Зверь

И когда на углу улиц Сен-Жак и Гей-Люссак Виктор Дельо выходил из автобуса, он думал, что ему действительно очень трудно будет защищать своего клиента.

Он остановился перед порталом дома по улице Сен-Жак, над которым была вывеска: «Национальный институт глухонемых».

Виктор Дельо, переславший директору института визитную карточку, ждал недолго. Кратко изложив руководителю учреждения мотивы своего визита, защитник Жака Вотье спросил:

— Нет ли случайно среди ваших подопечных слепоглухонемого от рождения?

— Нет, мэтр. Мы лечим и воспитываем только глухонемых. Слепыми занимается фонд Валентина Гюи. Это совершенно нормально, поскольку методы диаметрально противоположны: для воспитания глухонемых главное наше средство — их зрение. Для слепых же, напротив, — слух и речь.

— А как же обстоят дела с теми, которые рождаются слепоглухонемыми?

— Только один способ воспитания — комбинированное использование трех оставшихся чувств: осязания, вкуса и обоняния.

— И бывают хорошие результаты?

— Бывают ли? Знаете, некоторые слепоглухонемые от рождения так воспитаны и образованны, что нормальные люди могли бы им позавидовать.

— И где совершаются эти чудеса?

— Во всем мире только пять или шесть учреждений такого рода. Во Франции есть институт в Санаке, Верхняя Вьенна, где монахи братства Святого Гавриила терпением и упорством достигают поистине удивительных результатов. Я очень советую там побывать. Впрочем, я припоминаю сейчас, что этот Жак Вотье, которого вы будете защищать, вышел из института в Санаке, где он был одним из самых блестящих учеников. Я вижу у вас его роман «Одинокий». Вы его прочитали?

— Еще нет.

— Эта книга — самое убедительное свидетельство того, чего могут достичь в подобном случае настоящие воспитатели.

— Не могли бы вы мне кратко, в общих чертах рассказать о характере этого воспитания?

— Охотно… Мне случалось много раз бывать в Санаке, где работает замечательный человек — мсье Роделек. Можно сказать, что именно он окончательно усовершенствовал этот метод. Если бы он не принадлежал к религиозному братству, правительство давно наградило бы его красной лентой. Ивон Роделек, к которому я отношусь с искренним восхищением, считает, что слепоглухонемому от рождения ребенку сначала надо внушить представление о «знаке», чтобы он мог уловить отношение, существующее между «знаком» и «вещью», или, если хотите, между осязаемым предметом и мимическим знаком, который его выражает. Чтобы достигнуть этой первоначальной цели, используются хитроумные приемы. Вы все увидите сами в Санаке.

— Если я правильно понимаю, — сказал адвокат, — вы имеете в виду, что ребенок осваивается в мире с помощью мимики, двигаясь от известного к неизвестному?

— Именно так. Только после этого он может освоить дактилологический алфавит. Но чтобы получить представление о букве, ему надо выучить сначала двадцать шесть положений пальцев — достигнуть этого он может только благодаря послушанию, доверию к учителю и, может быть, очень смутному, инстинктивному стремлению к новым знаниям. Постепенно, мало-помалу он научится обозначать предмет двумя способами — мимическим знаком и дактилологическими буквами.

— То есть, — спросил Виктор Дельо, указывая на «Одинокого», — если бы я был воспитателем и захотел дать своему странному ученику представление о «книге», я должен был бы вложить ему том в руки, давая понять, что он может обозначить книгу или мимическим знаком, или воспроизводя пальцами пять букв: к, н, и, г, а?

— Вы поняли совершенно верно, дорогой мэтр.

— Все это хорошо, но как потом учат говорить такого ребенка?

— Воспитатель «произносит» каждую дактилологическую букву на руке ученика. Затем при произнесении каждой буквы он заставляет его с помощью осязания определять взаимное расположение языка, зубов и уголков губ, степень вибрации грудной клетки, передней части шеи и крыльев носа, до тех пор, пока сам будет в состоянии воспроизвести этот «звук», который он не слышит и не знает, как произнести. Грудная клетка учителя становится для слепоглухонемого своеобразным камертоном, по которому он настраивает звук, регулируя собственные вибрации… Не будете ли вы так любезны, дорогой мэтр, произнести какой-нибудь губной звук, неважно какой?

