Нефритовый Глаз

– Мэй хорошая ученица, но совершенно не общается с другими детьми! В ее возрасте это ненормально!

– Боюсь, характером она вся в отца, – ответила мама. – Тот тоже всегда держался особняком. Для него в жизни ничего не существовало, кроме литературы да его идеалов и принципов. Он был талантливым писателем, но только не от мира сего. Это его и сгубило. Я иногда смотрю на Мэй, а вижу ее отца. У нее глаза такие же, и даже выражение лица. Я пыталась повлиять на нее, но безуспешно. Моя вторая дочка, Лу, совсем другая. Умеет ладить с людьми, все на лету схватывает! Не понимаю, почему Мэй не такая! Надеюсь, моей вины в этом нет! Я-то люблю обеих и обращаюсь с ними одинаково. Просто Мэй – копия отца, смотрит на людей свысока, придирается к каждой мелочи! Все-то ей нехороши, все не по нраву!

– А вы покажите ее травнику! – предложила госпожа Тан. – У них есть успокоительные снадобья – глядишь, характер Мэй и смягчится!

Но ни травы, ни «чтение ци» не помогли. Мэй продолжала жить, замкнувшись в себе, в окружении книг и собственных ощущений. Читала все, что под руку попадет, и хотела стать писательницей, как отец.

– И думать забудь! – твердо заявила мать. – Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься! Писатель в Китае – самая опасная профессия! Стоит начаться очередной политической кампании – и писателей первых отправляют за решетку!

Но Лин Бай не сумела разубедить Мэй. Не смогла внушить старшей дочери, что в жизни прагматизм гораздо предпочтительнее принципов.

Зайдя как-то в гости к матери, Мэй решилась сообщить ей об уходе из министерства общественной безопасности.

– Ничего страшного, – с беспечным видом пожала она плечами. – Сейчас полно всяких частных фирм, без работы не останусь. Еще и получать буду больше.

– А о будущем ты подумала? Ведь главное не деньги, а власть! По правде говоря, когда тебя взяли на эту должность в министерстве, я образовалась. Решила, что моя дочь, слава силам небесным, отказалась от своей сумасшедшей идеи стать писательницей или журналисткой. Мне даже почудилось, будто ты наконец-то взялась за ум и тебе больше ничего не грозит, а все мои страхи остались позади! Но я опять – уже в который раз! – ошиблась на твой счет.

Мама поднялась с дивана и стала беспокойно расхаживать по комнате.

– Ты сама себя губишь! К тебе сваталось столько чудесных молодых людей, и ты не сошлась ни с одним из них! Почему, скажи на милость? – Она остановилась и сердито посмотрела на дочь. – Для чего, объясни мне, я всю жизнь втолковывала тебе, как важно иметь обширные гуаньси, не лезть на рожон, приспосабливаться? У тебя, видать, в одно ухо влетает, а в другое вылетает!

Мэй от обиды до боли прикусила губу.

– Поучилась бы уму-разуму у младшей сестры! – бросила мама.

Тут уж Мэй не смолчала:

– Я не такая, как Лу! Пора бы тебе это понять! И не хочу быть похожей на нее, к твоему сведению! Не желаю стать чьей-то красивой подстилкой!

– Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости о родной сестре?!

– Уж не думаешь ли ты, что она любила всех своих многочисленных приятелей? Или любит Линина? Деньги его она любит, вот что!

– Ты просто завидуешь ее счастью!

– Нельзя завидовать человеку, который любит только себя! Это большое несчастье, поверь мне!

– Да перестань чепуху молоть! И не строй из себя мученицу! Это я всю жизнь жертвовала собой, чтобы ты не испытывала никаких трудностей – хорошая школа и все прочее! Но ты сама создаешь себе проблемы! Что толку от твоих принципов и нравоучений, если они не приносят тебе счастья?

Мэй захотелось сказать матери что-то язвительное, но слова застряли в горле, будто рыбные косточки. Она поднялась с дивана и встала у окна. Внизу какой-то мужчина вывел из-под навеса велосипед, сел на него и укатил прочь. У Мэй стало пусто на душе, ее охватило ощущение, будто она осталась одна на безлюдной послеполуденной улице. Повторялась все та же история про урода в семье, про непослушную дочь-неудачницу.

