Банда - 2

- Вынужден не согласиться, - Байрамов склонил голову, как бы прося извинить за непочтительность, - но стол хорош, когда отвечает своему назначению. Ведь для красивой девушки мы не накрываем роскошный стол, для нее более подходит стол небольшой, но изысканный. А налоговому инспектору стол подавай не большой, и не изысканный, ему нужен стол дорогой. И чтобы большая часть выпивок и закусок не выставлялась на столе, она должна быть упакована в коробки.

- Ты - мудрый человек, Марат, - проговорил Сысцов, озадаченный откровениями Байрамова. - Ты не по годам мудрый.

- Я, с твоего позволения, закончу, - тонко улыбнулся Байрамов, и Сысцов не мог не подумать - вот так тысячелетиями улыбались своим владыкам восточные царедворцы. Обманывая царей, льстя им и предавая их. - Этот стол... Ведь нам не нужен другой, и другой не может быть уместнее. Для двух настоящих мужчин красное вино и мясо... Что может быть лучше? Для этой осени, для солнца и желтых листьев - прекрасные яблоки! Что может быть лучше, дорогой Иван Иванович?

- Ладно, убедил, - Сысцов опустил голову, словно утомленный безудержной лестью гостя.

- Я позволил себе небольшую вольность, - еще более тонко улыбнулся Байрамов, показав узкую-узкую золотую полоску зубов - на осеннем солнце она сверкнула не то жалом, не то обещанием. - Думаю, пара ящиков грузинского красного не слишком загромоздит твои подвалы?

Байрамов подал знак и из машины вышел невысокий парень, одетый во все черное. Фигура его показалась Сысцову как-то нарушенной и прошло некоторое время, пока он понял в чем дело - у парня были неестественно широкие плечи. - Сейчас Амон занесет...

- Грузинское красное - хорошее вино, - вроде бы незначащие слова произнес Сысцов, но передавали они ясный и твердый смысл - пусть заносит. Да, грузинское красное - хорошее вино... - повторил Сысцов. - Когда оно хорошее.

- Иван Иванович! - укоризненно протянул Байрамов, и его золотая улыбка-полоска сделалась еще тоньше, протянувшись чуть ли не от уха до уха. - Обижаешь, дорогой.

- Как же, тебя обидишь, - со стариковским благодушием проворчал Сысцов. Чуть повернув голову, он смотрел, как Амон без видимых усилий понес ящик с вином к крыльцу. Едва он поднялся по ступенькам, на пороге возникла радостная девушка. Она придержала дверь, пропуская Амона, а когда он шагнул в дом, дверь тут же захлопнулась. И все это время Сысцов внимательно наблюдал за девушкой, пытаясь уловить что-то для себя неприемлемое. Он бы ни за что не признался даже самому себе, но Сысцов мучительно ревновал и, глядя на молодого, сильного, с тонкой талией и широкими плечами Амона, глядя как он и девушка обмениваются какими-то словами, он словно оцепенел, не слыша того, что говорил Байрамов. Тот все понял, улыбнулся еще тоньше и прошел ко второму креслу.

- Прекрасная погода, - сказал Байрамов, давая возможность Сысцову снова вернуться к разговору.

- Что нового в большом мире? - спросил Сысцов.

- О большом мире знаешь только ты, Иван Иванович.

- Дар - словно бы удивился Сысцов. - Ну что ж... Пусть так. А все-таки - что нового?

- Киснет мир. Захирел в обжорстве и бестолковости.

- Но тебя эти беды миновали?

- Только благодаря друзьям, - заверил Байрамов, а Сысцов в очередной раз подивился умению гостя превращать каждый ответ не то в комплимент, не то в праздничный тост.

- Что-то давно тебя не было видно, - продолжал Сысцов, не пожелав обратить внимание на похвалу Байрамова.

- Вот и появился! От друзей никогда не скрываюсь, дорогой Иван Иванович.

- Говорят, где-то в Германии обосновался? Знающие люди говорят, что особняк купил?

- Мой дом - твой дом, Иван Иванович! - опять тостом ответил Байрамов.

- А в гости не зовешь...

- Иван Иванович! Дорогой! Только дай знать! Встретит человек, привезет, доставит из любой точки земного шара.

- Широко живешь, - с осуждением, а скорее одобрительно отозвался Сысцов, наливая вино в стаканы. - Ну, что ж... Дай Бог, - и он поднял стакан, из чего можно было заключить, что за это он и предлагает выпить чтоб Байрамов и дальше жил широко.

- О, Иван Иванович, - тонкие губы Байрамова, алые от вина, растянулись в улыбке, - когда ты будешь у меня в гостях, я познакомлю тебя с людьми, которые действительно живут широко... И ты поймешь, что бедный Байрамов только на побегушках...

- Ладно тебе... Побегушки. Знаю я твои побегушки... Побежишь - не угонишься.

- Ох, чуть не забыл! - воскликнул Варламов совершенно искренне. Надумаете приехать в гости - дайте знать хотя бы за день. А дорога, мало ли чего может случиться в дороге, - он вынул из внутреннего кармана и положил на стол небольшой конверт. Сысцов даже не взглянул на него. - Дороги нынче непредсказуемы... А здесь достаточно, даже если вы решите добираться ко мне в Германию через Сингапур.

Как ни ловок был Байрамов, как ни увертлив, а передача денег и ему давалась нелегко. Понимал, что как ни хороши их отношения, как ни похожи они на дружеские, а происходит нечто криминальное. Короче, покупал он Сысцова и хотя тот не возражал, чувствовал Байрамов опасность и силу, исходящие от этого старика в клетчатом пледе и с хмельными глазами. Между ними ничего не происходило и никогда не произойдет навсегда. Все временно. Да, сегодня Сысцов взял доллары, но это говорит только о том, что сегодня у них все нормально. Какими отношения будут завтра... Этого никто не мог сказать.

Но ловкий царедворец Байрамов понимал и другое, - с каждой такой вот их встречей Сысцов вязнет, и все меньше у него возможностей для праведного гнева и неожиданных поступков. И Байрамов продолжал опутывать того невидимыми простым глазом паутинками, состоящими из таких вот посещений, тонких улыбок, содержательных конвертов.

Когда Амон, оттащив ящик с вином в подвал, показался на пороге, Байрамов тут же накрыл конверт тарелочкой.

- Деньги не любят солнечного света, - пояснил он. - Деньги любят темноту, Иван Иванович.

Лишние слова произнес Байрамов, если подойти к их беседе строго, но Байрамов не произносил лишних слов. И упоминание о деньгах понадобилось ему только для того, чтобы остались его слова на пленке - вертелись маленькие бобины в его кармане, записывая каждое слово Сысцова. Чего не бывает в жизни, подстраховаться никогда не грех. Но для того, чтобы эта пленка, эта запись стала документом, требовалась дата и следующими же словами Байрамов ее назвал...