Леди-босс

— Как это нет? — не понимала я.

— А я знаю? — обреченно сказала Белла. — Она только орет и плачет, плачет и орет…

До Тулы, где на коммерческом аэродроме отстаивался наш вертолет, старенький Ми-8, нас домчали на охранном джипе. Экипаж уже нас ждал, и на этот раз ничего чинить не потребовалось и лопасти крутились, как положено. Наверное, потому, что в этот раз лететь нужно было Белле, а не мне. Летели вчетвером, Чичерюкин и три бабы: Элга, Белла и я.

От Тулы до Ростова долетели без приключений, только всех тошнило от трясучки и высоты. Эта чертова мельница шла низко, внутри было жарко, пилоты сидели голые, в плавках, но в здоровенных шлемах с ларингами и были похожи на головастиков.

В Ростове не было топлива, и пришлось заночевать. Пытались заснуть просто в вертолете на поле, потому что бензовоз с керосином мог подъехать каждую минуту.

Пилоты, разобравшись, кто я такая, жаловались на жизнь и намекали на премиальные за срочность и увеличение жалованья.

Вспоминали Викентьевну, как она гоняла вертушку на охоту и добиралась чуть не до Таймыра. Мне даже обидно уже не было — ну летала, ну стреляла, только ее уже нет, а я их делишки расхлебывай!

Чичерюкин молчал — видимо, чуял беду.

Из Ростова взлетели на рассвете, еще и солнце не поднималось, мелкое море внизу было как серый шелк, местами его пятнали длинные зеленые полосы гнилых водорослей, и пару раз я видела маленьких черных дельфинов-азовок. Где кончилась Россия, с чего началась суверенная Украина, черт его знает, до пограничных столбов пока не додумались, но скоро Азовщина осталась позади и пошли черноземы вдоль лиманов и озера Молочное.

Здесь и впрямь все было в кукурузе, поля ее лишь изредка перемежались желтыми пятнами цветущего подсолнуха.

Кукуруза, казалось, никогда не кончится.

Но задрожал в раскаленном мареве силуэт элеватора, прорезалась линия железной дороги, замелькали крыши жилых домов. Долетели.

— Вечерять уходила — так они усе были. Утром пришла — ах ты боже ж мий — ни одного чоловика! Того — нэмае, цього — нэмае, компьютера — чорты унесли. — Симпатичная полная тетка в ярком сарафане утирала платком слезы.

Это и была главный бухгалтер «Кобзы». Она привела нас в их офис — кирпичный сарайчик, пристроенный к пакгаузу, с решетками на окнах, голыми столами и сейфом в углу.

— Во, бачите, даже телефон срезали, — ткнула она дрожащим пальцем. — Тут одна дама вечером с кавалером гуляла, так бачила — на грузовик усе грузили! На грузовик… С ненашими номерами! Може, кыивськими?

— Деньги давно получили? — закурив, остановил ее Чичерюкин. — Когда наш инкассаторский броневичок у вас был?

— Та з мисяць уже…

— Деньги кому-нибудь платили?

— Та ни… Не сезон еще…

— В каком банке держали?

— Який там банк? — удивилась она. — Вот туточки усе було. Руководство, управляющий наш Павлин Трохимыч, менеджеры, уси, кто до охвису были допущены, вот туточки ночами по двое дежурили… И охрана булы… с полиции… Только снаружи!

— Ключи есть?

— А як же… — Она вынула ключи из сумки, покрутила и сказала:

— Только Павлин Трохимыч открывать в одиночку не позволял. Только со свидетелем. Такие ж суммы!

— Да будет вам…

Чичерюкин отомкнул сейф, кивнул:

— Ну ясно…

Сейф был совершенно пуст. Вообще ни одной бумажки.

— Де ж воны? Выходит, и их забрали? — пробормотала тетка.

Михайлыч послюнил палец, потрогал полку в сейфе, посмотрел на запачканный палец и покачал головой:

— Судя по пылюге, их уже как с месяц тут и нет. А может, и не было никогда?

Женщина смотрела перепуганно, моргала очумело. Чичерюкин вынул из бумажника фотку, показал женщине. На снимке был Кен. Снимок был давний, он стоял на ступеньках перед домом Туманских на территории и улыбался.

— Этого… знаете?

