Стелла искушает судьбу

Сделали два дубля. Во время второго Ирина сначала, споткнувшись, едва не свалила Романова, потом Сиротин наступил ей на шлейф, то есть на повисшие крылья. Слава Богу, режиссер не вспомнил о них и не заставил бедную женщину ими махать.

Стелла шла в цепочке, время от времени хватая за белую блузу, чтобы удержать от падения ругавшегося сквозь зубы Радкевича — у него явно было плохо с чувством равновесия. Сама же девушка точно и не испытывала страха, настолько она была погружена в безрадостные размышления о странном поведении Андрея. Он почти перестал обращать на нее внимание и лишь иногда, словно спохватываясь, говорил:

— Не скучай, моя сладенькая кошечка! — но тотчас же снова забывал о ней… Он даже не заметил, что она ушла, даже не смотрит в ее сторону…

Когда съемка наконец завершилась, Ирина вообще утратила способность соображать. Однако испытания, выпавшие на ее долю в этот день, еще не кончились.

Режиссер отправил автобус с актерами в гостиницу — им предстояло утром отбыть в Москву. По этому поводу у Ирины несколько раньше состоялся с Викторией Викторовной не слишком приятный разговор.

— Зачем их отсылать? — недоумевала Ира. — Пусть сами оплатят гостиничные номера и чуть-чуть подышат морским воздухом. Те, кто хочет. А деньги на проезд можно просто выдать на руки…

— Вы, Ирина, печетесь об актерах, будто это ваши собственные дети. Нечего им тут путаться под ногами! И Юлечку к черту! В Москву! Пусть в картотеке шумы ищет, дура болтливая!

— Но вас-то это как касается? Они — в «Приморской», вы — в «Алуште». Вы же их больше не увидите, — не сдавалась Ирина. Она обратила внимание на слова Виктории Викторовны о Юле, но не стала ни о чем спрашивать. «Парижские тайны» «Мосфильма» ее не интересовали…

— Нечего потакать! Им слабину дай — на шею сядут. Знаю я эту актерскую братию, — отрезала Чекалина, словно бы напрочь забывая о том, что Ирина и сама относилась к так презираемой ею актерской братии.

Оставшиеся Огульников, Костров, Эля и Стелла уселись в машину, а Ирина в растерянности озиралась по сторонам. Она стояла с костюмами героя и героини в руках, которые ей вручила умчавшаяся со всеми Лена Петрова, — художнице по костюмам предстояло помочь уезжавшей с актерами Клавдии Михайловне упаковать остальные вещи, подлежавшие отправке, — и понятия не имела, что делать.

— В чем дело, Ирина? — раздраженно спросил Михаил Георгиевич, приоткрыв окно автомобиля.

— Да вот думаю, галопом за вами, что ли, пробежаться, разнообразия ради? Догоню или нет? Как считаете?

— О Господи! Я что, и об этом думать должен? Где Виктория Викторовна? A-а… Уехала. Ну сядьте к Огульникову. Или в операторскую.

— Хорошо. — Ирина некоторое время потопталась на месте, а потом решительным шагом направилась к микроавтобусу Егора Рубцова.

За ней наблюдал из окна автомобиля Огульников. Увидев, что она пошла к машине оператора, он процедил сквозь зубы:

— Мымра! — и откинулся на сиденье.

Сцену, в которой участвовали только герой и героиня, снимали в живописной скалистой бухточке. Выдав Стелле и Огульникову костюмы, Ирина уселась на валун и стала безучастно смотреть на накатывавшие на берег морские волны. Она так устала, что ее больше ничто не трогало и не волновало. Она не думала даже о том, как будет добираться до гостиницы — ведь все остальные по окончании работы должны были ехать в Ялту…

Эля, поправив грим Огульникову и Стелле, присела рядом и закурила.

Догорал закат. Последние лучи солнца озаряли героев, стоявших на соседних камнях, окруженных водой, и протягивавших друг другу руки. Романтическая, изысканно-лиричная картинка.

— Стоп! — крикнул режиссер, и Огульников, отчаянно зевая, опустился на валун, закатал штанины и зашлепал к берегу по мелководью, даже не подумав помочь Стелле спуститься со скалы, на которой она стояла.

— Ну что, Андрей? Решил? — спросил его режиссер, в голосе которого прозвучали заискивающие нотки. — Оставайтесь на месте, Богданова! — бросил он, оглянувшись, и вновь обратился к Огульникову: — Ну? Что?

— Ищи дурака. Сказал — не полезу в воду, значит, не полезу!

Эля фыркнула.

— Андрей, ты же актер… — начал свою волынку Михаил Георгиевич.

