Поединок. Выпуск 7

— Похоже, что часовой, — прошептал Закурдаеву Сорокин.

— А что караулит?

— А черт его знает. Может, просто смотрит, чтобы со стороны болота кто–нибудь не подошел незамеченным.

— Что будем делать? — Снимать.

Закурдаев кивнул и пополз вперед. В этот момент за спиной у пограничников и началась стрельба. Сначала автоматная, а потом, одна за другой, ухнули две гранаты.

Немец, на опушке заметался от куста к кусту, а потом забежал за развесистый дуб и замер за ним, не высовываясь.

Сорокин остановил Закурдаева:

— Подожди. Теперь не подберешься.

— А может, теперь просто из винтовки его шлепнуть? — предложил Закурдаев.

Сорокин не стал возражать:

— Давай. Все равно, если они Зубкова сломят, они сюда прибегут. Нам время сейчас дороже.

Закурдаев взял у Елкина единственную сохранившуюся у них в группе винтовку и стал выжидать. Немец не показывался долго. Но когда с неба послышались крики и он увидел улетающих ввысь наблюдателей, он выскочил из–за дуба и, защищая от солнца глаза рукой, пытался разглядеть, что же творится в гондоле.

Закурдаев только того и ждал. Он выстрелил. Часовой свалился в траву. Пограничники, не теряя ни минуты, подхватили носилки с командиром и поспешили к болоту. Только тут они поняли, что охранял часовой: уткнувшись носами в осоку, на воде плавали четыре надувные лодки, возле них на берегу в кустах стояла палатка.

Сорокин заглянул в нее. В палатке стоял бензиновый движок, штабелем были сложены катушки телефонного провода.

— Это все сжечь! — приказал Сорокин. — Маленькую лодку оставим старшине. Возможно, догонит. Одну изрежьте на куски. На двух других будем переправляться.

В самую большую лодку погрузили Колодяжного. Вместе с ним сели Сапожников, Елкин. Закурдаев и Борька задержались, чтобы выполнить приказ Сорокина.

Лодка с капитаном не отплыла и на пятьдесят метров, а палатка со всем ее имуществом уже пылала как костер. Бензиновый движок был полностью заправлен горючим. И это оказалось кстати. Этим занимался Сорокин. Борька тем временем кромсал ножом надувную лодку. Взглянув на его работу, Закурдаев оттолкнул его.

— Да что там ее резать, тащи ее на костер! — скомандовал он, и вместе с Борькой они вытащили лодку на берег и взвалили на горящую палатку.

— А старшина нас догонит? — спросил Борька.

— Раз дело дошло до гранат, не знаю, — хмуро ответил Закурдаев.

— Может, подождем его? — снова спросил Борька.

Закурдаев вздохнул:

— Приказа не было. Пошли.

Они сели в свою лодку и, навалившись на весла, поспешили следом за товарищами. Их никто не преследовал. И как только лодки скрылись в зарослях камыша, поплыли медленнее.

— Может, тут его подождем? — снова спросил Борька своего старшого.

Закурдаев в ответ только взглянул на него и отвернулся. Потом сказал:

— За одно ручаюсь: так просто старшина себя не отдаст, не на того напали.

Борьке стало сразу не по себе. Никто еще их не догнал: ни Гусейнов, ни Бугров, ни теперь, наверное, старшина. Проклятая война, только началась, а уже скольких хороших людей они потеряли. А еще мать, отца, Гошку… Борька и не заметил, как из глаз у него выкатились слезы. Но их заметил Закурдаев. И сказал негромко, но так, чтобы Борька слышал каждое его слово:

— Держись, крестник. За всех отомстим. А нас не будет — и за нас отомстят.

Борька растер слезы кулаком, а потом зачерпнул ладонью болотной воды и омыл лицо. Неожиданно передняя лодка остановилась. Закурдаев поднавалился на весла и подплыл к ней вплотную. Люди в лодке сидели, отрешенно глядя по сторонам.

— Что случилось? — спросил Закурдаев.

— Командир умер, — ответил Сорокин.

— Когда?

— Не знаем, когда. Не заметили. Вон Сапожников хотел поудобней его положить, наклонился. А он уже скончался.

— Крови наш капитан много потерял, — вспомнил Закурдаев.

— Одним словом, не донесли, — сказал Сорокин.

— Будем хоронить? — спросил Закурдаев.

— Непременно. Ищите сухое место. Пограничники начали осматриваться по сторонам.

