Скала

— Это был не вывод, сэр. Просто чувство. Если бы я вам об этом сказал, вы бы отправили меня в Эдинбург первым же самолетом. А мне казалось, что я могу помочь расследованию, так как хорошо знаю местных людей и их жизнь.

— И вы считаете, что вправе сами принимать такое решение? — Смит недоверчиво покачал головой. Он оперся кулаками на свой стол (костяшки пальцев побелели) и шумно втянул воздух.

— Я не чувствую запаха спиртного. Вы почистили зубы, прежде чем прийти сюда?

Фин нахмурился:

— Не понимаю, о чем вы, сэр.

— Я говорю об офицере полиции под моим началом, который оказался замешан в пьяную драку на Теснине вчера вечером. Об офицере, который останется под моим началом до тех пор, пока не улетит отсюда первым же рейсом. Вы не нужны мне на острове, Маклауд. Не будет мест в самолете — купите билет на паром, — Смит выпрямился во весь свой невеликий рост. — Я уже поговорил с вашим отделом в Эдинбурге. Так что можете ожидать теплой встречи на рабочем месте.

Его возвращение на остров, призраки прошлого, тяжелые разговоры — все закончилось. Фин даже почувствовал облегчение. Фионлах был прав: они не волновали его восемнадцать лет, так что сейчас он не имел права влезать в их жизнь. Произошло убийство, и убийца оставался на свободе; но теперь это уже не его дело. Фин возвращался домой… Если, конечно, у него еще есть дом. И если Мона еще ждет его. Он сможет просто забыть о прошлом. Никогда о нем не вспоминать. Смотреть вперед, а не назад… Почему же ему так не хочется об этом думать?

Фин прошел мимо рельефной карты островов Льюис и Харрис в коридоре и вышел в приемную через пожарный выход. Дежурный офицер за стеклянной перегородкой поднял голову, на мониторах перед ним отражались данные видеонаблюдения. У стены напротив окна стояли пластиковые стулья, на них в ожидании сидели двое. Фин уже выходил на крыльцо, когда одна из сидевших окликнула его по имени и встала.

Катриона Макфарлейн, в замужестве Мюррей, стояла, сложив руки перед собой. Она выглядела бледной и расстроенной. А за ней, безвольная, как тряпичная кукла, сидела юная девушка. Ей можно было дать лет двенадцать, не больше; волосы обрамляли бескровное лицо без каких-либо следов косметики. Фин с удивлением подумал, что это, должно быть, Донна. Она казалась слишком молодой: трудно было поверить, что ребенку в ее животе уже три месяца. Возможно, накрасившись, она выглядела старше. Донну можно было назвать милой девушкой. Кожа цвета слоновой кости, песочные волосы — все как у отца. На ней были джинсы и розовая блузка, а поверх — куртка-анорак, в которой она, казалось, тонула.

— Сукин сын! — сказала женщина.

— Я тут ни при чем, Катриона.

— Когда его отпустят?

— Насколько я знаю, он может уйти в любой момент. Меня отправляют в Эдинбург. Так что твое желание исполнилось: я больше вас не побеспокою.

Теперь их проблемы принадлежали только им.

Фин толкнул вращающуюся дверь и спустился на улицу, навстречу пронизывающему ветру. Он уже пересек Кеннет-стрит и проходил рыбный ресторанчик напротив «Назира», когда на тротуаре за его спиной раздались шаги. Полицейский обернутся: Донна бежала за ним по Черч-стрит. Ее мать стояла на ступенях полицейского управления и звала дочь, но та не реагировала. Девушка догнала Фина и остановилась, тяжело дыша:

— Мне надо поговорить с вами, мистер Маклауд.

Официантка со жвачкой во рту принесла два кофе и поставила на стол у окна. По Кромвель-стрит двигался непрерывный поток транспорта. На улице было сумрачно, высокие волны с белыми гребнями неслись по свинцовому морю. Девушка вертела в пальцах ложку:

— Не знаю, зачем я заказала кофе. Я же его не люблю!

— Я закажу еще что-нибудь, — Фин поднял руку, подзывая официантку.

— Да нет, не надо.

Донна еще немного повертела в руках ложку, потом повернула чашку в лужице кофе, который выплеснулся на блюдце. Фин добавил себе в кофе сахар и принялся его размешивать. Если Донна хочет ему что-то сказать, он не станет ее торопить. Полицейский пригубил кофе — тот был едва теплый.

Наконец девушка подняла глаза:

— Я знаю, мама рассказала вам правду о том, что было с мистером Макритчи. — Для девушки, которая несправедливо обвинила мужчину в насилии, в ее глазах было маловато раскаяния. — И я уверена, папа тоже знает, что все это ложь.

— Да, знает.

Донна удивилась:

— Значит, вы знаете, что отец его не убивал!

— Я и мысли не допускал, Донна, что твой отец мог кого-то убить.

— Тогда почему его задержали?

— Его не задержали. Он помогает нам в расследовании. Это процедурный вопрос.

— Я не хотела причинять столько неудобств… — девушка закусила губу. Фин видел, что она старается не заплакать.

— Что ты сказала Фионлаху?

Внезапно Донне расхотелось лить слезы. Она с тревогой взглянула на Фина:

— О чем это вы?

— Он знает, что ты беременна?

Она опустила голову, покачала ею и снова начала вертеть в пальцах ложку:

— Я… Не смогла ему сказать. Пока что.

— Значит, он вполне мог поверить в твою историю про Макритчи. Если ты его не разубедила. — Донна молчала. — Ты говорила с ним? — Она опять покачала головой. — Значит, он уверен, что Ангел тебя изнасиловал.

Девушка подняла на него взгляд, полный праведного гнева:

— Вы не можете думать, что Фионлах его убил! Я в жизни не встречала более доброго человека!

— Но ты должна признать, у него был серьезный мотив. А кроме того, у него много синяков, появление которых он не хочет объяснять.

Теперь Донна казалась скорее потрясенной:

— Как вы могли подумать такое о вашем сыне?!

Спокойствие оставило Фина. Он едва поверил в то, что только что слышал собственными ушами. Когда он заговорил, его голос был хриплым:

— Откуда ты это узнала?

Девушка поняла, что роли их переменились.

— Фионлах сам сказал мне.

Это просто не могло быть правдой.

— Он знает?!

— И знал всю свою жизнь. Или, по крайней мере, сколько себя помнит. Мистер Макиннес много лет назад сказал Фионлаху, что тот — не его сын. Он даже не помнит, когда это было. Он просто всегда это знал, — Донна снова подняла глаза. — Он плакал, когда рассказывал мне это. И я поняла, что я действительно много для него значу. Он больше никому это не рассказывал! А со мной решил поделиться, — ее лицо отразило радость от воспоминания, потом снова посерьезнело. — Мы оба думаем, что мистер Макиннес именно поэтому бил его все эти годы.

Фин словно окаменел. Ему стало нехорошо, во рту пересохло.

— Что ты сказала?..

— Его отец — крупный мужчина. А Фионлах… Ну, он даже сейчас не потянет на Мистера Вселенная, верно? Так что это продолжается.

— Я не понимаю, — наверное, он что-то просто не расслышал.

— Чего вы не понимаете, мистер Маклауд? Отец Фионлаха бьет его. Это продолжается много лет. Это не особенно заметно, но у бедного Фионлаха были трещины в ребрах, а один раз — перелом руки. И синяки на груди, спине и ногах. Мистер Макиннес как будто вымещает грехи отца на сыне.

Фин закрыл глаза. Ему просто приснился кошмар. Сейчас он проснется…

Но Донна еще не закончила:

— Фионлах всегда это скрывал. Никому ничего не говорил. До той ночи, когда мы с ним… Ну, сделали это. Тогда я сама все увидела. И он мне все рассказал. Его отец… На самом деле он ему не отец, верно? Он — чудовище, мистер Маклауд. Настоящее чудовище.

Глава восемнадцатая

Тот несчастный случай на Скале испортил остаток лета. Иногда я думаю, что он испортил мне всю жизнь. Я провел в больнице почти неделю. У меня было сильное сотрясение мозга, и еще несколько месяцев меня мучили головные боли. Врачи опасались даже перелома черепа, но рентген ничего не показал. Я сломал левую руку в двух местах, и мне больше месяца пришлось носить гипс. Все тело превратилось в один большой синяк, и я едва мог шевелиться, когда пришел в сознание.