На углу, у Патриарших...

— Есть у меня постоянный заказчик, первый тверской бизнесмен. Недели две назад вернулся из Питера и привез с собой нечто под Фаберже, фигуру совы, серебро с бронзой. Работа, впрочем, неплохая, на уровне добротного ремесла. И втемяшилось моему магнату сову эту на каминную доску пристроить. И так ставил, и этак — все ему кажется скудновато и невыразительно. И наконец решил, что в пару сове надо еще одну такую же, чтобы по краям доски. И сразу: а подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Вот у меня и новый заказ. Заказ есть, а материалов нету. Что в Твери найдешь? Кто куда, а я в сберкассу — к вам Анатолий Яковлевич. Посодействуйте.

— В сумке-то у тебя гипсовый отлив. Покажи, — предложил старик.

Спустя минуту безглазая сова-альбинос устроилась на столе.

— Мне бы сплавчику, польского золота самую малость, изумрудовые стразы, — бормотал Барсуков, непрерывно поправляя птичью фигурку. — Серебро-то у меня есть…

— Цветные фотографии покажи, — приказал Анатолий Яковлевич.

Барсуков поспешно достал из кармана пакет и стал по одному выкладывать снимки. Анфас. Профиль справа. Профиль слева. Три четверти справа. Три четверти слева. Спина.

Анатолий Яковлевич не проглядывал фотографии, он их изучал. Потом сложил стопкой.

— Непростая тебе, Паша, предстоит работенка. Хоть, как ты говоришь, уровень добротного ремесла, но тебе до этого уровня тянуться и тянуться, чтобы достойной схожести достичь. Занятно, занятно…

— Может, поможете, Анатолий Яковлевич? — заробел Барсуков. — Клиент за деньгами не постоит.

Анатолий Яковлевич погладил сову-альбиноску по перышкам, опять посмотрел на ее цветной анфас.

— Помочь могу только советом. Бесплатно. Потому что самому интересно, как к этому делу подойти, — подняв бровь, Анатолий Яковлевич думал. — Вот что, Паша, чтобы время зря не терять, я, как ты понимаешь, человек занятой, сделаем так. Я записочку тебе дам для одного мужичка и позвоню ему. Он тебя и сплавом снабдит, и польским золотом. Не бесплатно, конечно. У тебя пятьсот зеленых найдется?

— Найдется! — с энтузиазмом воскликнул Барсуков.

— Тогда ноги в руки и действуй. Сейчас записку напишу. Пока ты мотаешься, мы с совой думать будем. Может быть, что-нибудь и придумаем.

Старик достал письменные принадлежности, листок бумаги. Барсуков внимательно смотрел, как Анатолий Яковлевич пишет. Дождался, пока тот закончит, взял записку, прочел адрес.

— Я ему позвоню. Так что иди без страха, — ободрил его Анатолий Яковлевич.

— А с изумрудами как? — напомнил Барсуков.

— Тут, Паша, дело сложнее, — Анатолий Яковлевич опять взял в руки фото. — Ишь как глазки пучит! Каждый карат по сорок, а?

— Приблизительно, — подтвердил Барсуков. — Но как быть-то?

— Заказ, только заказ на выплавку, — категорично заявил старый ювелир. — И делает это один человек, занятой по горло.

— Посодействуйте, Анатолий Яковлевич, срочно нужно! — почти взмолился Барсуков.

— Через неделю, не раньше, — отрезал старик. — И то, если я попрошу, а ты хорошо заплатишь.

— Плачу с запроса! — почти закричал Барсуков.

— Ехал на ярмарку ухарь-купец, — спел-проворчал Анатолий Яковлевич.

Милицейский «Форд» примчался к 108-му отделению с непозволительной скоростью, круто присев, затормозил, выбросил из своего нутра капитана милиции Шевелева в полной форме и исчез без следа. Шевелев ворвался в дежурную часть и высокомерно осведомился у Паршикова:

— Бугор в яме?

— У нас бугров — как на Среднерусской возвышенности, — хмыкнул майор. — Которого тебе?

— Самого главного! — торжествующе выдал Шевелев.

Паршиков нажал кнопку селектора и доложил:

— Товарищ подполковник, Шевелев прибыл… Посылаю, — и кивнул капитану: — Иди, путешественник.

… — За семь часов обернулся, товарищ подполковник, — докладывал Шевелев Котову. — Благодаря вам. Вот машина так машина! В отделение для оперативной работы хоть бы одну такую. Зачем она в управлении? Начальников катать?

