Современный югославский детектив

— Верно, верно, а «Гефест» находится почти в Горице. До аэропорта рукой подать. На машине не больше десяти минут.

— Вот так, поехал в «Гефест», взял деньги. Вернулся в аэропорт вовремя, за пятнадцать минут до вылета, как предусмотрено правилами, прошел регистрацию. И возвратился в Сплит. Единственная задача для него была — незаметно проскользнуть в номер. И это ему удалось.

— Да… — размышлял инспектор. — Не исключено, что он воспользовался самолетами разных авиакомпаний, это еще лучше… Просто взял да открыл ключиком сейф, потому что знал: подозрение может пасть на любого из служащих. Каждый при существовавшей неразберихе мог сделать себе копию ключей.

— Да еще постарался бросить тень на Валента… Только фотография смешала ему все карты.

— Хоть и сделана была без всякой задней мысли. Совсем случайно, я в этом уверен.

— Я тоже. Чистое совпадение. Вот и возьми.

— Теперь фотография может служить доказательством, на ней виден номер машины, — поддакивал Штрекар. Ему тоже хотелось высказаться, а в голове уже рождались целые фразы будущего отчета.

Приехал фотограф. Еще с порога он опасливо оглядел помещение, тревожась за судьбу своего имущества, и особенно аппаратуры.

— Будьте любезны, проверьте, — обратился к нему Штрекар, — все в порядке, ничего не разбито, даже не сдвинуто с места. Кроме вот этого стула.

— Ах, стул — это ерунда… — с облегчением сказал фотограф, установив, что к ширме, за которой находились камеры и наиболее ценная аппаратура, никто не прикасался.

Они распрощались. Штрекар поблагодарил фотографа, объяснил, как составить счет за понесенный ущерб, и посоветовал незамедлительно его предъявить.

Они вышли и сели в машину.

— Знаешь что, — к удивлению Гашпараца, предложил Штрекар. — Сейчас в больнице дежурит мой приятель, тот, с усами. Поехали, навестим Валента.

Они поехали. Сначала ехали молча, занятые каждый своими мыслями. Гашпарац смотрел прямо перед собой и чувствовал, как им овладевает усталость, утомление от обессилевших рук и ног устремляется к голове. Только в левой ноге ощущалась повышенная пульсация, и его снова передернуло при воспоминании о том, как хрустнули кости черепа.

— Ты будешь смеяться, но на меня порой находит сентиментальность, — заговорил Штрекар, объясняя желание проведать Валента. — Я почему–то всегда задаю себе вопрос: какие причины заставляют людей идти против закона. Неужели игра стоит свеч?

— На этот раз, — сказал Гашпарац, — действительно дело достойно удивления. Виновата любовь.

XXX

На темно–синем небе мерцали яркие крупные звезды, каких никогда не увидишь в городе из–за бесчисленных фонарей. А город почивал в глубокой ночи, лишь откуда–то издалека по временам доносился звон подъемника и перестук колес. Где–то поблизости лаяли собаки, совсем как в деревне. Темнели очертания больничных корпусов. Друзья сидели на низенькой каменной ограде и прикуривали сигареты одну от другой, потому что спички кончились. Было прохладно, они вполголоса беседовали, а Гашпарац вздрагивал — то ли от свежести, то ли от нервного возбуждения.

Сейчас, когда все осталось позади, он не мог совладать с нервной системой и, пока ждали врача, вызванного на срочную операцию, чувствовал неудержимую потребность говорить, и высказать все, что думает о случившемся. Но еще более он ощущал потребность пробудить такое же волнение у своего собеседника, сообщить ему то потрясение, которое испытывал сам и не мог сдержать, поэтому инспектор вопреки привычке то и дело касался рукой его плеча, желая успокоить.

