Леди-бомж

Я прикинула, во что обойдется вся эта бодяга, и охнула — к таким суммам я еще не привыкла.

И как-то, когда мы с Сим-Симом ужинали при свечах по случаю снятия последних швов с пробоины на его плече, сказала:

— Слушай, на кой черт вся эта труха с этими имиджмейкерами? Я же не так тупа, чтобы с этим и самой не справиться?

— Это тебе кажется, — невозмутимо ответил он. — Никогда не делай того, что за тебя могут сделать другие! Система отработана мощно… Рассматривай себя как товар, который требует рекламы.

— Я не собираюсь продаваться… — заявила я.

— Вопрос не в твоей продажности, а в твоей покупаемости! — ухмыльнулся он. — Жизнь и рынок, что, в принципе, одно и то же, покажут, стоишь ли ты хоть чего-нибудь. В любом случае «пиарщики» тебя отполируют. Пройти через их лапы всегда полезно. От некоторого налета провинциальности тебе действительно стоит избавиться. Ну, и от того, чего ты иногда просто не замечаешь!

— Чего это я еще не замечаю?!

— Иногда ты говоришь как цивилизованная девица, знакомая по меньшей мере с журналом «Мурзилка» и знающая, что сморкаться в рукав — не очень прилично… Но иногда пуляешь такое, вплоть до матерка, что заставляет подозревать — лагерная зона, мадам, для вас дом родной! И вы получили воспитание в какой-нибудь не очень просвещенной бандгруппе!

— Да пошел ты!

— Вот-вот! — хохотнул он. Но потом посерьезнел, погрыз черенок своей трубки и добавил:

— А в общем, ты права… Думаю, что тебе предстоит кое-что другое. И это должна быть не просто роль. В конце концов даже попугая можно отдрессировать на лекции по монетаризму… Но я уверен — ты справишься!

— С чем еще?

— Ну, в принципе это должно выглядеть так… Дряхлого старца-шкипера уносят с капитанского мостика удрученные соратники! Ураган крепчает, все орут: «Братцы! Выхода нет! Сигай на шканцы! Руби грот-мачту! Запевай нашенскую, каботажную!» Посудина тонет, паруса унесло, все в пробоинах, а кругом айсберги, рифы и прочая гадость… И тут ты, молодая и красивая, в эполетах, водруженных на твои плечи усилиями имиджмейкеров, даешь в зубы паникерам, занимаешь место у штурвала и уверенно выводишь эту посудину из бури! Во всяком случае, не даешь этой лоханке потонуть…

Туманский нес эту ахинею как бы в порядке хохмочки, но я поняла, что завел эту идиотскую пластинку он не случайно. У него никогда не бывало ничего случайного. И на этот раз было странное несовпадение между внешне смешливой иронией и тем, как он словно бы забывал, что просто шутит, и примолкал, болезненно и напряженно морщась.

— Давай своими словами… — насторожилась я.

— Мне надо линять из страны, Лиза… — признался он, ковыряясь в трубке. — В общем, сматываться! Но так, знаешь, не афишируя! Логичней всего будет, если попозже ты или Кен, — скорее все-таки Кен, чем ты, — объявите, что я отбыл по делам и застрял… Или, что больше похоже на правду, выбит из дела какой-то хворью… В общем, что ты рулишь без меня! Вся такая молодая и талантливая… Заменяешь почти павшего героя как евонная боевая подруга… Если это кого-то и удивит, то не надолго…

На меня будто небеса обрушились. Я сидела оглоушенная и долго не могла ничего сказать. Вот теперь все становилось понятным. И наше скоростное бракосочетание, и то, что последовало за ним. Не знаю, как там насчет нашей взаимной безумной любви, но я даже в этом начала сомневаться. Слишком холодно, точно и безукоризненно он все просчитал. И во всем этом действительно не было ничего случайного. Меня опять сыграли, не спросясь меня. И от того, что это был именно Сим-Сим, мне так поплохело, что я уронила голову на кулаки и тихонько заскулила.

— Ну? Ты же сможешь… Ты сильная! — потрепал он меня по голове.

Я сжалась, но все-таки взяла себя в руки. А что мне еще оставалось делать?

— Когда? — глухо спросила я.

— Еще не знаю… — почти рассеянно сказал он. — Кое-что еще надо подчистить. Подобрать хвосты…

— Куда?

— И это покуда боюсь определить. Есть варианты… Берлога в Греции, кое-что в Испании… Может быть, что-то поближе, вроде Риги. Но это вряд ли!

— Надолго7

— Как выйдет. Как сложится…

— Что, к чертовой матери, сложится?! С чего все это?

