Линда

Не подумайте теперь, что я, как школьник, распустил слюни. Просто, впервые увидев, какая она на самом деле, я почувствовал острую жалость. Потому что если отношение Линды ко мне можно было хоть как-то объяснить, собственной моей незначительностью, то Джефф, пренебрегая этой женщиной, совершал нечто более непонятное и жестокое. Вероятно, всегда обида по отношению к женщине выглядит более жестокой. Мужчина обычно может найти утешение в другой и таким способом снова обрести веру в себя. Женщине же не остается ничего, кроме как с горечью переживать несправедливость обиды.

В полумиле за волнорезом мы нашли старый, разрушенный дом. Стелла взобралась на уцелевший кусок стены. Я сел рядом.

— Я, пожалуй, сдаюсь, Пол. — Сказала она без всякого выражения.

— Что же ты будешь делать?

— Еще не знаю точно. Во-первых, не стану больше стараться. У вас с Линдой билеты ведь на следующую субботу?

— Да.

Она криво усмехнулась.

— Я использую эту неделю, чтобы получше загореть и кое-что обдумать. Я… я ошеломлена. Я позволю ему отвезти меня назад. Может быть, расставшись с ней, он заговорит. Но даже если он станет раскаиваться, не думаю, чтобы я могла простить. Простить такое… сознательное, изощренное унижение.

После короткой паузы она, не глядя на меня, вдруг очень быстро заговорила:

— Когда я была маленькой, меня отправили как-то на лето в очень модный, привилегированный лагерь для девочек. Там существовали группы, по шесть человек в каждой. Я приехала с опозданием, когда все группы были уже сформированы. Думаю, мое появление было совсем некстати. Понимаешь, группы во всем соревновались. В плавании, верховой езде, ну и во всем таком. И тут явилась я, бледная, застенчивая, неловкая, не знающая, куда себя деть, и никому из них не нужная. У всех у них были какие-то секреты. Они изобрели даже собственный язык. Для меня это лето было ужасным. И вот сейчас у меня снова такое чувство. Никогда не думала, что я все еще столь ранима.

Я очень хорошо понимал ее, но она меня удивила: я всегда считал, что деньги являются надежной гарантией от одиночества.

— А ты не могла попросить родителей, чтобы они забрали тебя и отправили в какое-нибудь другое место?

— Могла. И они сделали бы это. Но я не хотела даже в их глазах выглядеть униженной, не хотела, чтобы они подумали, что я хуже других. Два года спустя оба они утонули. Их лодка попала в шторм. Они-то всегда и везде чувствовали себя в своей тарелке. Большие, смуглые, веселые, с ослепительной улыбкой. Папа звал меня белым мышонком. Он делал это любя, но мне всегда было немножко больно. Сейчас я думаю. Джефф снова превратил меня в белую… — Она закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Я обвил рукой ее горячие от солнца плечи и крепко прижал ее к себе. Мы долго сидели так, а когда она подняла ко мне свое лицо, я поцеловал ее, почувствовав соль на губах. Я смущенно отвел руку и сказал:

— Извини.

— Не извиняйся. Это они толкали нас друг к другу. Мы оба оказались за бортом. Я полагаю, мы вправе утешить друг друга. Во всяком случае, я рада, что ты поцеловал меня. Пол. Это придало мне… ну, уверенности, что ли. Что ты намерен делать?

— Не знаю. Может быть, я недостаточно горд. Я все еще надеюсь, что это кончится. Может быть, совсем как раньше уже не будет, но я удовольствуюсь и меньшим. Я вообще не требую многого. Или, может быть, не стою.

— Не принижай себя.

— Я не принижаю. Я стараюсь быть честным. Я все еще удивлен, что Линда вышла за меня. И все еще в известном смысле благодарен ей.

Она нахмурилась и отвернулась.

— У меня в девичестве была другая проблема. За мной ухаживали слишком многие. Милые, воспитанные, красивые, мужественные молодые люди. Трудность заключалась в том, чтобы понять, я ли им нужна или мои деньги.

— Их так много?

— Навалом. Просто до неприличия много. Думаю, я настояла на том, чтобы жить скромно, потому что хотела продлить для Джеффа, так сказать, испытательный срок. Теперь я думаю, не было ли это ошибкой. Может быть, если бы я сразу поверила, что действительно нужна ему, и стала вести тот образ жизни, какой мы можем себе позволить, все было бы иначе. Нет, и это не помогло бы. И нет смысла толковать о том, что было бы, если бы я поступила так или этак. Сейчас это уже не имеет значения. Все равно с этим покончено.

