На исходе последнего часа

Поляков позвонил Кривцову.

– Петр Романыч, приветствую.

– Ну как твои проблемы, Слава, по-прежнему они тебя решают?

– Кажется, уже наоборот. Вот какое дело, не подскажешь, как мне узнать один телефончик? Уж очень мне поболтать по нему хочется.

– Почему же не подсказать хорошему человеку, как найти хорошего человека. Я ведь не ошибся?

– Верно, не ошибся, – засмеялся Поляков.

В течение одного часа Турецкий и Грязнов «получили» по своим каналам сразу три «груза двести». И радостного в этом было ноль.

– Кто начнет первым? Чувствую, что с какой из новостей ни начинай – все скверные, – хмуро высказался Грязнов.

«Груз двести» – это был сохранившийся кое-где в органах армейский сленг афганских времен. Он обозначал контейнер с трупом погибшего военнослужащего, доставляемый из Афганистана в Союз.

– Прямо в центре Москвы, – с нажимом сказал Грязнов, – в машине «скорой помощи» найден удушенный шестидесятисемилетний санитар по фамилии... Попробуй угадай.

– Сдаюсь.

– Менжега, – со злорадством произнес Грязнов и стал читать вслух полученную информацию: – Судя по странгуляционной борозде на шее, вероятнее всего, его задушили галстуком или ремнем. В машине обнаружены отпечатки пальцев. Опознавшие труп свидетели – коллеги по работе – показали, что видели, как за руль автомобиля, на котором работал их новый сотрудник, садился совершенно незнакомый им мужчина.

– Его приметы?

– Не то высокий, не то нет. Не то старый, не то студент. И все в таком же духе. Обычная неразбериха. Туфта, одним словом.

– Таким образом, вопрос о поджоге фирмы «Свет» затуманился совершенно, – мрачно подвел итог Турецкий. – Но ведь в Сочи в квартире Менжеги не нашлось ни одной фотографии? – Он вопросительно посмотрел на приятеля.

– Натурально, – Грязнов торжественно забарабанил пальцами по столу. – И теперь даже этого оказалось достаточно. Менжега он и в Африке Менжега, и в Сочи, и на «скорой помощи». Да, представь себе: еще удалось установить, что как это ни странно, но усопший действительно воевал в Афганистане в чине старшего прапорщика шестнадцать лет назад.

– Иди ты!

– Это абсолютно достоверно, хотя ничего нам и не дает. А все, что дает, оно обычно недостоверно, сам знаешь. Что еще? Да ничего. Ни документов, ни оружия. Если что-нибудь подобное и было, то сейчас оно в руках убийцы.

– То есть человека системы Герата – Полякова? – напомнил Турецкий.

– Натурально.

– Но ведь единственный, кто из этой команды остался цел, так этот молокосос Кулебякин, а он сейчас сидит в следственном изоляторе, – с неудовольствием подытожил Турецкий. – Значит, сам Поляков? Верится с трудом.

– Действительно, маловероятно. Если только у него были какие-то более личные мотивы, нам неизвестные. Или это могла бы быть месть Батона, нового владельца сгоревшей фирмы «Свет».

– Могла, если бы не одно маленькое обстоятельство. Ты же еще не знаешь и моих новостей, – безо всякого энтузиазма напомнил Турецкий.

– Валяй.

– Батон наконец-то объявился. Это грузин, примерно 47–50 лет, называть его по фамилии нет смысла, потому что в его вещах было найдено просто угнетающее количество документов на самые разнообразные фамилии. Что-то около двадцати вариантов. Но самое главное – подлинные документы, удостоверяющие купчую на фирму «Свет» от Герата к нему.

– Почему же он Батон?

– Очевидно, это русская интерпретация: Батоно – Батон. Не меньше десяти человек слышали, что Гиббон называл его именно так.

– Хотелось бы с ним познакомиться. А кто такой Гиббон?

– Увы, как лаконично выражается Трофимов, Батон – труп. А еще точнее – сразу два трупа. Потому что вместе с ним киллеры замочили очень крупного уголовного авторитета Трунова по кличке Гиббон. Они оба были застрелены во Владивостоке, почти у самого дома Гиббона. И что самое замечательное, снова были обнаружены следы пороха «Гамильтон». Пули оказались опять же стандартными – 7,62 мм. Эти два убийства были совершены на два дня позже, чем убийство Малахова. Так что, скорей всего, работали одни и те же люди. Вот почему в коробке, которую я изъял в общежитии стрелковой базы, оказалось так много пустых гильз.

