Чикагские гангстеры могут отдыхать

Я принялся просматривать фотографии, вернее, обрезки фотографий, поскольку на каждом фигурировала только супруга шефа, а все остальное было тщательнейшим образом отрезано. Может, поэтому создавалось впечатление её одиночества и беззащитности. Только на одной фотографии остался уголок прижатой к бедру мужской руки в рубашке с коротким рукавом, разрисованной яркими иероглифами. Сама рука, загорелая дочерна, упиралась в белоснежные шорты, на пальце я заметил необыкновенно широкое мужское кольцо. Снимок этот, очевидно, сделан где-то или на море, или на большом озере, может, в заливе. По крайней мере за спиной у неё распростерлась огромная спокойная водная гладь, уходящая куда-то далеко-далеко. Только вдали виднелась скала, похожая на монумент с острова Пасхи. Жена моего шефа стояла, откинув назад голову, её золотистые волосы рассыпались по плечам. Она была в таких же белых шортах, как у её спутника, столь безжалостно отрезанного от нее, в рубашке-гавайке, легкой и яркой, подвязанной узлом под высокой грудью, словно желая подчеркнуть и без того несомненные её достоинства. На этой единственной фотографии она улыбалась. На всех остальных казалась серьезной и задумчивой, в уголках красивых полных губ прорезались две складочки, придававшие лицу легкую горечь. Что-то еще, кроме улыбки, притягивало меня к этому снимку. Что-то не давало покоя, создавалось ощущение, будто где-то я уже видел либо эту фотографию, либо это место. Я вертел её перед носом, но, так ничего и не сумев вспомнить, отложил в сторону и занялся остальными фотографиями.

Как я же упомянул, она очень красива. Длинноногая, с копной золотистых волос, с отличной фигурой, неизменно в подобранной с хорошим вкусом одежде, она, несомненно, привлекала внимание мужчин. И в подозрениях её невзрачного мужа наверняка присутствовала доля истины.

Вот выяснением этой истины я и занялся. Установить наблюдение за Ниной, так звали жену шефа, мне удалось в тот же день. Как оказалось, она имела свою фирму, занимающуюся дизайном. Судя по всему, дела там шли успешно. По крайней мере, здание офиса, отремонтированное на высоком уровне и облицованное, насколько я в этом разбирался, дорогими материалами, имело вполне респектабельный вид. Банк шефа выглядел не столь внушительно. Я подумал, что у него есть повод приревновать её не только к успеху у мужчин. Персонал фирмы состоял поголовно из женщин. В офисе она пробыла до самого вечера, когда же подъехала к дому, там уже стоял автомобиль её мужа.

Я ещё немного посидел в своем «жигуленке» и поехал домой, в свою двухкомнатную, которую мне оставила моя бывшая. Не в силу своего великодушия, а потому, что тот, к кому она от меня ушла, комнат в доме просто не считал.

Я принял душ, поужинал негретыми котлетами из холодильника, запил их горячим кофе. И сел за стол рассматривать фотографии. Я перекладывал их из кучки в кучку, потом обратно. На одном снимке Нина была запечатлена в момент игры в теннис. Она атаковала. Правой рукой сильно размахнулась, лицо сосредоточенное, волевое — лицо бойца, губа прикушена от напряжения. Вот сейчас она нанесет резаный удар. И тут мое внимание привлек узкий белый шрам на запястье руки, державшей ракетку. Если бы этот шрам находился не на правой руке, а на левой, я бы голову прозакладывал, что это не что иное, как попытка вскрыть вены. Но она была правшой, судя по тому, как держала ракетку, правда, чтобы убедиться, надо проверить и левую руку, может, шрамы на обеих…

Я отложил эту фотографию и взял другую, где она у воды стоит. Достав из ящика увеличительное стекло, я принялся внимательно разглядывать скалу, миллиметр за миллиметром, потом торчащую справа ветку сосны, потом саму девушку. И тут у меня перехватило дыхание. Возникло чувство, словно я глажу руками это роскошное тело, такое беззащитное перед моим взором. Я бросил увеличительное стекло на фотографию, откинулся в кресле и, закинув руки за голову, стал обдумывать свое положение, размышляя, какие шаги предпринять дальше. Придумать я ничего не смог, зато заснул незаметно для себя в кресле. В результате проснулся рано и в дурном настроении, потому как накануне не позвонил шефу. Ноги затекли от неудобной позы. Было ещё очень рано, но я сходил на кухню, сварил кофе и вернулся с чашкой в кресло, захватив заодно и кофейник.