— Ты представляешь, — говорил Гашпарац, — можешь ли ты представить себе всю ситуацию? Она снялась в аэропорту, уступив настоянию Гайдека, хотя все в ней протестовало. Потом выяснилось, что это не обычная фотография, тогда как и самая обычная фотография была бы ей не по душе. А не по душе ей была не просто фотография, а что–то совсем иное. Я думаю, она чувствовала угрызения совести, какой–то осадок в душе от того, что встречалась с Гайдеком. И она решила показать фотографию Валенту, чтобы не было никакой тайны… Она, я думаю, по–настоящему любила Валента, и хоть этот шалопай не заслуживает такого чувства, все–таки и он несчастен. Именно любовь толкнула ее к Гайдеку: она хотела встать между ним и Валентом и помешать их сотрудничеству. Думала, если привяжет к себе Гайдека, Валент от них отколется, шайка отпустит его. Наивная она была, вот в чем дело. Прикидывалась, будто заинтересована в их спекуляциях, потому и пришла с Гайдеком в аэропорт: Валент ему, вероятно, привез кое–что. Надеялась, что и ее вовлекут в свои делишки, а потом рассчитывала как–нибудь выпутаться и сама, и Валента спасти.

— А тут выяснилось это дело с фотографией, — помог ему Штрекар, кладя руку на плечо и давая передохнуть, ибо знал, что тот не успокоится, пока не выскажется до конца.

— Да. И тут Валент совершил главную ошибку. Он услышал о краже, конечно, ему была известна директорская машина, как, вероятно, и всем в «Гефесте». Он расспросил своих бывших коллег и узнал, что в тот день директор якобы находился в Сплите. Кто знает, как его угораздило обратить внимание на номер машины, когда Ружица показала ему фотографию, рассчитывая совсем на другое?

— Кто знает? Наверное, случайно. У парня, видно, глаз хороший. Может, от нечего делать изучал фотографию. Тут он все скумекал и понял — есть шанс.

— Вытянуть куш?

— Да, вытянуть куш, а одновременно и покончить с контрабандой, с поездками в Германию, даже, может, жениться на Белой Розе.

Гашпарац и мысленно и вслух называл девушку по прозвищу, теперь его это не смущало, как прежде. Ему казалось, что, досконально разобравшись в ее жизни, он приобрел на это право.

— И пошел к директору, — задумчиво добавил Штрекар.

— Но сначала допустил еще ошибку, — быстро подхватил адвокат. — Он рассказал Розе о своем плане. Конечно, она была против. Ей нужен был он, деньги ее не интересовали. Она не хотела, чтобы он ввязывался в новую аферу, последствия которой трудно предвидеть. А перед ним маячила цель: заполучить побольше денег. Поэтому он и со спекулянтами продолжал якшаться: поджидал случая самолично прокрутить денежную операцию. Он допустил просчет, рассказав обо всем Розе. И она отказалась дать ему фотокарточку.

— Думаешь, он ее выкрал?

— Конечно. Украл, встретился с директором, показал ему и предъявил условие. Затем подложил фотографию на прежнее место — в сумочку, в общем туда, где она лежала у Розы. Там она для директора была недосягаема.

— А она чувствовала, что он вынашивает свою идею.

— Должно быть, спьяну опять ей проговорился. Может, после того, как у него в доме кто–то побывал. А это явно директор. Может, Роза и сама догадалась, что происходит. Поэтому и передала фотографию на хранение госпоже Надьж.

— А я, стыдно вспомнить, ведь и ее заподозрил, — улыбнулся Штрекар. — Женщина совершенно случайно оказалась на Средняках в гостях… Угораздило же ее тогда сказать…

Они помолчали. Гашпарац, заметно волнуясь, поднялся с ограды, сделал два–три шага, несколько раз глубоко затянулся и подошел к Штрекару, он словно не слышал последних его слов.

— Ты представляешь ситуацию? Девушка почувствовала, что фотокарточка может оказаться опасной. Особенно после того, как к Валенту в дом приходили неизвестные. Она поняла, что угрожает Валенту. Валент, вероятно, еще встречался с директором, требовал деньги. Я думаю, они просто не договорились о сумме, иначе Валент нашел бы способ раздобыть карточку и передать ее директору. Поэтому тот и решил взять фотографию силой — сначала у Валента, а не обнаружив ее у него, задумал отобрать у Розы. Кстати, может, Валент сам рассказал ему, где хранится карточка.

— Да, — не сразу согласился Штрекар. — Тогда Валент понял, что Розе грозит опасность. Может, потому и настаивал, чтобы она ему отдала фотографию. Парень, поди–ка, предполагал, что может случиться… А она упорствовала… Из–за этого они и поссорились… И тогда Роза вспомнила о тебе.