Не гаси свет

Сервас покинул Экс-ле-Терм и следующие два с половиной часа с опаской поглядывал на снежные стенки на обочинах, становившиеся все выше. Наконец показался виадук на границе Франции с Андоррой, а над ним — въезд в туннель. Мартен вздохнул с облегчением. Еще двадцать километров дороги в немыслимо прекрасном горном пейзаже, и вот долгожданная Андор-ла-Вьей, маленькое пиренейское Монте-Карло. Многолюдные улицы, новые дома, дорогие магазины, роскошные отели, шикарные машины… Налоговый рай. Майор продолжил путь на юг, пересек границу между Княжеством и Испанией и начал спуск к Со-дʼЮржель, коммуне с населением в 13 000 жителей, расположившейся на слиянии Валиры и Сегре.

Дом Эннинжера стоял в Кади-Муаксеро, самом большом природном парке Каталонии. Вокруг росли сосны, березы, клены и осины, и Сервасу вдруг показалось, что он попал в Канаду. Мартен вышел из машины, вдохнул прохладный свежий воздух и вслушался в тишину: его бы не удивило, если б он увидел бобровую хатку или медведя, трущегося спиной об дерево. Потрясающе красивое место… «Хорошо бы пожить тут несколько дней или недель, — подумал Сервас. — А может, и лет…»

Он взглянул на дом. Деревянный, терраса с южной стороны нависает над долиной.

Вышедший навстречу майору человек ничем не напоминал канадского лесоруба: рост — не больше метра тридцати, массивная трость, окладистая борода и стальное рукопожатие.

— Приветствую вас! — воскликнул он при виде гостя. — Легко меня нашли? Ваше счастье, что вчера дорогу очистили от снега!

Говорил хозяин дома очень громко, как и по телефону: хондродистрофия — самая распространенная форма нанизма — вызывает частые отиты, что приводит к тимпаносклерозу — и понижению слуха. «Хорошо, что у него нет соседей…» — подумалось сыщику. Эннинжер бросил на гостя оценивающий взгляд:

— Итак, вы полицейский. Где служите?

— Криминальная полиция Тулузы, убойный отдел.

— Уголовный розыск теперь интересуется космонавтами? — Глаза писателя горели азартом.

— Надеюсь, вы не собираетесь держать меня на холоде? — вопросом на вопрос ответил Мартен.

Человечек расхохотался:

— Конечно, нет! Но история, которую вы рассказали по телефону, разбудила во мне любопытство, и я просто сгораю от нетерпения услышать подробности.

— Не хватает общения?

Они вошли в дом, и гостю еще сильнее захотелось остаться в этом волшебном месте. Сложенные из кругляка стены, пол из каштановых досок, старые глубокие и удобные кресла, камин, в котором горят три толстых полена. На барной стойке — красивая медная посуда, много книг и огромное, выходящее на лес окно.

Майор был очарован.

— Почему вы здесь обосновались? — спросил он.

— По эту сторону Пиренеев? Причина очень проста: когда летишь самолетом из Франции в Испанию, видишь в иллюминаторе облака, налетающие на горы. Как полчища Сарумана на крепость короля Теодена. [59]

— Чьи полчища? — не понял Мартен.

— Забудьте. Итак, вы преодолеваете завесу облаков, минуете горы, и вашим глазам открывается вид на реки, дороги, деревни, озера и безоблачное небо на горизонте. То же происходит и на выезде из туннеля Анвалира, когда вы пересекаете Княжество с севера на юг: два раза из трех по одну сторону — непогода, по другую — солнечно и тепло. Потому-то я здесь и поселился — хочу как можно чаще видеть звезды.

Сервас успел заметить большой телескоп на треноге, нацеленный на небо в ожидании ясной погоды. А еще — черно-белые фотографии, снятые 21 июля 1969 года, и модели ракет «Аполлон-11» и «Союз», а также Спутника на книжных полках. Эннинжер указал ему на одно кресло, сам устроился в другом, и сыщик подумал, что этот маленький человечек похож на ребенка, угнездившегося на заднем сиденье машины.