— Ты оставишь его?

— Да. А затем дам себе волю. Разгуляюсь Финансовые примочки для уязвленного самолюбия. Знаешь, Пол, нам следовало бы проделать это вместе. Отплатить им той же монетой. Прокатиться по всем злачным местам. Вот бы они позлились!

Я посмотрел на нее.

— Но ведь для нас это невозможно. Взгляд ее помрачнел.

— Да, для нас это невозможно. — Она встала и попыталась улыбнуться. — Вернемся на наш фронт, Коули.

И мы пошли назад, на наш странный фронт. Против двух бессердечных людей, которые, ничего не объясняя, гнули свою линию. Они вели против нас свою странную кампанию, а мы были беспомощны, потому что ничего не понимали. Две белых мыши. Две слепых мыши.

Среда, десятое ноября, была самым жарким из всех дней. Небо сияло прозрачной синевой, но море странно посерело, и горизонт затянуло дымкой тумана. В воздухе повеяло переменой погоды. День стоял тихий, но время от времени налетал порыв горячего ветра, вздымая песок, который завихрялся спиралью и снова опадал, как только стихал ветер. В нескольких футах от берега колыхалось на волнах бесчисленное множество мелких рыбешек. Стаи маленьких перевозчиков выхватывали их клювами из воды и быстро спешили прочь от прибоя, точно проворные, торопливые человечки во фраках и со спрятанными под фалды руками.

Ни в Джеффе, ни в Линде никаких перемен не ощущалось. Разве что этим утром я заметил у Линды намек на исчезнувшее за последнее время, но столь знакомое мне раздражение. Я даже подумал, не предвещает ли это начало конца ее странного поведения. Я вышел на пляж часов около десяти. Минут через пятнадцать появилась Стелла в нарядном желтом купальнике. Расстелив рядом с моим одеялом свое огромное полотенце, она пошла плавать, а затем вернулась, сняла резиновую шапочку, встряхнула светлыми волосами и, улыбнувшись мне, растянулась рядом на солнце.

Послышался резкий хлопок, и я, не открывая глаз, понял, что это выстрел. Приподнявшись на локте, я увидел Джеффа, стрелявшего по пустым жестянкам. Стояла такая тишина, что было слышно, как отлетевшая рикошетом пуля шлепнулась в воду.

Краем глаза я заметил выходившую из нашего коттеджа Линду. Она впервые надела новый купальный костюм, купленный перед самым нашим отъездом. Я удивлялся, почему она до сих пор берегла его. Я удивлялся, зачем она вообще его купила. Он, безусловно, был ей не к лицу, темно-зеленый и такой скромный, точно вовсе и не ее. По сравнению с ее любимым тонким бикини, которое вообще только каким-то чудом держалось, этот зеленый костюм имел просто похоронный вид. Она подошла совсем близко к Джеффу. Он перестал стрелять и наклонил к ней голову, слушая то, что она ему говорила. Секреты. Я вспомнил о белой мышке в том лагере для девочек.

Я лег на спину и закрыл глаза. Немного погодя — должно быть, минут через десять — я снова открыл их и увидел, что Джефф сидит по другую сторону от Стеллы. На его загорелых, длинных, крепких ногах курчавились светлые волоски. Он сидел, глядя на залив, и я видел, как заходил желвак на его скуле, когда он стиснул зубы. Меня заинтересовало, о чем он думает.

Было еще утро, и солнце пока не добралось до юга. На меня легла тень, и, посмотрев на нее, я увидел, что это длинная узкая тень от ружья, слившаяся с тенью Линды. Я поднял глаза. Линда стояла рядом со мной, прижав ружье к плечу и целясь прямо в голову Стеллы. Я только открыл рот, чтобы сказать, что даже в шутку нельзя наставлять ружье на человека, как Линда спустила курок. Дуло находилось в каких-нибудь трех футах от моего лица, и выстрел почти оглушил меня.

Пробив голову на дюйм выше лба, кусочек свинца создал внутри черепа такое давление, от которого лицо Стеллы Джеффрис изменилось до неузнаваемости. Позднее было установлено, что пуля, повредив артерию, застряла в горле. От мгновенного повреждения мозга тело изогнулось дугой, лишь пятками и затылком касаясь земли, а затем бессильно упало. Послышался короткий булькающий звук, и из горла, заливая плечи, купальник и полотенце, хлынула кровь.