Тайна исхода

— Давайте возблагодарим Господа! — сказал он. Он обернулся и дождался, пока все студенты опустились на колени. Даже Гриффин последовал их примеру, поддавшись единому порыву группы.

— «А я знаю, Искупитель мой жив, — вскричал Петерсон, и его слова разнеслись по всей комнате, — и я знаю, Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога». [14]Да! — ликовал он. — Я во плоти моей узрю Бога.

IV

Нагиб Хуссейн направлялся писать отчет в полицейский участок Маллави, когда решил сначала заехать в Амарну и поспрашивать местных полицейских насчет пропажи девочки и заодно познакомиться с ними.

Туристический полицейский [15]валял дурака на мотоцикле, развлекая своего начальника и двух товарищей, пивших чай на деревянных скамейках под самодельным навесом от солнца. Он газовал, срываясь с места, и резко тормозил, поднимая задним колесом облака пыли и грязи. Нагиб вздохнул и решил проявить терпение. Отношения между службами здесь были очень натянутыми, и каждая считала себя главной. Он ждал, пока начальник обратит на него внимание, но тот демонстративно продолжал его не замечать. Чувствуя, что начинает злиться, Нагиб прошел вперед и остановился перед офицером. Тому уже ничего не оставалось, как взглянуть на него и спросить, по-прежнему продолжая сидеть:

— Да?

Нагиб кивнул на восточную гряду холмов и произнес:

— Я только что приехал из пустыни.

— Если вам за это платят…

— Один проводник вчера возил группу туристов. Они нашли девочку.

— Девочку? — нахмурился офицер. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду ее тело. Завернутое в мешковину.

Офицер поставил чашку и встал. Высокий, ухоженный, аккуратно подстриженный, с обработанными ногтями, роскошными усами и в форме с иголочки.

— Я ничего не слышал, — сказал он неожиданно серьезно и протянул руку: — Капитан Халед Осман, к вашим услугам.

— Инспектор Нагиб Хуссейн.

— Вы здесь недавно, инспектор? Я не помню, чтобы мы встречались.

— Шесть недель, — уточнил Нагиб. — До этого я служил в Минье.

— Похоже, вы там сильно кому-то насолили, если вас перевели сюда.

Нагиб хмыкнул, скривившись. Он расследовал появление военного оборудования на черном рынке и не закрыл дело, когда следы повели наверх, даже после более чем прозрачных намеков. Он ненавидел сложившиеся в Египте традиции коррупции.

— Мне сказали, что это повышение.

— Понимаю, — согласился Халед. — Мне тоже так сказали. — Он оглядел двор. — Выпьете с нами чаю?

Нагиб отрицательно покачал головой:

— Мне надо вернуться в участок. Просто решил заехать спросить, не слышали ли вы чего.

Халед тоже покачал головой:

— Мне очень жаль. Но я поспрашиваю, если хотите. Буду начеку.

— Спасибо, — поблагодарил Нагиб. — Я был бы очень признателен.

Он вернулся к своей «ладе» в хорошем настроении. Его жена всегда говорила, что немного учтивости решит массу проблем. Она оказалась права.

ГЛАВА 3

I

Гейл открыла свой «лендровер-дискавери» и забралась внутрь. Она посидела пару секунд не двигаясь, сделала несколько глубоких вдохов и посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Загар, платок и местная одежда обеспечивали ей нужную анонимность. Она вполне могла уехать, и никто бы не узнал, что она была здесь. Хотя это не совсем верно. Она бы знала.

Гейл вытащила из бардачка камеру и поспешила обратно через зал продажи билетов, где все еще прятались полицейские. Сердце громко стучало, а по коже бегали мурашки. Стаффорд и его спутники были по-прежнему зажаты на платформе и пытались отнять свой багаж у двух юнцов. Она забралась на скамейку, орудуя камерой как оружием.

— Си-эн-эн! — закричала она. — Аль-Джазира!

Немедленно все внимание переключилось на нее, а волна ненависти быстро уступила место страху: люди инстинктивно опускали головы, не желая попасть в объектив. Она перевела камеру на сотрудников Центральных сил безопасности. Офицер бросил сердитый взгляд и дал указания. Его подчиненные поспешили на платформу и дубинками расчистили ненадежный коридор, по которому Стаффорд, рыжеволосая и Гейл быстро добрались до «лендровера».