— Ой, только не надо вешать мне на уши тухлую лапшу! Я актер, а не самоубийца. И не морж.

— Вот! Вот!! Вот!!! — заорал режиссер, сбрасывая с себя одежду. Оставшись в одних плавках, коротконогий, покрытый буйной растительностью, он рысцой пробежался по берегу, смешно задирая ноги, и бросился в воду.

— Дурак! — пожал плечами Огульников и, встретившись глазами с Ириной, отвернулся, начав насвистывать какой-то мотивчик. Эля тихонько посмеивалась.

Стелла сидела на скале, сжавшись в комочек, и наблюдала за героическими потугами режиссера, безуспешно пытавшегося вдохновить Огульникова своим примером. Лично ее холодная вода не страшила, да и плавала она неплохо. Может быть, ей стоит поговорить с Андреем? Интересно, о какой Лене упоминал Костров? И почему Андрей так странно на него посмотрел?..

Егор, ухмыляясь, набросил на плечи вылезшего из воды и отряхивавшегося, как собака, режиссера махровое полотенце и протянул ему термос.

— С коньяком! — сказал он.

— Что? — не понял режиссер.

— Чай.

Михаил Георгиевич отхлебнул и поперхнулся:

— Это не чай с коньяком, а коньяк с чаем! Только загуби мне хоть кадр! — и отхлебнул еще.

— Увлекаться не надо, — веско сказал оператор и отобрал термос.

— Ну что, Андрей? Видел, как поступают настоящие мужчины? — Режиссер победоносно посмотрел на Огульникова.

— Настоящий мужчина с простатитом? — фыркнул тот.

— Какой простатит? Откуда простатит?

— А такой — тебе с твоей шерстью и в Северный Ледовитый не грех нырнуть, а я немедленно простатит заработаю.

— Э-эх! Кобель ты, Андрюша, — не то с осуждением, не то с завистью произнес режиссер.

— На том стоим, — самодовольно ухмыльнулся Огульников.

Эльвира усмехнулась и подмигнула ему.

— Стелла! — крикнул режиссер. — Вставай!

Забытая всеми девушка встрепенулась и мгновенно вскочила на ноги.

— Где удочка, Егор? — спросил Михаил Георгиевич.

— В машине, — равнодушно отозвался тот.

— Черт! Ирина, поднимитесь, пожалуйста, к машине и принесите удочку.

Ирина про себя обозвала режиссера последними словами, сообщила ему, опять же мысленно, что ее фамилия не Паниковский и на должность «прислуги за все» она не нанималась, и… полезла вверх, цепляясь за шаткие камни, к операторской машине, оставленной на дороге.

Она уже спускалась, взяв удочку, когда подкатила Виктория Викторовна. Чекалина заглянула в машину, где под бдительной охраной шофера дремал Костров, и крикнула Ирине:

— Огульников там?

— Да, — не оглядываясь, отозвалась та.

— Пусть поднимется.

— Хорошо.

— Ну наконец-то, — недовольно сказал режиссер, заметив приближавшуюся Ирину. — Так. Богданова! Готова?

Замерзшая Стелла, постукивая зубами, произнесла:

— Д-да! — и опять поднялась на ноги.

— Отлично! Быстренько, быстренько. Ирина, зацепите платье героини крючком и по команде тащите. Поняли?

— Нет. Я не рыболов-спортсмен. А если я ей в глаз крючком попаду?

— Черт возьми! — завопил режиссер. — Один не акробат, другой не морж, третий не рыболов! Я что, тут один за всех работать должен? Неужели непонятно? Подойдите к ней, зацепите крючок и вернитесь сюда.

— Я в воду не полезу, — флегматично заявила Ира.

Режиссер возмущенно всплеснул руками, Эля хихикнула, а Огульников фыркнул. Ирина повернулась к нему:

— Вас Виктория Викторовна ждет.

— Да? Отлично! Ну все. Общий привет. До встречи в Москве, столице нашей Родины! — заявил Огульников и полез наверх.

— Жлоб. С-скотина, — с чувством сказал, глядя ему вслед, режиссер. — Уехал все-таки. А ведь одна сцена осталась. Всего одна. С-скотина! А Вика тоже хороша — сказала бы, нет билетов… глядишь, и уговорили бы его. С-скотина, — со смаком повторив удачно подобранное слово и словно отметя от себя последние сомнения, он повернулся к замершей с приоткрытым ртом Львовой: — Ирина, завтра поедете на Ялтинскую студию и найдете ему дублера. Да смотрите у меня, чтоб плавать умел! И не капризничал.