Чикагские гангстеры могут отдыхать

На следующий день я пришел к дому шефа чуть раньше времени, оговоренного с вахтером, но там меня ждала неприятная картина. Возле самого подъезда стояла карета "Скорой помощи" с распахнутыми дверцами, а неподалеку — две милицейские машины. У меня екнуло сердце. Я думал, что внутрь попасть теперь не удастся, по крайней мере без длительных разъяснений.

Но все получилось как раз наоборот. Стальные двери были распахнуты, милиция, судя по всему, работу завершила, давая возможность приступить к исполнению своей грустной миссии санитарам, заносившим носилки. Я проскользнул следом и содрогнулся.

Возле лифта на сверкающем паркете лежал маленький труп, небрежно накрытый простыней, сквозь которую сочилась и сочилась кровь, расплываясь лужами под телом.

Не надо было заглядывать ему в лицо, чтобы понять, кто это. Я стоял в оцепенении. Значит, пошла игра без дураков, раз дело обернулось кровью. За чью тайну заплатил своей тихой жизнью этот маленький, улыбчивый человечек, наверное, никогда не сделавший ничего плохого?..

Меня кто-то тронул сзади за рукав, и я услышал голосок:

— Он шибко хороший была. Добрый была…

Я медленно обернулся и чуть не вскрикнул: передо мной стоял, целый и невредимый, мой вчерашний знакомец. Я попытался выдавить хоть одно слово, но у меня что-то случилось с челюстью. Зубы никак не хотели разжиматься. Человечек рядом со мной грустно-грустно улыбнулся и сказал:

— Это мой брат там, — он указал на носилки, куда укладывали тело, уже запакованное аккуратно в черный полиэтиленовый мешок.

Я смотрел на него вопросительно и недоверчиво. Он посчитал нужным добавить:

— Мы шибко похожи. Он говорил, что ты сегодня придешь. Мы тебя ждали. Меня позвали сверху, я поехал, а мой брат зачем-то под лифт полез. В шахта… — человечек задумался. — Он под лифт не лез никогда. Он боялся всегда, да.

— Спасибо, друг, — сказал я, — но мне нужен только он. Он дежурил в тот день, который меня интересует. Он один мог знать все что нужно.

— Я тоже знает, — засуетился человечек.

А я подумал: Боже, до чего же они похожи! И тут мне пришла в голову ещё одна гениальная мысль. Лед тронулся в моей голове, господа присяжные заседатели!

— Я тоже знает… — дергал меня за рукав человечек. — Спрашивай!

— Да что ты-то знаешь, — с грустью отмахнулся я от него.

— Мы все в журнал писали, — важно заявил он мне.

Я едва не подпрыгнул: неужто мне так повезло! Они много чего могли там понаписать, в своем журнале. Но рано было радоваться. Скрывая нетерпение и дрожь охотника перед выстрелом, я спросил, делая вид, что мне это не очень интересно:

— И где твой журнал?

Он ответил живо и с чувством:

— Наш журнал! Мы его с браткой вместе писал. Пойдем, покажу…

И он повел меня под огромную лестницу. Уже войдя под её своды, я поднял голову и мельком заметил, что на нас смотрит сверху кто-то до боли знакомый. Я выскочил обратно на площадку, но голова, глядящая в пролет, уже пропала. Так я и не успел рассмотреть, кто это был.

"Может, померещилось", — решил я, возвращаясь под лестницу: там у небольшой дверки ожидал меня маленький человечек.