— Сам не знаю, откуда у меня эта страсть к космосу… — стал рассказывать журналист. — Я уже в семь или восемь лет хотел стать космонавтом, рисовал ракеты, скафандры и планеты, смотрел на Луну из окна моей комнаты и мечтал о том дне, когда ступлю на поверхность нашего спутника… Сами понимаете, подрастая — забавно звучит в устах такого «хоббита», как я! — я все яснее понимал, что никогда не стану космонавтом… — Эннинжер улыбнулся. — Но я не отчаялся, а мой интерес к этой профессии и вообще к Вселенной стал только сильнее. Я никогда не выйду за пределы земной атмосферы, и мне остается только мечтать, воображая, как все устроено там, наверху… В юности я запоем читал фантастические романы и научно-популярные издания, а в прошлом году впервые познал невесомость на борту «Аэробуса А-триста ZERO-G». «Всего» за шесть тысяч евро без малого, но оно того стоило! Я знаю, что это не идет ни в какое сравнение с тем, что переживают космонавты на борту орбитальной станции. Невероятное, единственное в своем роде приключение! Вырваться за пределы Земли — что может быть волшебней… Впрочем, кто знает? Возможно, мы еще поживем и дождемся момента, когда космические полеты станут самым тривиальным путешествием, тем более что частных компаний, интересующихся этой отраслью, становится все больше.

Взгляд писателя на мгновение затуманился, но он тут же встряхнулся и сказал:

— Однако, думаю, вас интересуют куда более приземленные вещи.

— Верно. Мне нужно знать, не был ли кто-то из космонавтов замешан в скандале, — ответил его гость.

— В скандале? Что конкретно вы имеете в виду?

— Посягательство с применением насилия, сексуальное преследование, неподобающее поведение. И больше всего меня интересует Леонард Фонтен. Когда я назвал его имя по телефону, мне показалось, что вы отреагировали.

— Почему вас интересует именно он?

«Вот именно, почему? — спросил себя Сервас. — В конце концов, Селия на том вечере могла встретить и какого-нибудь другого космонавта…»

— Он или любой другой, — уточнил сыщик. — Так вам известны подобные инциденты?

Эннинжер помолчал, глядя на сыщика исподлобья.

— Думаю, вы понимаете, майор, что все космонавты — люди очень образованные, надежные, как скала, и гипернатренированные, — наконец сказал он. — Они весь год проходят психологическое тестирование, и им делают множество медицинских обследований, но они — сильные личности, с характером, так сказать. Наверху, в темноте космоса, в тесноте станции, где никогда не бывает тихо и нет возможности побыть наедине с собой, человеку необходимы крепкие нервы и устойчивая психика. За официальным фасадом истории покорения пространства скрывается множество инцидентов. И все эти инциденты старательно скрывают. В Звездном городке, в Хьюстоне и у нас утечки бывают редко.

Он сложил ладони коробочкой, проиллюстрировав слова жестом, и продолжил:

— В космических агентствах секретность соблюдают, как в разведке, но время от времени пресса раскапывает факт-другой. Известно, что за прошедшие десятилетия у двух советских космонавтов были серьезные психологические проблемы, а американские астронавты признавались, что плохо перенесли изолированность на станции — то есть у них развилась легкая форма депрессии. На борту «Мира» и МКС случались инциденты, напряженные ситуации и кризисы, но упоминаются они только в конфиденциальных рапортах и редко становятся известны общественности. Однако два самых серьезных происшествия — дело Жюдит Лапьер в девяносто девятом и дело Новак в две тысячи седьмом — произошли на Земле… — Он подался вперед. — В девяносто девятом и двухтысячном Российский институт медико-биологических проблем провел серию экспериментов, чтобы выяснить, как организм человека ведет себя в условиях изоляции в космосе. Один из тестов заключался в следующем: нескольких испытуемых на сто десять дней поместили в точную копию станции «Мир». Все, что они делали и говорили, снималось на пленку, и команда психиатров круглосуточно анализировала материал. Третьего декабря девяносто девятого года команда, состоящая из трех иностранных и одного русского космонавтов, присоединилась к трем русским, которые находились в замкнутом пространстве с начала лета. Среди вновь прибывших были австриец, японец и доктор Жюдит Лапьер, очаровательная тридцатидвухлетняя женщина, доктор медицинских наук, представляющая Космическое агентство Канады.