Компромат

— А если тебе будет угрожать опасность, они забеспокоятся, как ты думаешь?

— Какая опасность? — спросила Лена и закрыла рот ладошкой: она ведь обещала Виталию Витальевичу, что больше не будет задавать вопросов.

Тут она увидела, как из темноты возникает мужская фигура. Свет бил мужчине в спину, разглядеть его было невозможно — черный силуэт.

Он стремительно приблизился к девочке и, размахнувшись, залепил ей такую пощечину, что она свалилась на пол.

Лена сначала даже не поняла — что такое? Потом пришла в себя и заплакала.

Когда поднялась, Виталий Витальевич уже успел скрыться в темноте за лампой.

— За что? — спросила Лена.

Она была напугана и подавлена.

— Сядь на место, — распорядился собеседник.

— Мне же больно.

— Хочешь еще?..

— Нет.

— Тогда отвечай: будут ли что-нибудь предпринимать родители, если ты окажешься в опасности?

— Моя мама работает следователем в прокуратуре, она всех вас за решетку посадит! — запальчиво сообщила девочка.

— Понятно. — Какое-то время Виталий Витальевич молчал, а потом произнес: — Возможно, тебе придется еще раз поговорить с мамой по телефону. Попроси ее, чтобы она поторопилась, а то будет хуже. Скажи, что от нее зависит, свидитесь вы еще когда-нибудь или нет. И еще скажи, чтоб не делала глупостей… Запомнила?

— Запомнила, — буркнула Лена.

— Нет, девочка, ты не поняла меня, — елейным голосом сказал собеседник. — Я не про какие-то там побои говорю. Бить тебя я больше не буду. Я просто позову сюда мужиков, и они тебя трахнут во все дырки. Поняла? Ты поняла, маленькая сука?

Лена зарыдала. Рыдание вырвалось из ее груди диким ревом. Она вскочила с табуретки и забилась в угол. Так страшно ей не было еще никогда.

— Теперь поняла, — констатировал Виталий Витальевич. — Иди назад, в камеру.

Тотчас дверь распахнулась, и конвоир с голым черепом безмолвно вырос на пороге.

— Иди! — повторил из темноты Виталий Витальевич.

Охраннику пришлось тащить ее волоком. Лена билась и царапалась. Но разве могла она справиться со здоровым мужиком?

Опять она оказалась в своей темнице.

Сейчас она готова была рассказать этим страшным людям все, что знала, — про ХРЮКАЛОНУ, про бумажку… Вообще все, что только прикажут…

Только одно удерживало.

Мама успела сказать в телефонную трубку: «Молчи!»

Лена перестала всхлипывать. Нет, она им ничего не скажет. Мама не позволила.

Из-за двери гремели победные марши.

«И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!..» — бодро рокотал голос певца.

«Еще и музычку поставили! Сдохнуть можно».

Она выслушала немало маршей и хоровых песнопений, прежде чем эта коммунистическая музыка — репертуар здесь был однообразный — не стала сводить ее с ума.

Лена сначала тихо, а потом все громче стала барабанить в дверь.

На этот раз открыли быстро.

Лысый даже не выслушал Лену, он просто двинул ей кулаком в лицо и снова запер дверь.

Пятница. 2.41–4.19

— Ты хочешь сказать, наша Лена якшается с каким-то негодяем? — возмущенно выпалил Федор Иванович, на глазах багровея.

— Не с каким-то, а с очень даже определенным, — поправила Клавдия, — давненько мне с подобными экземплярами общаться не приходилось. Кажется, даже у меня в СИЗО такой типаж — большая редкость. Абсолютно бессовестный, циничный, злобный, лживый, наглый… Посмотрел бы ты в его глаза.

— Мне и смотреть не надо, — кипятился Дежкин. — Если моя дочь выбрала его в приятели, значит, это хороший и порядочный парень.

— Этот порядочный парень бросил твою дочь в беде, — сказала Клавдия. — Мало того, я подозреваю, что все было подстроено заранее. Ему заплатили, чтобы он привел Лену в назначенное время в назначенное место.

— Ерунда!

— Я видела, как он подал знак Носику. Если б не этот знак, Носик, возможно, был ты теперь жив.

Федор Иванович не хотел ей верить.