— Твое дело, Шевелев, преступников ловить, а не рассуждать, — без энтузиазма цыкнул на него Котов. — Ну, есть успехи?

— Разрешите доложить, товарищ подполковник! — вытянулся Шевелев.

— Никольскому, — не дал ему продолжить Котов.

— Так он некоторым образом раненый… — засомневался оперативник.

— Некоторым образом… — передразнил Котов. — В ж…у, а не в голову. Он на это дело через своих агентов вышел, он его ставит, ему и карты в руки.

— Так и вы, товарищ подполковник, из оперов… — завуалированно польстил начальству Шевелев.

— Эх Шевелев, Шевелев, — косвенно пожаловался на судьбу Котов и спел ему на прощание довольно музыкально: — Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где мой черный пистолет? На Большом Каретном… Шагай к Никольскому, капитан, — заключил он.

…По забывчивости Шевелев ткнул пальцем в кнопку звонка, тут же спохватился и толкнул дверь. Дверь отворилась, но было поздно: по коридору навстречу гостю, опираясь на палку, хромал Никольский.

— Чего это вы ходите? Вам лежать положено! — возмутился Шевелев.

— Я, Митя, в мамином медицинском справочнике вычитал, что при ушибе суставной сумки неподвижность не есть радикальный метод лечения, — важно объяснил свое вертикальное положение Никольский и решительно пресек беседу о здоровье строго деловым вопросом, полным осторожной надежды:

— Привез что-нибудь?

— Ну, это как сказать, — с вялой неопределенностью ответил Шевелев.

— Сидя и со всеми подробностями, — приказал Никольский.

Они прошли в комнату, устроились за столом. Шевелев начал доклад:

— По вашему списку — ничего, Сергей Васильевич. И так примеривался, и эдак. Даже других картин этих художников за музеем не числится. Облился я горькими слезами, но вспомнил, что вы велели каталог еще посмотреть на предмет изъятий, поступлении и изменений в экспозиции. Так вот, полтора года тому назад при ремонте водопроводной сети в подземелье музея был обнаружен тайник, а в тайнике ящик, в котором находились экспонаты, спрятанные в сорок первом году от немцев, как наиболее ценные. Находка была запротоколирована честь по чести: милиция, прокурор, понятые. Найденные экспонаты были инвентаризированы и выставлены в нынешней экспозиции.

— Что было найдено конкретно, по вещам, не помнишь? — спросил Никольский.

— Зачем же помнить? — с тихой гордостью возразил Шевелев. — Я их все переписал, час писал, чуть рука не отвалилась.

— Давай список, — потребовал майор.

Шевелев положил листки на стол и предупредил:

— Только у меня с сокращениями…

— Разберусь, — уже читая, успокоил его Никольский. Читал внимательно и долго, возвращаясь и сравнивая. Шевелев с детским интересом следил за выражением его лица. Никольский дочитал, по милицейской привычке перевернул листки исписанной стороной вниз, положил на стол и сказал — себе, не Шевелеву: — Только серебряные и бронзовые изделия. Да эмали с ковкой. А картин нет. Где картины, Шевелев?

— Не знаю, — испугался Шевелев, будто это он заныкал эти картины.

— И я не знаю, Митя… — вздохнул Сергей. — Теперь возникает такой вопрос: один ли ящик нашли при ремонте водопроводной сети?

В сумеречной полутьме сова смотрела на людей огромными сияющими прекрасными зелеными глазами — будто корила их за что-то.

— Да, птичка! — восхитился Тарасов. Он не мог отвести глаз от совы.

— Накалываешь ты меня, Паша, — сказал о другом Коломиец.

— Успокойся, меня тоже накалывают. В принципе же, с учетом обстоятельств мы с тобой получим неплохие деньги, — Тарасов наконец отвернулся от птички.

— Но ведь хочется побольше, — с лукавым простодушием заметил Коломиец.

— Будет больше, значительно больше, неизмеримо больше, если мы те восемнадцать ящиков откопаем, — заверил деляга.

— Я в военной части у одного старшины миноискатель купил, — сказал директор музея.

— Не инструмент, Ваня, не инструмент, — отмахнулся Тарасов. — Уже есть машинки специально для кладоискателей, которые точно показывают, что и на каком расстоянии лежит. Закончим с совой, разбогатеем, и я эту машинку достану. В общем, все дороги ведут к нашему благополучию, но меня по-прежнему мучает вопрос: какого черта ты все найденное на обозрение выставил? Ну, нашел ящики и припрятал. Вопрос чисто риторический и даже в укор мне: без этого я бы твою сову и не увидел никогда. Но интересно.