Сапожников увидел над камышом ветки деревьев и предположил, что там островок. Подплыли туда. Действительно, лодки уткнулись в сухой берег: остров не остров, так, большая поросшая кустами кочка среди болота.

— Берите ножи, весла, ложки, у кого что есть, — сказал Сорокин и первым ступил из лодки на эту кочку. За ним высадились все остальные. Выломали и вырезали ножами часть кустов и начали рыть землю. Она была мягкой. Но не мокрой. Ее легко можно было выгребать и выбрасывать на поверхность просто руками. Мешали только корни кустов. Работали молча.

— У него жена осталась, — нарушил молчание Сапожников.

— И дочка, — добавил Сорокин.

— А вы адрес их знаете? — спросил Сапожников. — Вся местность уже под немцами, куда писать? Да и там ли они? Может, успели уехать.

Могилу вырыли всего по пояс. Опустили в нее капитана Колодяжного, накрыли его собственной шинелью и засыпали землей.

— Надписей никаких делать не будем. Да и нечем, — сказал Сорокин. — Каждый пусть так запомнит это место. Время придет — поставим обелиск. И давайте поклянемся, что отомстим проклятому врагу за смерть командира и наших товарищей!

— Клянусь! Клянусь! — послышалось в ответ.

Стрельба теперь слышалась со всех сторон. Но сильнее всего впереди. Била по ту сторону линии фронта чужая и наша артиллерия. То и дело лесной покой вспарывали автоматные и пулеметные очереди, рвал треск сухих винтовочных выстрелов.

— До фронта осталось километра два. Но пройти их будет труднее всего, — предупредил Сорокин.

— Может, ночи подождем? — спросил Елкин. И добавил, словно опасаясь, что его неправильно поймут: — Теперь спешить куда?

— Спешить нам всегда есть куда, — ответил Сорокин. — Вы думаете, что немцы не догадаются и простят нам баню, катер, эшелон с горючим, и, в конце концов, эти лодки? Так или иначе, в руки им мог попасть Гусейнов или Бугров. Я уверен, они оба не скажут ни слова. Но разве их форма — это не доказательство того же? Нас или уже ищут, или вот–вот пойдут по нашим следам. Поэтому двинемся сейчас же. Не доходя до берега, лодки затопим. А на берегу видно будет, что делать.

Снова сели в лодки и поплыли, лавируя между камышами.

Черный столб дыма на месте, где горела палатка, уже почти растаял. Вдруг сзади один за другим прозвучали три выстрела: не орудийных, но и не винтовочных. В воздухе что–то просвистело, и слева от лодок взметнулись три фонтана.

— Что я вам говорил? — воскликнул Сорокин. — Видите мыс справа? Быстрее туда!

Лодки развернулись и двинулись по направлению к мысу, точнее, к гряде леса, острой косой вдающейся в болото. Плыли под непрерывным минометным обстрелом. Немцы били неприцельно. Но решили прощупать огнем всю заросшую камышом часть болота. И били, били, не переставая, наугад, быстро перенося огонь с одного места на другое.

Метрах в ста от мыска Сорокин распорол ножом лодку. Из разреза с шипение, вырвался воздух, лодка обмякла и медленно начала тонуть. Пограничники помогли ей уйти под воду и затоптали в илистое дно. Точно так же поступили со второй лодкой Закурдаев и Борька. Потом все пятеро, прячась в воде по шею, пошли к мыску. Он был невелик. На нем стоял стог сена. И валялись остатки старого вентеря [5]. Немецкие минометчики били теперь по камышам левее, там, где они вплотную подходили к лесу. На мысу было относительно спокойно, и Сорокин, первым ступив на мыс, сразу же лег под стог. За ним из воды вышли Закурдаев с Борькой и Сапожников. Елкин немного отстал от них, попал на топкое место и обходил его стороной. Он и на мыс вышел не как все, а сбоку. И к стогу пошел по старой, кем–то пробитой тропке. Сделал по ней несколько шагов, вдруг коротко вскрикнул и рухнул на землю. А со стороны леса до стога долетел короткий и глуховатый хлопок. Если бы Елкин не вскрикнул, наверное, никто из пограничников не обратил бы внимания ни на то, что он упал, ни на этот хлопок. Но на крик все обернулись. И поняли, что Елкин убит. Сапожников бросился было ему на помощь. Но Сорокин схватил его за руку.