— Чего мы ждем? — закричал Стаффорд, захлопывая за собой дверцу. — Везите нас отсюда!

— А как же носильщик?

— Черт с ним! — отмахнулся Стаффорд. — Давайте убираться!

— Но…

— Он же один из них, верно? И сможет о себе позаботиться.

Люди из ЦСБ махали им, давая понять, что не смогут долго гарантировать им защиту. Гейл включила передачу и рванула с места. Там, где она собиралась ехать, образовалась пробка, и ей пришлось повернуть налево. Улицы быстро сужались и на глазах старели, а потом и вовсе превратились в базар, заставив ее сбросить скорость и осторожно пробираться среди возмущенных покупателей. После бесконечных поворотов и изгибов улиц она быстро потерялась и понятия не имела, где они очутились. Наклонившись вперед, Гейл стала всматриваться в крыши домов в надежде найти знакомый ориентир.

II

Улыбка на лице капитана Халеда Османа сохранялась до тех пор, пока он не проводил инспектора полиции. Но она исчезла, когда он повернулся к своим подчиненным:

— Фейсал, Нассер, Абдулла! Поехали со мной.

Халед напряженно сидел на переднем сиденье, Нассер сел за руль, а Абдулла и Фейсал устроились сзади. Тишину нарушал только шум двигателя. Тишину гнева. Тишину страха. Они доехали до северных захоронений. Халед вылез первым, а потом и остальные, которые, ссутулившись, направились за ним неровной цепочкой. После своего принудительного перевода из армии в туристическую полицию он сделал все возможное, чтобы внушить этим людям уважение к форме, но все впустую, они были мусором, и их волновали только взятки — бакшиш — с туристов. Он вышагивал перед ними, а они стояли, опустив от стыда головы, как побитые щенки.

— Я поручил вам только одно! — Он не мог успокоиться. — Только одно! И даже этого не смогли сделать!

— Но мы сделали в точности, как вы велели…

Халед с размаху влепил пощечину Фейсалу, звук от которой отозвался эхом в горах.

— Как так могло получиться? — пронзительно закричал он, брызгая слюной. — Ее ведь нашли!

На губах Абдуллы появилась улыбка, явно вызванная тем, что главный удар пришелся на Фейсала. Халед схватил его за воротник и сжал так сильно, что тот начал задыхаться, а лицо побагровело.

— Если это сорвется… — угрожающе произнес он, — если это сорвется…

— Но мы с самого начала выступали против этого, сэр, — запротестовал Фейсал. — Идея появилась у вас. А теперь вон как все вышло!

— Молчать! — рявкнул Халед, отпуская Абдуллу, начавшего жадно хватать воздух и массировать горло. — Вы хотите всю жизнь провести в бедности? Вы этого хотите? Это же наш шанс разбогатеть!

— Да уж! — с сомнением произнес Фейсал.

— Что здесь непонятного?

— Да там же ничего нет, сэр. Неужели вы еще не поняли?

— Ошибаешься! — возразил Халед. — Оно там. Я это чувствую. Еще неделя, и все станет нашим. — Он поднял палец. — Но больше никаких ошибок. Ясно? Никаких!

III

Нокс ехал на запад по новой дороге через пустыню, разукрашенную целой палитрой удивительных красок: справа — белоснежные пятна солеварен, слева — неестественный блеск отливавшего пурпуром озера Мариут, а сверху — пучки вечерних облаков, будто позирующих для полотен Джексона Поллока. [16]

— О терапевтах? — нахмурился Омар. — Не они были ранними христианами?

Нокс покачал головой.

— Их воззрения и обряды похожи на христианские, и некоторые отцы церкви считали их христианами, не исключено, что они в конце концов ими и стали. Но начинали они не как христиане хотя бы потому, что жили в Александрии и ее окрестностях еще до того, как Христос начал проповедовать. Нет, они точно являлись иудеями. Филон Александрийский [17]оказался настолько увлечен их идеями, что чуть сам к ним не присоединился, а ведь его второе имя — Филон Иудейский. Более того, он отмечал очень тесную связь между ними и ессеями. Терапевты служили для него образцом созерцательной жизни, в то время как ессеи вели активный образ жизни. Но их верования и обряды выглядели очень похожими.