Реликт (СИ)

Несколько секунд спустя комнату заполнили сковывающие нити Серого Молебна. Всё ещё не способные убить упырей, однако порядком сильнее тех, что получались у самого Василия. Достаточно для того, чтобы обессилить и замедлить. Вампиры поняли, что их провели, но не совсем догадались как. Страх и удивление угадывались даже сквозь оскал. Тем не менее, они и не думали сдаваться. Три. Два. Один.

— Ночной Дозор Амстердама. Всем выйти из Сумрака.

***

— Всем впасть в сумерок!

Неуклюже задирая ногу, Василий запрыгнул прямо на стол Галахада.

— Сяпала калуша. Как сам, как мать?

— То, что я простил тебе "кретина" ещё не значит, что ты можешь позволить себе всё, что угодно.

Василий выдал пионерский "салют", и продолжил:

— Сам не думал что сработает. Знаешь, обычно когда человек тщательно играет какую-то роль, он либо сам становится похожим на обыгрываемого персонажа. Либо даже самая банальная неожиданная ситуация заставляет его из этой самой роли выбиваться.

— Сейчас я и не думал скрываться. Хотелось бы несколько пропустить этот момент, однако не смею нарушать заранее приготовленную речь. Для столь образованного человека ты очень сильно любишь поговорить, это я уже понял.

— Разумеется. В отличии от речи злодея, раскрывающего свой гениальный план, речь детектива обычно куда как более обязательна. Итак, с чего начнём?

— Для начала можешь слезть со стола и сесть в кресло.

— Принято.

Василий упал в кожаное кресло, достал из кармана свою электронную сигарету, и размеренно начал повествование.

— Знаешь, ты можешь бесконечно долго маскировать свою ауру от более слабых Иных, включая местного начальника. Однако типично человеческие признаки лжи тебе скрыть не удалось. Я-то думал что за многие века можно научиться нормально врать. Но нет, твои капилляры по прежнему расширяются, ты потеешь и чешешь нос, как только говоришь, что ты Светлый. В принципе, это далеко не единственная не стыковка твоего образа и истории. Да и то, как ты сражаешься... Хотя сомневаюсь, что твоё маленькое убийство сотоварища можно назвать сражением. Хотя до самого последнего момента я не был уверен в этом до конца.

— Итак?

— Итак, много веков назад ты охотишься за некоей реликвией. Что это, кстати, было?

— Гвоздь. Однако давай договоримся, что если ты задаёшь вопросы, то в свою очередь так же отвечаешь на мои.

— Замечательно. Ворвавшись в гробницу ты убиваешь охраняющих её рыцарей, однако сам оказываешься заточённым в ней же. При этом забрать реликвию тебе так же не удаётся. Спустя долгое время одиночества, ты получаешь долгожданную свободу. Вероятно, до наступления этого момента ты спал, иногда подпитываясь всё теми же рыцарями, хотя здесь у меня есть определённые сомнения касательно технологий столь длительной консервации крови. Опасаясь за свою жизнь, маскируешься под светлого. Долгое время накапливаешь силы, адаптируешься в современном мире и даже устраиваешься работать в Дозор. Затем по какой-то причине находишь меня, манипулируешь с выдачей лицензии на дорогого мне человека, вешаешь на меня определённую магическую защиту... Ради чего? Проверка?

— Проверка, - легко согласился лже-Галахад, — Теперь мой вопрос. Как ты справился с моими подопечными?

— Знаешь, я заметил, что многие маги, даже некоторые Высшие, применяют самый обычный, типовый набор боевых заклинаний. "Тройное лезвие", "Огненный шар" и тому подобные. То ли от недостатка фантазии, то ли потому, что это действительно простые и действенные средства, как автомат Калашникова. Более того, чтобы не сплетать их заранее, они словно бы "вешают" определённые заготовки, причём чаще всего именно на пальцы. Вопрос лишь во вливании энергии. Возможно, я не лучший знаток магических законов. Однако зная, каким именно образом, в какой момент и в какой форме будет влита сила, я осмелился предположить возможность создания амулета, способного "перебивать" заготовки и заряжаться этой энергией до того, как заклинание будет активировано. Непростая задача, если ты имеешь дело с какими-то хитрыми модификациями заклинаний. Однако это сработало. Оставалось лишь заранее предугадать входящие данные, и надеяться на удачу. С которой у меня проблем нет.

— Не думал, что такое возможно.

— Я сам удивился. Однако иного выбора у меня не было. Итак, потом ты обращаешь некоторое количество людей, я так подозреваю, заведомо склонных к садизму, и заставляешь их творить беззаконие. Приказываешь похитить аналитика и вытаскиваешь меня из лечебницы. Единственный вопрос, на который я не смог ответить: зачем?

Кавалерия не стал отвечать. Просто ударил "Тройным ключом". Василий не стал защищаться, да и не смог бы. Было очевидно, что убивать его не собирались.

Теперь стало понятно всё. Лже-Галахад вовсе не желал становиться вампиром, однако его никто не спрашивал. Он видел, как Жак де Моле, последний магистр, был посвящён в тамплиеры. Видел крестовые походы. Видел страшные вещи, творящиеся в средние века, но даже тогда в мире оставалось место подвигу, чести и благородству. Видел всё, и в один момент превратился в монстра. Это сейчас трудно удивить кого-либо хоть чем-то. Современный человек не содрогнётся, даже если Папа Римский сделает каминг-аут. Возможно, поднимет шумиху в прессе, сложит своё ценное мнение, о котором забудет ровно через месяц, когда очередная поп-звезда выложит свои обнажённые фотографии. Но — не содрогнётся. Всем плевать, вампир ты или нет. У всех есть невероятно ценное личное мнение, понимание истины так же субъективно. Значит — никакой истины и вовсе не существует. Никто не за что не ответственен, и никто не хочет брать ответственность. Однако в те мрачные времена трудно было не поддаться высокому идеализму. В эпоху, когда им болен весь мир. Когда все считают тебя монстром, когда ты сам считаешь себя таковым. Ты ненавидишь себя, и действительно становишься чудовищем. Потом волею судьбы оказываешься в современном мире. И просто больше не можешь принять окружающую действительность. В отличии от других Иных, ты даже был лишён возможности прийти к ней постепенно. Теперь наводящее ужас чудовище стало не более, чем реликтом. Ни с чем не сравнимой квинтэссенцией юношеского максимализма и старческого маразма. По-большому счёту, таким же, как и сам Василий Пригоркин.

— Я должен умереть. Должен быть побеждён. Но я не могу даже открыть себя или вступить с кем-либо в поединок. По-большому счёту любой, кто способен меня одолеть, является такой же тварью, что и я сам. Возможно только иной породы. Нет, нет, тысячи раз нет. Дракона должен убить прекрасный рыцарь. Монстр должен быть побеждён человеком. В мои времена такие люди были. Сейчас найти подобных всё труднее. Последний, у кого был шанс, был найден мной слишком поздно. Светлый маг Антон Городецкий, который, увы, окончательно стал человеком без малейшего потенциала Иного. Но обладает слишком могущественными покровителями, которые размажут меня по стенке без всякой битвы. Но этот случай навёл меня на мысль, что быть может стоит поискать людей из его страны. И, кто знает. Быть может однажды тебе суждено будет победить монстра, Василий Пригоркин. Но не сегодня.