставительно произнес управитель. - Значит, ты желаешь получить вознаграждение по вашему деревенскому закону?

- Да уж по заведенному...

- Будет вам угощенье.

Тихон, получивший прилюдный щелчок, не желал, однако, признавать свое поражение. Он по-петушиному вытянул шею и возопил:

- Да не в водке дело-то все! В расколе ведь они, окаянные, обретаются. И супротив распоряжения вашего бунтуют - не хотят по проехту избы городить!

Фогель сдвинул брови и воззрился на Жиляя.

- Мне-то что? Мне все едино, - равнодушно сказал тот. - А только не пойдет мужик в такие басурманские избы. Чего это не велят Тихон Фомич по нашему разумению наличник да конек рубить, а все бумагу свою суют? Нам это обидно.

- Фуй, какая глупость! Тихон, дай проект.

Приказчик немедленно протянул Фогелю свиток. Развернув его, управитель рассмотрел изображенные на нем домики.

- Великолепно! Эти пилястры вокруг окон. Дорический ордер! Ты ничего не понимаешь, глупец. Я сам выбирал для ваших диких мужиков самые красивые образцы. Они будут смотреть на жезл Меркурия на стене своей избы и уже немножко станут понимать европейскую культуру. Они пойдут в контору и спросят, кто такой Меркурий, и кое-что узнают, кроме этой глупой ортодоксии...

- Несвычно будет, ваше благородие, - настаивал Жиляй. - Не пойдет мужик, забунтует. Вам чего надобно: чтоб рабочий люд при заводе селился, али бо пилястры...

- Во-во, - Тихон торжествующе тыкал пальцем в плотника. - Так и толкуют: не хотим-де по-господскому строить, нам птицу Сирина дай, виноградье, еще какую-то холеру на наличник...

- И печи тут напридуманы, - прервал Жиляй. - Таковых у нас и не видал никто.

- Голландская печь, дура! - свысока пояснил Тихон.

- А хуш бы и китайская, - прорычал один из острожников, долговязый белобрысый детина. - Ни одна баба к экой не подойдет. Где чело у ней, куда хлебы сажать?

- Для этого предусмотрена особая печь в кухне, - строго заметил Фогель.

- Какая еще куфня? - не сдавался долговязый. - Из веков сбивали в избе одну печь на всякий обиход. Чего ваньку валять, на кой нам две печи, дрова переводить?

Остальные острожники тоже задвигались. Видно было, что и у них есть что сказать относительно проекта. Управитель счел за лучшее не обострять отношения с работниками и примирительно сказал:

- Вот что, я подумаю о ваших претензиях.

И, повернувшись, пошел в сторону следующего дома. "Свита" как по команде потянулась за ним.

- Что за человек? - вполголоса спросил Фогель у Тихона, когда они отошли на достаточное удаление.

- Жиляй-то? Цыган он по рождению, да уж давно в тутошних деревнях обжился. Пока в острог не угодил, кузнецом был. А здесь плотничьему делу навык...

- За что сидит?

- За воровскую монету. Не иначе как в дальнюю каторгу сошлют...

Фогель надолго задумался, потом, как бы спохватившись, спросил:

- И что же, верно он говорит, что кержаки в избы, по нашему проекту строенные, не пойдут?

- Так ведь и то сказать - к заводу-то приселяться сколько не соглашались. А увидят, что не по ихнему нраву строено, так, может, и вдругорядь упрутся. Самый ведь негодящий народ - только и глядит, в чем бы начальству неприятность сделать, - с почтительно-злобными ужимками тараторил Тихон.

- А ведь он соображает кое в чем, - раздумчиво произнес Фогель, словно не слыша приказчика. - Что вам надо: рабочих или пилястры? Хм, не так глупо... Да, распорядись-ка, чтобы острожникам топоры не давали...

- От нужды сие учинили, - с сожалением ответствовал Тихон. - Некому строить, ваше благородье.

- Но они ведь и убить могут...

- Это как пить дать, - согласился приказчик. - Особенно Жиляй.

Иван ехал на лошади, а его новый знакомец шагал рядом, держась за стремя.

- Где-то здесь ворга должна начаться, - беспокойно оглядывая приречный сосняк, произнес Алпа. - Прямо к горам пойдет.

Через некоторое время он оставил Ивана и вскарабкался на осыпающийся гребень яра. Крикнул:

- Здесь!

Иван слез с лошади и стал взбираться за вогулом, ведя животное на поводу.