Картель правосудия

– Слушай, а там еще какие-то фишки были на корпусе, вроде перемычек, может, надо было их потрогать… – несмело предположил Сеня.

– Молчи, он идет, – Ваняй напрягся, обхватив пульт обеими руками и бормоча про себя неразборчивую молитву. Отпустив подполковника на сто метров, он ладонью припечатал кнопку, с которой от частого употребления уже стала слезать красная краска. Глаз он на этот раз не закрывал, чтобы увидеть все подробности, но проклятая бомба опять не сработала. В бешенстве Ваняй чуть не расколотил злосчастный пульт о приборную доску.

– Фишечки говоришь, перемычечки?! – Его прыщи переливались всеми цветами радуги. – Он сейчас остановится, пойдешь и выстрелишь в него из пистолета, понял? Англичанин хренов, инструкцию прочитать кишка тонка!

– Сам иди, – резонно возразил Сеня, – мне еще жить не надоело. – Он снова взялся за уже изрядно потрепанные листки, мобилизуя весь свой, надо признать, небогатый словарный запас.

Бойко закончил «шопинг» и покатил в сторону Юго-Запада, Ваняй следовал за ним, стараясь соблюдать дистанцию и не бросаться в глаза. Остановившись у какой-то пятиэтажки, полковник вошел в подъезд, а Сеня, не теряя времени, воровато оглядываясь, бросился к его машине претворять в жизнь заново переосмысленные инструкции. Благо уже стемнело и его манипуляции не бросались в глаза. Выдернув одну из перемычек, он облегченно вздохнул: на корпусе бомбы загорелась маленькая красная лампочка, под которой было написано «Alarm». Он поспешил обрадовать напарника:

– Все, теперь уж точно получится.

Но Ваняй был настроен скептически:

– А что, если он отсюда всю ночь не выйдет?

– Выйдет, – заверил приободрившийся Сеня. – Ему домой еще через всю Москву тащиться.

– А может, баба у него здесь, он удовольствие получает, а мы тут – мерзни весь день… Смотри, отъезжает, мать его так, я и не видел, как он вышел. – Ваняй схватился за пульт с таким остервенением, как будто собирался вытрясти из него душу. – Умри, козел! – На этот раз он нажимал кнопку плавно, со смаком, представляя себе, как там под машиной проскакивает маленькая искра, воспламеняется детонатор и…

«Опель» уехал. У Ваняя не было сил даже выматериться как следует.

– Садись за руль, – скомандовал он Сене, доставая из-под сиденья пистолет. – Догоняй, – он деловито проверил обойму и взвел предохранитель.

«Опель» явно направлялся не через центр, а к кольцевой. Сеня, чуть было не потерявший его в темноте, шел почти впритык. На выезде из города возле Битцевского парка их остановил гаишник. Сеня молил Бога, чтобы разъяренный напарник не всадил в него всю обойму, но заботливый мент всего лишь посмотрел права и порекомендовал быть поосторожнее на обледенелой трассе. Ваняй, несколько отрезвевший после встречи с гаишником, снова сел за руль. Сеня хотел было выбросить к черту проклятые бумажки и вдруг заметил строчку мелким шрифтом в самом конце последнего листа, на которую раньше не обратил внимания.

– Тут еще что-то написано… – пробормотал он. – Маде ин Чина. Сделано в Китае, значит.

– Вот сволочи желтоглазые, они уже и бомбы делать научились, которые… – он снова разразился потоком отборных ругательств, имея в виду «не взрываются», и, скомкав инструкцию, выбросил ее в окно.

– Они, между прочим, порох изобрели, – обидевшись за китайцев, заметил Сеня.

Расстояние между машинами уже заметно сократилось, когда «опель» свернул на проселок.

– Ну и молодец, – похвалил подполковника Ваняй, – вот в лесочке мы тебя и достанем.

Однако за рулем «опеля» был отнюдь не Бойко. Осетров, положив на колени автомат, вглядывался в темноту. Его задача была предельно проста: он должен найти трех человек, стоящих у обочины примерно в километре от поворота, и, приблизившись, не выходя из машины расстрелять их из автомата, потом выполнить контрольные выстрелы в упор и возвращаться обратно в город.