– Ты такая же, как твой отец! Хватит уже носиться со своими принципами! Почувствуй себя достойной большего, поднимись на пьедестал! Постарайся хотя бы не причинять боли близким тебе людям!

– Я никому не причиняю боли, кроме себя!

– Ты делаешь больно мне, твоей матери! Я боюсь за тебя!

Неудержимая вспышка ярости затмила сознание Мэй. Она резко обернулась. Копившиеся годами обида и негодование обманутого ребенка разом выплеснулись наружу.

– В таком случае можешь перестать за меня бояться! Я сама о себе позабочусь! Я и так благодаря тебе забочусь о себе с пятилетнего возраста! Ты хоть представляешь, каково мне было каждый день видеть издевательства и побои, которым подвергался мой отец? Если бы ты действительно любила и переживала за меня, то не бросила бы на погибель в трудовом лагере! Ты бы не оставила папу гнить там заживо!

– Да как ты смеешь… ты, неблагодарный звереныш! У тебя нет никакого права осуждать меня! – Голос матери задрожал от подступивших слез. – Что ты вообще можешь знать о любви? Начиталась книжек и думаешь, что в жизни, как в романе! Ан нет, в жизни все гораздо менее романтично. Не бросала я ни тебя, ни твоего отца! Если бы мне разрешили забрать тебя, я бы так и сделала. Но по их правилам я могла увезти только одного ребенка, а Лу тогда исполнилось всего два годика, и она очень болела…

Слезы заструились по щекам матери.

– Но я все-таки вытащила тебя оттуда! Ты никогда не узнаешь, чего мне это стоило, а потому не сможешь оценить по достоинству! А после отказывала себе во всем ради тебя и Лу. Я желала тебе только счастья! А ты вот что наделала!

«И в самом деле – что?» – спросила себя Мэй, сворачивая с Университетской улицы. Неужели мама права и она своими руками задушила собственное счастье? Но нет – как ни трудно было решиться уйти из министерства общественной безопасности, оставаться там Мэй не могла. Нельзя построить счастье на лжи, в этом она не сомневалась. Выехав на кольцевую автодорогу, Мэй увидела далеко впереди Ворота Достижения Победы и окончательно уверилась, что поступила правильно. Она пообещала себе больше никогда не портить своих выходных пустыми терзаниями по поводу давно минувшего.

Глава 5

Через две недели жара отступила. С севера задул холодный ветер. Метеорологи предупредили о надвигающейся песчаной бурс.

Мэй в своем офисе оформляла документацию по делу господина Шао. Настроение было прекрасное. Поставив последнюю точку, она порадовалась, какая у нее интересная и разнообразная работа.

В приемной зазвонил телефон. Через минуту в небольшом окошке в двери показалась голова Гупиня.

– Только что звонил какой-то господин Чэнь Цзитянь. Просил принять его завтра. Утверждает, будто он друг вашей семьи.

– Да, так и есть! – Глаза Мэй засветились от радости.

– Я записал его на утро.

– Отлично!

Мэй с задумчивой улыбкой откинулась на спинку кресла. Здорово, что объявился дядя Чэнь! Только непонятно, зачем она ему понадобилась. Небо за окном затянули черные тучи. Ветер раскачивал голые ветви деревьев. Когда же Мэй и дядя Чэнь виделись в последний раз? Ну конечно, полтора года назад, чудесным осенним днем.

Говорят, пока дочь растет и взрослеет, с ней происходят восемнадцать перемен. После каждой она становится краше. Это поверье, несомненно, относилось к Лу. Она познакомилась с Линином, своим будущем мужем, когда ей исполнилось двадцать пять, и к тому времени, по его убеждению, стала прекраснейшей женщиной в Пекине. Но красота была не единственным ее достоинством. Лу обладала высоким интеллектом. Она изучала в университете психологию и считалась одной из лучших студенток в группе.

После окончания университета Лу по распределению направили в Пекинскую психиатрическую лечебницу. Там ей очень не понравилось. Через год она перевелась обратно в университет на должность преподавателя, а затем устроилась в министерство пропаганды.