— Меня должны убить, — очень просто сказал он. — Это же и ежу ясно. Разве ты еще не поняла?

— За что?

— «За что» — предполагает какую-то мою вину, — подумав, сказал он. — Сейчас «за что» почти что не убивают. Сейчас убивают за «потому что». Потому что просто — кому-то мешаю…

— Кому?

— А вот тут слишком много вариантов… — ухмыльнулся он. — Кузьма роет, но ничего толком не нарыл.

Кузьма? Ну да! Чичерюкин…

— Слушай! — умоляюще сказала я. — Ну, есть же главные менты! Прокуроры! Омоны всякие? Фээсбэ — или как они там называются! Они же должны… Ты же не пешка какая-нибудь!

— Вот именно… — вздохнул он. — Пешкам спокойнее… А насчет всего остального, Лизуха, здесь, как всегда, всего лишь вопрос цены! Кого — за бутылку водяры в подъезде трубой по кумполу, кого — за тихий счетец где-нибудь на Кипре… Отлежусь на дне, а там, глядишь, кое-что и прояснится. Мне еще сильно пожить хочется. И — персонально с тобой!

— Ни фига себе — жизнь! — заорала я. Вечером мы выехали в Ленинград. То есть в Санкт-Петербург. Я в Питере никогда не бывала, но дело было не в этом Я вцепилась в Сим-Сима всеми лапами и не отпускала его от себя ни на секунду, ни на шаг. Просто — сошла с ума.

И никак не могла забыть Гашиного идиотского гадания.

Туманский заводился от того, что я так раскисла, но я ничего с собой поделать не могла. Хотя для всех должна была делать вид, что ничего особенного у нас с ним не происходит.

Угрюмый Чичерюкин все сделал как надо. То есть нам на двоих с Туманским были взяты билеты в СВ на «Красную стрелу». В то же время публично были куплены и авиабилеты на последний рейс из Шереметьева. А в действительности мы выехали с территории под вечер на «мерсе», который вел Клецов. Чичерюкин ехал с нами, сидел впереди рядом с Петькой. И то и дело врубал рацию и переговаривался. Впереди нас на расстоянии с километр «подметал» трассу джип с охраной. Сзади шла чичерюкинская «Волга» с мужиками.

В дороге ничего не случилось.

И наутро мы были в Ленинграде. Город мне не понравился, какой-то плоский, серый и какой-то сонный после Москвы. Впрочем, мне бы и Рим в моем состоянии был бы до лампочки. Снег не шел, но мороз был каким-то мокрым, в воздухе сеялась серая пудра, по улицам, как по руслам рек, проползал блеклый туман. Невы, стоявшей подо льдом, видно не было, и даже скульптуры на крыше Зимнего дворца — не разглядеть.

Туманский все трепался про Ленинград его юности, вспоминал знаменитое кафе «Норд» и «американку» на Невском, где подавали стограммовки с какими-то особенными сардельками и где он просаживал свою стипендию.

Мы позавтракали в «Астории» втроем. Сим-Сим, Кузьма Михайлыч и я Клецов уехал на бензоколонку, заливать «мере» на обратную дорогу. Потому что ехать домой мы должны были в тот же вечер.

У Туманского были какие-то проблемы с таможней, но сначала мы поехали на Малую Охту, где был занюханный литейный заводик, каким-то боком входивший в систему Нины Викентьевны. Машины с охраной остались у ворот, «мере» пропустили на территорию, заваленную всяким железом, и мы пошли в один из цехов, там работала электропечь для плавки металлов, и какие-то работяги в брезентухах шуровали возле нее.

Местные трепещущие деляги в белых касках кружили вокруг Сим-Сима, чуть не виляли хвостами и всячески извинялись, что побеспокоили его. На полу в цеху лежала гора, выше головы, каких-то совершенно кретинских громадных кувалд без черенков. Кувалды даже по виду были сверхтяжелые, чистенькие, из какого-то серебристого металла.

Оказалось, что все дело именно в них, в этих кувалдах, каковых заводик наклепал множество тонн, но таможня их не пропускала на вывоз в Японию морем как готовые изделия для долженствующих кувалдить и ковать япошек. По-моему, ни один микадо кувалду в два пуда и поднять бы не смог. Дело было в металле, из которых эти штуки наклепали. Они были не из чугуна, стали или что там положено, а из сложного сплава, в который входил вольфрам, ванадий, никель и прочие редкости, и таможня резонно расценила попытку вывоза этих штук не как экспорт готового ширпотреба, а как контрабандную операцию по умыканию стратегического сырья.