Смертоносная чаша

свидании с Васей, я еще не давал себе отчета в смысле происходящего. Моя просьба была вызвана только желанием поскорее увидеть девушку и, насколько возможно, помочь ей.

Я даже не задумывался, где может состояться это свидание. Вернее, я понимал но должным образом не мог представить. Во-первых, Бог меня миловал от тюрьмы, как, впрочем, и от других неприятностей в этой жизни. Во-вторых, мое природное легкомыслие не могло нарисовать страшных картин этого заведения и не давало даже думать об этом. Я просто спешил увидеть свою любимую, словно наше свидание должно состояться в парке культуры и отдыха. И, только отворив дверь городской тюрьмы и протянув пропуск охраннику, я понял, куда попал.

Прежде всего меня ужаснули не эти голые стены. Не этот бесконечный пустой коридор. Не скрипучий пол. И не могильный холод. Меня ужаснула замкнутость пространства. Здесь не хватало воздуха. Здесь я чувствовал себя загнанным в клетку. И еще – безысходность. Казалось, за каждым шагом следят, и нет смысла прятаться от этих настороженных взглядов, от дыхания в затылок. Мир за этими стенами казался совсем иным, несмотря на то, что я всего лишь мгновение назад переступил порог комнаты для свиданий.

Я понял: здесь царствуют свои законы, свои правила быта. Но самое жуткое, что витало в воздухе, – это ощущение, что ты в этих стенах навсегда. Навсегда. И ничто, и никто не поможет выбраться отсюда. Стены давят на тебя со всех сторон. И пространство каждую секунду сужается. И хочется биться головой об эти стены. И кричать. Но ты нем. У тебя перехватило дыхание. Тебе страшно, потому что ты одинок, потому что бессилен что-либо изменить, потому что замкнутое пространство – это конец. И глаза – за твоей спиной. И дыхание в спину – не твоих друзей. Не сочувствующих тебе. Ты одинок…

– Вася, Васенька, девочка моя…

Я крепче и крепче прижимал ее к своей груди. Гладил ее волосы. Целовал мокрое от слез лицо.

– Васенька, ну же, успокойся, все будет хорошо. Вася…

Она плакала у меня на груди и сквозь слезы повторяла одну и ту же фразу:

– Помоги мне, Ник! Ну, пожалуйста, помоги. Ты же все можешь, я знаю. Помоги мне, Ник…

Мы говорили что-то невпопад, обнимались, потом опять говорили. У меня и мысли не возникло спросить ее: «Скажи честно, ты виновата?» А она не разу не спросила меня: «Скажи честно, ты мне веришь?» Она была уверена, что я не сомневаюсь в ее непричастности к убийству, и мне стало мучительно стыдно, что такие мысли посещали меня. В общем, когда мы вдоволь наобнимались и наговорились о пустяках, время свидания подошло к концу. И я понял, что в крайне серьезной ситуации мы по-прежнему ведем себя как дети. Ну, ладно еще она, а я, мужик, вызвавшийся помочь ей! Так ведь ничего путного и не смог узнать, ни одной зацепки, которая навела бы меня на правильный след.

– Ох, Васька, – выдохнул я, когда мне «мягко» указали на дверь. – Я должен уйти. Прошу об одном: постарайся вспомнить что-нибудь важное. Ну, хоть малюсенький фактик, доказывающий твою невиновность.