– Натурально, жду не дождусь, когда эти субчики обратно прилетят. Я их научу, в каком виде порох хранить, – пообещал Грязнов.

– Ждешь, – задумчиво проговорил Турецкий. – А чего ждать? Ты, Слава, когда последний раз за границей был?

– Месяц назад, на Украине.

– Понятно. Вот что мы сделаем. Мне действительно не нравится, что они там за океаном без присмотра болтаются. Их, конечно, там ведут, но я себе представляю, как это делается. Мальчики-чистоплюи из посольства. Я этим козлам не доверяю ни на грош. Они умеют правильно писать слово «инцидент» и думают, что это именно то, что сегодня надо в жизни. А жизнь прекрасна и удивительна. В общем, так, Славка, поедешь ты у меня на Олимпиаду. Будешь болеть там как миленький и пасти всю дорогу до самого дома наших гавриков. Поедешь с делегацией разжалованных Коржакова и Барсукова. Они вылетают в Атланту на неделю позже открытия. Лады? Этот вопрос я решу, думаю, оперативно.

Грязнов онемел от изумления и даже не нашелся что сказать.

– И еще кое-что мы проморгали, – не обращая на это внимания, продолжал Турецкий. – Еще там, в Сочи. А вернее, я лично прошляпил. Ты помнишь, что фирма «Свет» переехала из Адлера в Сочи? А в Адлере, на прежнем ее месте, разместилась какая-то риэлторская контора – «Восход», кажется. Недвижимостью ребята занимаются. Так вот эта фирма – тоже Батона. Во Владивостоке были найдены документы и на нее. Он просто сделал на всякий случай рокировку: электронщиков – туда, риэлторов – сюда. Если бы я еще тогда прокрутил в голове, что ничего случайного в такой комбинации быть не может, то, возможно, риэлторы «привели» бы меня к Батону, когда он был еще жив! Кроме того, в доме братьев Киряковых тоже нашлись его пальцы. Они явно на него все работали. И именно Батон скомандовал убрать Герата Климова, в этом уже можно не сомневаться. Ты представляешь, насколько быстрее бы все завертелось? А ведь этот чудесный грузин не случайный человек, у него в Сочи недвижимости – пруд пруди.

Телефонный звонок прервал беседу.

– Это Александр Борисович, не правда ли? – полуутвердительно произнес подчеркнуто спокойный мужской бархатистый голос. – Говорит Вячеслав Поляков... Черт возьми, – после паузы засмеялись на другом конце провода, – это звучит почти как Вячеслав Иваньков!

Турецкий знаками показал Грязнову, что надо немедленно вычислить «географию» его собеседника. Грязнов кинулся к другому аппарату и набрал несколько цифр, – код узла связи:

– Сейчас, сейчас...

– Я звоню с мобильного телефона, проезжая по улице, не трудитесь засекать. Сейчас я просто выброшу его в окно, больше мне этот хлам не понадобится, – совершенно серьезно сказал Поляков.

– Что вы хотите? – зло спросил Турецкий.

– Встретиться. Вы узнаете меня в лицо? Потому что я вас пока что в этой жизни еще не встречал.

– Можете не сомневаться, – усмехнулся в трубку Турецкий. – Я досконально изучил ваш школьный альбом. Где мы увидимся?

– Знаете бар «Хольстен», в десяти минутах от вашей прокуратуры?

– Отлично, хоть пива холодного попью. Значит, через полчаса будете?

Наблюдение за злачным местом было организовано в течение десяти минут. А Грязнов, приятно удивленный такой новостью, должен был постоянно находиться на связи. Через двадцать минут Турецкий уже находился на месте и пил пиво. В заведении было почти пусто. Двое молодых людей за соседним столиком, в одинаковых пиджаках, но разных галстуках и с одним цифровым кейсом на двоих, обсуждали последние биржевые новости.

Поляков появился минута в минуту. Он почему-то все время держал руки в карманах. На нем был дорогой, но несколько помятый костюм. Галстук торчал из кармана, ворот рубашки расстегнут.

Турецкий помахал рукой от своего столика.

– Выпьете чего-нибудь, хотите тоже пивка?