Те же и Скунс

– И?

– Ну… Нину вот как скрутило с утра… И её не оставишь, и Стаську в Удельную одну…

– Когда ехать-то надо было? – сразу спросил Алексей. Если он что-нибудь понимал, именно сейчас переживался самый драматичный момент погубления хрустальной мечты. Они УЖЕ не поехали, но как бы ЕЩЁ не опоздали смертельно. То есть вроде и был некий шанс, но всё менее реальный с каждым мгновением.

Валерий Александрович полностью подтвердил его догадку:

– Да вот… К трём часам собирались… Снегирёв редко выходил из себя, но в этот момент ему хотелось Жукова попросту придушить.

– Я тебе свой телефон на кой ляд давал? – прошипел он сквозь зубы. Валерий Александрович с достоинством поправил очки:

– Мы не посчитали удобным…

– Живо… – зверски ощерился Снегирёв. – Чтоб сию минуту готова была!.. Сапожки, штанишки!.. У меня машина внизу!..

Стаськин рюкзачок, ещё накануне трепетно уложенный ради великого дня, так и болтался неразобранным на вешалке у дверей. Алексей снял его с крючка. Только представить, с каким чувством она вытряхивала бы спортивный костюмчик, резиновые сапоги, любовно приготовленное угощение для коня…

Было слышно, как в комнате Стаська спрашивает тётю Нину, действительно ли та чувствует себя «ничего» и может на какое-то время остаться без чтения и присмотра.

Не посчитали, значит, удобным, мать вашу в колдобину. Интеллигенты, блин. О высоких материях рассуждать, тут языки без костей. А для ребёнка что-нибудь сделать… Не посчитали удобным…

Серая «Нива» катилась по Московскому проспекту. Возле парка Победы слева пролетел белый «Фольксваген» и сразу метнулся через два ряда вправо, занимая свободное место. В это время на светофоре зажёгся красный сигнал, и тормоза лихача взвизгнули на всю улицу. Снегирёв загодя отключил передачу и ехал накатом.

Сказали бы сразу – умрём, а Стаську тебе не доверим, и вообще, мотай-ка, приятель, откуда пришёл… Так нет же. Не посчитали удобным…

Эта фраза почему-то бесила пуще всего.

– Дядя Лёша, а вы сами на лошади ездили когда-нибудь?

Стаська сидела справа и держала в руках рюкзачок, который почему-то не захотела бросить на зады. Светофор вспыхнул красно-жёлтым, ряд был свободен – «Нива» ушла вперёд со второй передачи, держа чуть меньше шестидесяти.

– Ну… бывало когда-то… – пробормотал Снегирёв. И подумал о том, что был по отношению к Жуковым не прав на все сто процентов. Делали они, конечно, для его дочери всё, что могли. И не решали вопроса, доверять ему Стаську или не доверять. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не посчитали возможным обратиться к нему с просьбой. Особенно после того дурацкого визита с авоськой харчей. Чтобы не вообразил, будто они изготовились сесть ему на шею: отец, мол, так и давай покрутись…

– А в седло трудно залезать, дядя Лёша? – не отставала любопытная Стаська.

Алексей честно попробовал вспомнить. Он впервые оказался со Стаськой наедине и уже чувствовал, что профессиональное умение находить с кем угодно общий язык в данном случае ему не поможет. Когда он вёз через всю Италию маленькую Джульетту, таких трудностей не возникало. Пятилетняя девочка отлично знала, что он перестрелял злых дядей, не пускавших её к маме и папе, а теперь всё в порядке и они едут домой…

Он вообще всегда отлично ладил с детьми. Пока дети были чужие. Почему у него язык во рту застревал, когда он пытался разговаривать с собственной дочерью?.. Почему иметь с ней дело для него было почти такое же мучение, как и заходить в её – Кирину – комнату?

– Первый раз всё трудно, – сказал он наконец. – На второй уже легче. Ты, главное, тренера слушай.

Водителю «Фольксвагена» показалось обидным терять завоёванное преимущество. Он взревел мотором и опять рванул вперёд, но был сразу наказан. На углу Благодатной ему посигналил жезлом гаишник. То ли разыскивали похожий автомобиль, то ли сидевший внутри чем-то смахивал на кавказца, а может, просто захотелось штрафануть лихача…

– Тише едешь, дальше будешь, – проворчал Снегирёв. – В том числе и от госавтоинспекции…

Циферки автомобильных часов неумолимо подмигивали.

– Дядя Лёша, я, наверное, всё время болтаю? – спросила Стаська. – Я вас отвлекаю, да? Мешаю вести?

Голос у неё был до такой степени Кирин, что Алексей то и дело спохватывался – не забыться бы да не назвать её именем матери. Он чуть не засмеялся:

– Да Бог с тобой, Стасик… Говори на здоровье…

Говорить Стаська была нынче способна только о лошадях. А поскольку она ещё ровным счётом ничего в них не смыслила, в качестве источников привлекались книги и фильмы. Начиная от хрестоматийного «Мустанга-иноходца» и кончая «Прелестными наездницами» Барбары Картленд.

– А хотите, я вам стихи про лошадь прочту?

– Хочу, – сказал Снегирёв. – Конечно, хочу.

– Ты рос не в солнечных степях… – начала Стаська. – Ой, это «Ода коню» называется…

Стаська запнулась и покраснела («Совсем как Кира», – опять подумал Снегирёв), но потом вспомнила и продолжала:

– Замечательно, – похвалил Снегирёв. – А написал кто?

Он впрочем, уже знал ответ. Стаська опять покраснела засмущалась и невнятно пробормотала, мол, «у нас все ребята Толкина начитались». Алексей понял, что не ошибся. «Нива» одолела Литейный мост и помчалась дальше по Выборгской набережной.

Стадион на улице Аккуратова они нашли сразу (Стаська развернула на коленях городской атлас и с блеском исполняла роль штурмана) и подошли к конюшне, опоздав всего на четверть часа.

– Вам кого? – спросила девочка в блестящих лосинах, перекидывавшая лопатой кучу опилок.

– Нам бы Романа Романовича, – сказал Снегирёв.

Девочка указала рукой:

– Во-он там…

У дальнего конца конюшни стоял большой грузовик и углом к нему – тележка. Возле тележки стояли люди и что-то рассматривали на земле.

– Нам бы Романа Романовича, – повторил Снегирёв, когда они подошли.

– Я Роман Романович, – повернулся высокий худощавый мужчина. – Это с вами я на три часа договаривался? Вы уж извините, пожалуйста. Видите, у нас какое несчастье… Погибает лошадка.

Стаська поднялась на цыпочки, заглядывая за тележку, и увидела то, что уже успел разглядеть Снегирёв. Там, на куске разостланного брезента, лежала рыжая лошадь. На голову ей была накинута тряпочка, защищавшая беспомощное животное от мух. Ноги лошади были судорожно вытянуты, всё тело неестественно напряжено.