Эти искомые трое были «Антуан» со товарищи. Бойко сам назначил им встречу, обещая лично отвезти в надежное место, где они пересидят, пока не утихнет шум вокруг дела Масленниковой. Осетров, заметив три фигуры, отделившиеся от деревьев, снизил скорость, передернул затвор и опустил стекло. Жертвы стояли с левой стороны, и он улыбнулся про себя: «Требование вернуть машину неповрежденной выполнить будет нетрудно, другое дело – были бы они справа, пришлось бы стрелять через весь салон…» И нажал на курок.

Первой упала девушка, которая была ближе всех к нему, потом парень. Но он не упал, потому что третий спрятался за ним, как за живым щитом, и пули Осетрова врезались в уже мертвое тело. Осетров резко затормозил и опустил автомат, чтобы очередью по ногам срезать ловкого противника, но не успел. «Антуан» зубами выдернул чеку и швырнул гранату в машину.

Сворачивая с шоссе, домодедовские мстители услышали автоматную стрельбу, потом грохот, и над верхушками деревьев взметнулось зарево.

– Заработало, – радостно воскликнул Сеня.

– Я же говорил: выстрелить в нее надо было…

– Подожди, а кто стрелял-то? – Они озадаченно переглянулись.

Оставив машину у самого выезда на шоссе, короткими перебежками, пригибаясь и перебегая от дерева к дереву, они добрались до места взрыва и обнаружили три простреленных и начиненных осколками трупа у обочины и один догорающий внутри машины. Покопавшись в останках троих неизвестных, Ваняй обнаружил пропитанное кровью удостоверение омоновца.

– Надо дополнительную медаль попросить за то, что мы еще и трех мусоров уложили вместе с этим козлом, – предложил он Сене, который заглядывал под то, что осталось от «опеля»: ему было жутко интересно посмотреть, что остается от бомбы после взрыва. Налюбовавшись отрадной картиной разрушения, они покинули место событий и по дороге к оставленной машине вдруг увидели в снегу… свою бомбу, лежала себе целехонькая и даже не нагрелась.

– Она многоразовая, – осенило Сеню, и он заставил Ваняя остановиться в том месте, где он выбросил инструкцию, с тем чтобы подобрать ее и тщательно в ней разобраться с помощью толкового переводчика. Но переводчика не понадобилось: в эту секунду китайское устройство наконец сработало и разнесло их в клочья.

…В 16.00 Кротков сел смотреть программу «Сегодня», не слишком надеясь так оперативно узнать отчет об очередном герое, павшем во время несения опасной, трудной и на первый взгляд невидимой службы от рук окончательно распоясавшихся мафиози, но чем черт не шутит. Вместо этого он увидел живого и здорового подполковника Бойко, который с умным видом торчал за спиной заместителя министра внутренних дел, дававшего интервью об очередном прорыве в борьбе с организованной преступностью.

ТУРЕЦКИЙ

25 февраля, вечер

Турецкий взопрел и чихал не переставая. В 18.40 в Битцевском парке были обнаружены пять трупов (из них одна женщина) и две взорванные автомашины. Грязнов немедленно согнал туда лучших оперативников и экспертов-криминалистов, и идентификация не заставила себя ждать. Двое погибших несомненно принадлежали к домодедовской группировке, личности девушки и мужчины кавказской наружности пока установлены не были, а вот еще один, узкоглазый тип, оказался милицейским следователем из следотдела Центрального административного округа! То есть подчиненным полковника Сафронова.

Но это было еще не все. По предварительным результатам баллистической экспертизы, пистолет, найденный при одном из убитых, был тем самым «третьим» огнестрельным оружием, примененным в ночной перестрелке на Каширском шоссе, в результате чего в ночь на 13 февраля погиб старший лейтенант Сагайдак и так и неопознанный молодой человек. И тем самым, из которого десять дней спустя была убита Екатерина Ивановна Масленникова, единственная дочь бывшего председателя Верховного суда, ныне тоже покойного.

Связав эти факты, в 19.35 Турецкий безо всяких санкций задержал полковника Сафронова, реализовав тем самым давнюю мечту. Коротко изложив недавние события, Турецкий предложил ему, не отходя от кассы, имитировать явку с повинной и немедленно назвать имя человека, подставившего следователя Осетрова в частности и его, Сафронова, вообще. В 19.47 полковник милиции Сафронов сдал подполковника внутренней службы с потрохами. Турецкий буквально позеленел, услышав его фамилию. А присутствовавший при этой исповедальной сцене Грязнов схватил себя за голову, а после этого Сафронова за шиворот: