Последний барьер

– Ты знаешь, Рок какой-то другой, будто подменили.

– Рок, черт бы его забрал, Бог знает что за птица.

Да, положеньице. Есть, правда, один плюс – не нужно больше лебезить перед ними, поджав хвост. Я могу разговаривать с ними на равных, а это уже не так мало.

– Ты хочешь сказать, что про свисток знает не Элинор Таррен, а Рок?

– Разумеется, – нетерпеливо бросил Эдамс. – Неужели ты, Хедли, до сих пор ничего не понял, черт возьми! Похоже, его подослал по нашу душу Октобер, хотя, убей, не знаю, как он мог докопаться...

– Но Рок всего лишь конюх.

– "Всего лишь"! – разъярился Эдамс. – Ты считаешь, этого мало? У конюхов длинные языки, не знаешь разве? И глазами Бог не обидел. Да ты посмотри на него. Разве похож он на безмозглого червяка, каким прикидывался?

– Что бы он ни сказал, поверят все равно тебе, – заметил Хамбер.

– Он никому ничего не скажет.

– То есть как?

– Я убью его, – сказал Эдамс.

– Что ж, пожалуй, так будет спокойнее, – согласился Хамбер, словно речь шла об уничтожении лошади.

– Вас это не спасет, – прервав их я. – Я послал отчет стюардам.

– Один раз мы такое уже слышали, – не поверил Хамбер, – но это был просто блеф.

– Я не блефую.

– Послал или не послал, – взвился Эдамс, – все равно ему одна дорога – на тот свет! Дело не только в свистке... – Он умолк, сверкнул на меня глазами и добавил: – Ты провел меня. Меня. Как?

Я не ответил. Сейчас не самое подходящее время для приятной беседы.

– У этого щенка, – задумчиво произнес Хамбер, – есть мотоцикл...

Дверь во двор заперта, а дорогу к окну мне преграждал Хамбер, стоявший возле стола. Допустим, я заору – кто прибежит? Только Касс. Уж конечно не орава забитых конюхов. Они и не знают, что я здесь, а хоть бы и знали, помогать не станут. И Эдамс, и Хамбер выше меня ростом, шире в плечах, особенно Эдамс. У Хамбера в руках – палка, да и Эдамс вряд ли пойдет на меня с пустыми руками.

С другой стороны, я моложе и сейчас в отличной форме – не зря я пахал на них как вол. На голове у меня шлем. Могу бросать что попадется под руку... Может, мои шансы не так и плохи?

Около стены у двери стоял деревянный полированный стул с кожаным сиденьем. Эдамс поднял его и пошел на меня. Хамбер остался на месте, только переложил палку из одной руки в другую, изготовившись к бою.

Глаза у Эдамса стали совсем мутными, на губах заиграла зловещая улыбка. Он громко сказал:

– Заодно можем и развлечься. Сгоревший в катастрофе труп никто разглядывать не будет.

Он взмахнул креслом. Я ловко увернулся, но при этом приблизился к Хамберу, и тот не преминул крепко хватить меня палкой по плечу, она просвистела в сантиметре от уха. Я споткнулся, упал, покатился по полу. Вскочил на ноги в самое время – Эдамс со всего маху грохнул стулом об пол. Одна из ножек оглушительно хрустнула, Эдамс наклонился и поднял ее. Крепкая прямая ножка с квадратным основанием, а верхний конец – в месте излома – острый, страшный.

Эдамс расплылся в улыбке и отшвырнул в угол остатки стула.

– Вот так, – процедил он. – Теперь мы порезвимся.

Понятно, какое-то время они оставались относительно целыми и невредимыми, я же нахватал изрядное количество синяков, а на лбу сильно кровоточила ссадина – Эдамс пустил-таки мне кровь своей остроконечной ножкой от стула. Счастье, что на голове у меня шлем, да и увертываюсь я, как оказалось, не хуже пикадора. Я в ответ пинал их ногами.

Хамбер, человек не особо подвижный, знал свое дело четко: охранял окно, а как только я оказывался в зоне его действий, пускал в ход палку. Я с самого начала пытался выхватить у них либо палку, либо ножку, пробиться к сломанному стулу или найти какой-нибудь предмет для бросания, но все впустую: руки мои отчаянно саднили, и Эдамс сразу раскусил мои намерения насчет сломанного стула и не подпускал меня к нему. А кидать... Все, что можно кинуть, стоит на столе у Хамбера, за его спиной.

Слава Богу, что в горах ночью холодно, – из-за этого на мне под курткой оказались два свитера, и они здорово смягчали удары. Все же доставалось мне сильно, особенно от Эдамса, я буквально содрогался, когда он попадал в цель. Я уже с отчаянья был готов кинуться в окно, через стекло, но приблизиться к нему не мог.

Что оставалось делать? Я прекратил увертываться и бросился прямо на Хамбера. Эдамс успел два раза больно огреть меня, но я не обратил внимания. Я схватил моего бывшего шефа за лацканы, упер ногу в стол, чтобы как следует оттолкнуться, и, сильно дернув Хамбера, швырнул его вдоль узкой комнаты. Он с силой грохнулся в картотечные шкафчики.

На столе лежал зеленый стеклянный кругляш – пресс-папье. Величиной с бильярдный шар. Он сам собой оказался в моей руке, в мгновение ока я взмахнул ею, приподнялся на носки – и метнул снаряд в Хамбера, который в трех метрах от меня, цепляясь за шкафчики, пытался подняться на ноги.

Кругляш попал ему точно между глаз. Вот это бросок! Он тут же потерял сознание и рухнул на пол, даже не вскрикнув.

Не успел он упасть, как я бросился в его сторону. Стеклянный кругляш – вот мое оружие! Лучше всяких палок и сломанных стульев! Но Эдамс сориентировался мгновенно. Рука его поднялась.

Тут я дал маху – решил, что одним ударом больше, одним меньше, уже все равно, и хотя видел, что ножка стула вот-вот опустится, продолжал тянуться за кругляшом. Но на этот раз – наверное, потому, что голова моя была наклонена, – шлем меня не спас. Удар пришелся ниже обода шлема, около уха.

Я качнулся словно пьяный, упал возле стены и оказался в незавидной позе: плечи упираются в стену, одна нога подогнута под себя. Попробовал подняться, но куда там! Сил во мне не осталось ни капли.

Эдамс склонился надо мной, расстегнул ремешок у меня под подбородком и стянул с головы шлем. В глазах у меня стоял туман, но я понял: что-то здесь не так. Поднял глаза. Эдамс стоит и улыбается, крутит в руках отломанную ножку стула. Радуется, сволочь.

В последнюю секунду в мозгу моем вспыхнуло: что-то нужно делать, немедленно, не то этот удар будет последним. Увертываться уже некогда. Я вскинул правую руку, и тут же на нее обрушился сокрушительный удар.

Какая дикая боль! Рука сразу онемела и бессильно повисла вдоль туловища.