За дверью оказалась скромная двухкомнатная квартирка, такая же миниатюрная, как её обитатели, словно им на заказ по размеру сделанная. Всего здесь было на двоих. Две одинаковые кроватки в спальне, две одинаковые чашки в кухне на столе, два одинаковых пальто на вешалке в прихожей. Мой провожатый, хозяин квартирки, видимо, подумал о том же, поглядев на это глазами нового гостя, и потянулся за платком, а потом долго хлюпал носом в коридорчике, проводив меня в комнату. Я сидел и терпеливо ждал, пока он вернется, боясь пошевелиться и спугнуть удачу. Он вернулся с покрасневшими веками, но собранный и даже почти улыбающийся кроткой вежливой улыбкой. Порылся на полках в шкафу и вытащил несколько толстенных журналов, вернее, канцелярских книг. На корешке каждого был аккуратно обозначен год. Человечек пролистал первые страницы одного из них и спросил озабоченно:

— Какая числа?

— Точно не помню. В четверг неделю назад.

Человечек взглянул на календарь на стене, пошевелил губами, считая числа, и уверенно открыл нужную страницу.

Увы, время там не указывалось. Было только помечено: «утро», «день», «вечер», "совсем вечер". Под каждым таким заголовком шли записи, тоже довольно однородные: "прошли люди", "пришел Иван Иванович", "ушел Сидоров". И так далее. В графе «вечер» значилось: "Пришла Нина Степановна". Она! Потом, через несколько строк — "пришли люди", "пришел Сергей Петрович". Я почувствовал, как меня опять затрясло, и стал читать дальше, в графе "совсем вечер": "Спустился Сергей Петрович. Встретил Нина Степановна". Потом опять: "Ушла Нина Степановна". И много ещё про разных людей.

— Как же так у вас тут получается: "пришла Нина Степановна", потом нигде не сказано, чтобы она уходила, потом смотри: "встретил Нина Степановна". Откуда же встретил, когда она не уходила?

— Не знаю, — искренне пожал плечами человечек. — Только так и была, если записана. Мой братка очень аккуратный человека.

— Но сам-то посмотри, разве может так быть?

— Я не знаю, значит, так и была.

— Но не мог же человек откуда-то прийти, если он не уходил никуда!

Человечек грустно улыбался и смотрел на меня вроде как даже с сочувствием: мол, такой большой дядя и простой вещи понять не может.

"Как же он похож на брата!" — снова подумал я.

И тут застонал, словно от зубной боли. Надо же таким идиотом уродиться! Ну конечно, это были сестры-близнецы! Или двойник Нины. Что же я сразу не догадался! Провели, как на мякине. А на деле все оказалось банально просто. Впрочем, как и все гениальное.

Погоди, погоди, притормозил я себя. Не так скоро. А для чего в таком случае я им нужен? Убить Нину, вместо неё — сестра или двойник, так… А зачем? Да, может, чтобы деньги получить — завещание или страховка… Мало ли что? Но с какой целью тогда таскать сюда, в дом, этого двойника, рискуя все провалить? И к чему убивать вахтера? Ищи мотив! Ищи мотив! — твердил я себе. Но мотив не находился.

— Можно я возьму это с собой? — потянулся я к журналу.

— Не сегодня, ладно, да? — жалобно попросил человечек, сузив плачущие глазки.

Я помедлил и убрал ладонь с журнала. Я, конечно, понимал, что у меня из рук уходит единственная ниточка, единственная улика. Но не отбирать же у убитого горем человека последнюю память о брате в такой тяжелый момент.

— Хорошо. Не сегодня, — согласился я, почувствовав, как запершило у меня в горле.

Нагнувшись, я вышел из каморки, чтобы завтра же пожалеть о проявленной слабости. Потому что, когда я пришел на следующий день, на вахте оказался совсем другой человек. Это был пожилой флегматик. На все мои вопросы он отвечал тем, что поставлен временно, а постоянный вахтер уехал, повез тело внезапно умершего брата на родину, хоронить. Где она, эта родина, он не знал. И только когда я уже собрался уходить, он окликнул меня в спину:

— А вы случайно не Абрикосов?

Я остановился и после некоторого раздумья кивнул. Тогда он извлек помятый конверт из-под раскрытой на столе книги. В конверте лежал листок, на котором было корявым почерком нацарапано: "ЖУРНАЛ УКРАЛИ".