Отпив глоток, я потянулся к трубке, уверенный, что звоню не вовремя. Но тут же отдернул руку и чертыхнулся, плеснув на колено горячий кофе. Телефон зазвонил настолько неожиданно, словно кто-то на том конце провода только и дожидался, пока я дотронусь до телефона. Я потер колено, два раза глубоко вздохнул и снял трубку.

— Здравствуй, Абрикосов. Не разбудил?

— Нет, что вы, Сергей Петрович…

— Сергей, — перебил меня шеф.

— Ах, да, конечно… Сергей, ага. Здорово! — сдуру выпалил я.

На другом конце раздался короткий смешок, и шеф ласково поинтересовался, каких успехов я добился и по каким таким уважительным причинам я вчера вечером не позвонил.

Пришлось выкручиваться, чего я терпеть не могу. Но шеф, похоже, пребывал в хорошем расположении духа и отнесся к моим неуклюжим оправданиям вполне благосклонно.

— Фотографии пригодились?

— Если честно, не очень.

— Почему так?

— А что в них такого, чтобы они могли всерьез пригодиться? Только внешность. Вот разве… У вашей жены нет шрама на левой руке?

— Не у вашей, а у твоей, во-первых, — мягко поправил шеф. — А вот насчет шрама не уверен… Кажется, есть небольшой, но на правой. Да, точно, на правой, на запястье, тонкий такой, почти не заметный. А что?

— Да нет, просто так.

— При чем тут шрам?

— Да скорее всего ни при чем, — искренне ответил я, не подозревая, как жестоко ошибаюсь.

— Хорошо. От меня тебе что-нибудь требуется?

— Послушать бы не мешало квартиру, пока вы… ты на работе.

— Хорошо, — подышав в трубку, ответил шеф. — Как допьешь кофе, приезжай ко мне домой. Жены нет. Поставишь там какие надо штучки свои… Лишнего, надеюсь, не подслушаешь?

— А ты разве дома лишнее говоришь? — наигранно удивился я.

— Соображаешь, — похвалил шеф.

Я подумал, что он тоже соображает и надо бы с ним поаккуратнее, как он меня с кофе расколол, а! Наверное, по глоткам догадался.

Я подъехал к нему через пятнадцать минут, шеф даже удивился моей расторопности.

Управился я быстро, поскольку устройства ставил простые, только подслушивающие — на телефон и на квартиру, да фотокамеру с дистанционным управлением на всякий случай, если что-то удастся заметить. Кое в чем я все-таки ухитрился обмануть шефа. Поставил подслушивающее устройство, рассчитанное на запись всех подряд разговоров, решив сначала писать, а потом разбираться. Придумали же для чего-то кассеты на сорок восемь часов записи. Я в тот момент был почти уверен, что двух дней мне хватит за глаза.

Как бы не так!

Нина уезжала на службу сразу же после мужа, с клиентами на работе почти не общалась, заказы принимали другие служащие, а сама она — только в редкие случаях.

Ничего, кроме недосыпания, не дали мои наблюдения за эти два дня. На третий вечером я сидел в своей машине около дома шефа и слушал скучную телефонную болтовню ни о чем, причем в основном говорил сам шеф. Как назло, кассета, рассчитанная на два дня, кончилась, а я забыл её накануне поменять. Я собрался ехать домой, но незаметно провалился в сон…

Проснулся я словно от толчка в бок, инстинктивно схватился за лежащие рядом на сиденье наушники, одновременно пытаясь рассмотреть время. Проклятый циферблат никак не высвечивался, пока я не вспомнил про автомобильные часы. Было два часа. А по телефону говорили мой шеф… и его жена! И это посреди ночи! Я оглядел двор и увидел, что машина Нины на месте, машина шефа — тоже. Так кто и как уехал из дома? И когда? Нина говорила громко, а шеф, наоборот, тихо. Я попал на середину разговора.

— …хотя бы понимаешь, что говоришь? — почему-то почти кричал шепотом шеф. — Это же не зуб выдернуть!..

— Знаешь, дорогой, мне все это начинает надоедать…