— Б, — произнес Виктор Дельо.

— Вам не приходилось задумываться о том, какую работу надо произвести для произнесения этого простого звука? Работу, которую мы проделываем механически и без усилий благодаря еще с детства приобретенной практике? Чтобы издать этот скромный звук «б», язык должен быть расслаблен, свободно лежать в полости рта, губы слегка сжаты, углы губ оттянуты слегка назад, дыхание задержано. В таком положении, слегка приоткрывая губы, мы выталкиваем часть воздуха изо рта, и при губном взрыве образуется требуемый звук «б».

— Боже, — сказал, улыбаясь, адвокат, — должен признаться, что никогда не задумывался обо всем этом. И к счастью! Если бы нужно было сначала думать о том, как ты говоришь, я был бы вообще не в состоянии выступать.

— Ребенок, — продолжал директор, — должен самым тщательным образом освоить этот физический механизм произнесения каждой буквы. Когда он этим механизмом овладеет, то сможет выражаться устно. Речь несовершенная, но для посвященных понятная. Тотчас же воспитатель поможет ему понять тождество между дактилологической буквой-знаком, буквой произносимой и обычной рельефно воспроизведенной буквой — таким образом он научится читать на ощупь текст для зрячих. Наконец, чтобы для него стали доступными все средства выражения, воспитатель поможет ему установить еще одно, последнее, тождество — между дактилологической буквой и точечной буквой алфавита Брайля. Таким образом, благодаря точечному письму его сможет понимать всякий, в частности вы, взявший на себя неблагодарную роль его защитника.

— Благодарю вас, дорогой директор. Все начинает становиться на свои места. И вывод, который я делаю, подтверждает первые впечатления, полученные от изучения досье и утреннего визита к моему клиенту: написав роман, он в максимальной степени использовал возможности, которые предоставляет воспитание в Санаке, и, значит, он прекрасно владеет всеми средствами выражения. Следовательно, он владеет даже устной речью… разумеется, в большей или меньшей степени, но ведь владеет! И если он молчит, то потому, что хочет молчать?

— Вы так же, как и я, хорошо знаете, что самый глухой — это тот, кто не хочет слышать, а самый немой — тот, кто хочет молчать. Между тем я должен обратить ваше внимание на то, что ваш клиент, будучи незрячим, не может читать по движениям губ слова, как это делают глухонемые. Вы должны, следовательно, говорить с ним «руками», используя дактилологический алфавит. Если он в конце концов решится вам отвечать устно, вам невероятно трудно будет его понять. Было бы лучше всего, если бы вы общались с ним с помощью точечного алфавита Брайля.

— Поскольку я не владею этими двумя способами, — возразил Виктор Дельо, — мне самому понадобится переводчик. Это вынуждает меня просить вас еще об одной небольшой услуге: не могли бы вы завтра утром сопровождать меня в тюрьму? Мне хотелось бы заставить заговорить моего клиента.

— Охотно, дорогой мэтр, но не считаете ли вы, что для этой «беседы» лучше было бы использовать одного из братьев ордена Святого Гавриила, которые воспитывали Жака Вотье?

— Я сразу подумал об этом и уже написал в Санак. Я убежден, что кто-нибудь из них согласится помочь в деле, к которому обязывает простое и тем более христианское милосердие. Но надо спешить. Мне кажется, что прямо завтра с утра необходимо войти в контакт с моим клиентом. Вы один можете помочь мне выйти из затруднительного положения. В случае, если важные дела, которыми вы заняты, не позволят вам сопровождать меня, может быть, вы посоветуете мне обратиться к кому-нибудь из преподавателей вашего института? Я обеспокою его только однажды.

Подумав, директор ответил:

— Я пойду сам! Чтобы засвидетельствовать свое восхищение вашим мужеством. Никто из ваших коллег, о которых вы упоминали в начале беседы, не дал себе труда прийти ко мне, чтобы получить самые элементарные сведения.