— Конечно, ужасная история. Но при чем здесь молодой человек? Бомж пытался улизнуть от тебя и свалился под колеса поезда. Ты же не хочешь сказать, что этот парень… как его?.. Пучков помог Носику отправиться в мир иной?

Клавдия с досадой отвела взгляд. Дело в том, что именно это она и пыталась объяснить упрямому супругу.

Она вернулась домой полчаса назад, измочаленная до предела.

Станция метро была перекрыта; на место происшествия прибыла следственная бригада.

Обезглавленный труп Носика опустили в полиэтиленовый мешок; голову завернули в полотенце и положили туда же.

Клавдия опрашивала свидетелей, и вот странность: все они, как один, утверждали, что Носик двигался к выходу среди толпы, то есть примерно по центру платформы, — а для того чтобы упасть под колеса поезда, необходимо было оказаться на самом ее краю.

Как ни крути, получалось, что перед самым эскалатором бомж сделал неожиданный рывок в сторону, будто специально для того, чтобы свести счеты с жизнью.

Однако по прыти, с которой Носик пытался ускользнуть от Клавдии, никак нельзя было предположить о его суицидальных намерениях.

Оставался единственный вариант, самый невероятный, но и самый определенный: бомжу помогли очутиться на рельсах метро.

Старушка, которая двигалась чуть позади Носика, утверждала, что видела, как из толпы вдруг возникла сильная рука и, ухватив бомжа за воротник, потянула на себя, в сторону путей.

— На запястье были вот такущие часы, — повторяла старушка, для убедительности складывая в кольцо указательные и большие пальцы обеих рук.

— Видишь, что ты натворил, подонок?! — кричала Клавдия Пучкову, стиснувшему губы и ненавидяще глядевшему из-под бровей на следователя. — Зачем ты его спугнул?

Пучков молчал.

Его отправили в отделение. В конце концов, рассудила Клавдия, после того, что она узнала о роде занятий молодого негодяя, она просто не имеет права отпустить его восвояси.

— За что? — мрачно поинтересовался Пучков.

— Догадайся сам, — посоветовала Дежкина.

Итак, что ей принес прошедший день? Новые вопросы, вопросы, вопросы… И ни одного ответа.

Похищение Лены было тщательно спланировано — теперь Клавдия окончательно убедилась в этом.

Некто, неизвестный и могущественный, смог манипулировать столь разными людьми, как Пучков и Носик, заставить их под страхом смерти держать язык за зубами. Кто?

Одной с этой ситуацией не справиться, решила Дежкина.

Она направилась к телефону и набрала номер Чубаристова, совсем забыв, что на часах половина четвертого ночи. Ей казалась дикой сама мысль, что кто-то может спать, когда такое творится.

На другом конце провода долго не отвечали, а затем что-то щелкнуло и знакомый голос сказал:

— Алло, кто говорит?

— Виктор, это я, Клавдия, — начала было Дежкина, но голос ее перебил и, рассмеявшись, задорно сообщил:

— Это вы мне все напрасно наговорили, ребята, потому что с вами разговаривает автоответчик. А теперь дождитесь сигнала и скажите мне что-нибудь более содержательное.

— Дурак! — сказала после длинного гудка Клавдия и бросила трубку.

— Что ты собираешься делать? — сурово поинтересовался Федор Иванович.

Дежкина пожала плечами:

— Не знаю, Федя… Мне кажется, что с каждым шагом я не приближаюсь, а удаляюсь от разгадки.

— Верните мне дочь, а там делайте что хотите! — заорал Федор.

— Прекрати истерику. Давай лучше подумаем, как действовать дальше.

Дежкин отвернулся и сквозь зубы пробурчал:

— Кажется, я знаю, как…

— Ну? — нетерпеливо произнесла Клавдия.

— Это мое дело.

Она сдалась. Пусть делает что хочет. Не желает говорить — не надо. Обойдемся.

И вновь набрала номер Чубаристова. Еще раз выслушала знакомый хохоток.

— Дважды дурак! — рявкнула Клавдия после сигнала и бросила трубку.

Взрослый мужик, а развлекается как недоумок.

Потом Клавдия мыла посуду и прокручивала в памяти имеющиеся факты, составляла новые цепочки.