— Ну чтобы знать — так ни… А бачить, то есть видеть, это ж было. Вот тут, в охвисе… Той зимой бывал. Этой тоже. Завлекательный мужчина, даже ручки целовал. Все точно, недели три назад, как заезжал. Управляющий сказал, что это его дружок, специалист по вычислительной технике. Он в наш компьютер все лазил…

— Да уж, считать он умеет, — вздохнул Чичерюкин. — Все просчитал. Действительно, другого такого специалиста нету…

Тетка все интересовалась, кто ей будет зарплату платить и что теперь будет вместо «Кобзы», но нам говорить уже не хотелось. Когда возвратились к вертолету, Карловна задумчиво сказала:

— Если это то, о чем я могу логично думать, то завтра к нам придут прекрасно проинформированные джентльмены из коммерческого банка «Пеликан» и потребуют немедленно вернуть целевой кредит, выданный под конкретные закупки, которые мы исполнить уже просто не имеем возможности. Шесть миллионов. В баксах…

— Ты про проценты забыла, Элгочка… — добавила Белла. — Двенадцать процентиков. Плюс проценты на проценты.

Они и пришли. Правда, не завтра, а дня через четыре, два вежливых мальчика с кейсами, и я вспомнила, что это именно они Восьмого марта вносили ко мне в кабинет громадную корзину с чайными розами и бронзовую статуэтку фавна, играющего на свирели, старинной чеканки, "Е. С. Туманской от банка «Пеликан».

Они были достаточно сдержанны и не стали меня тыкать носом в документы, которые готовил Вадим и которые я подмахнула почти не глядя. Там была в текстах такая почти незаметная загогулечка, набранная мелким шрифтом, в которой говорилось, что банк «Пеликан» вправе востребовать кредит в случае необходимости. Эта самая необходимость, видно, их и припекла. На все про все мне отводилось семь дней.

Зоркие мобилизовала все свои связи и двинула по другим банкам. В смысле перезанять. Но волна была уже пущена, "Система "Т" стремительно теряла лицо, и в одном торговом доме, который запросто мог нас выручить, вежливо поинтересовались, когда у нас отберут и пустят на торги офисное помещение на Ордынке, с гаражом, конечно, и как гараж будет продаваться, со всем автопарком или без.

Мы с Элгой вылетели в Ригу. Мне было жаль Карловну: города, в котором она когда-то жила и который обожала, она не увидела — у нас совершенно не было времени. Мы изъяли из рижского банка все, что оставил и передал мне Сим-Сим в ценных бумагах, чеках на предъявителя, векселях, купчих, документах на недвижимость и в прочей мутоте. Из ящичка в депозитарии я, ко всему прочему, забрала резиновый кисет с камешками. Неотшлифованными, похожими на цветные стекляшки. Я хотела протащить их через таможню в трусах, но Карловна отобрала кисет, сказав, что, если меня прищучат, это будет полный крах всему, а если ее — я еще смогу удержать дело на плаву. И мы обе страшно трусили, когда шествовали мимо таможенников в Риге и потом в Шереметьеве. Но проскочили без проблем. К первому августа на работу стали выходить отпускники, но мы почти всех заворачивали на неопределенное время в новые отпуска, но уже без содержания, и оставляли только тех, кто был действительно нужен и понимал, что, если грохнется Дело, грохнется и он.

В четыре дня я продала все, иногда почти за бесценок, из того, что было за рубежом. Мы выгребли все загашники в нашем мини-банке, пытались заложить электронику, накопившуюся на складах, и тут-то я получила мощнейший удар под дых, потому что Нострик хакерно проломил систему защиты банка «Пеликан» и выяснил, забравшись в файлы банка, что это не банк, а сам Тимур Хакимович Кенжетаев соорудил "Системе "Т" кредитную ловушку. То есть сыграл своими деньгами свою собственную игру. Он давно подкармливал, пас и контролировал эту самую «Кобзу», но при Викентьевне и Сим-Симе провернуть давно продуманную комбинацию не решался. И только я позволила ему сыграть мощно и успешно. Если считать, что за «Пеликаном» стоял Кен, что «Кобза» тоже была фактически уже его, получалось так, что он дал в кредит сам себе свои собственные деньги, ликвидировал «Кобзу», концы которой теперь ни одна собака не сыщет, вернул себе свои же шесть «лимонов» и заработал еще столько же, да еще с процентами, которые "Система "Т" должна была спешно вернуть «Пеликану», то есть ему же.