Когти шатуна

Сделал еще один круг, внимательно осматривая все подозрительное. Когда стал возвращаться к нарте, нога его неожиданно провалилась в снег. И тут он увидел валенок. Подцепил его ногой и вскрикнул от боли. Валенок был тяжелый, будто камень. Из него торчала человеческая нога.

Надо было быстрее уходить от этого страшного места. Где-то поблизости мог быть "хозяин" тундры, а коряк совсем не хотел с ним встречаться.

К вечеру стало холодно, и Сергеев чаще вскакивал с нарты и бежал следом - грелся. Солнце, огромное и холодное, наполовину зависло за сопку и слепило ярко-оранжевым светом путникам глаза. Аретагин все чаще взмахивал остолом на уставших собак, которые все чаще стали переходить на шаг, хватать зубами снег, уже хрипели, а не лаяли. "Устали бедняжки, думал лейтенант, глядя на собак, - но ничего, уже скоро приедем, тогда отдохнем".

Но избушки Долгана не было.

- А ты мимо не проехал? - спросил он нетерпеливо у каюра. - Смотри, вон следы нарты. Может, Долган или Самсонов проехал?

- У Долгана нет нарты, - сказал Аретагин, притормаживая собак и разглядывая следы. - Скорее всего охотник ездил, Опарин. Видите, в обратную сторону поехал. А избушка Долгана вот-вот покажется.

Они ехали еще часа полтора, когда Сергеев увидел слабый дымок, поднимающийся из-за зеленых кустов кедрача.

- Наконец-то, - лейтенант толкнул Аретагина. - Дома Вася. Ух как напьемся чаю!

- Хорошо чайку с дороги выпить, - оживился каюр. Весело крикнул на собак, и те, почуяв запах дыма и уловив в голосе хозяина радость, ускорили бег.

Но едва нарта выехала из-за кустов, как Сергеев увидел курящееся пятно пожарища. Снег вокруг растаял и осел, и пепелище было видно издали. Несколько головней все еще дымили, источая едкий запах гари. Аретагин остановил нарту, и Сергеев первым спрыгнул на снег. Он в задумчивости глядел на дымящиеся головни, что остались от избушки охотника. Рядом безмолвствовал Аретагин.

- Выходит, сгорел, - наконец нарушил молчание каюр и горестно покачал головой.

- Кто сгорел?

- Долган сгорел, видите, карабин валяется, - Аретагин кивнул на охотничий карабин Долгана.

Лейтенант и сам видел. Он, осторожно ступая на грязный пепел, поднял металлические части, что остались от карабина.

- А вот и топор, - сказал Аретагин. Он нашел длинную палку и ковырял ею в пепле.

- Как же так? - Сергеев рассмотрел карабин и не мог согласиться с Аретагином. - Не мог Вася сгореть.

- А вот кастрюля, канистра, - Аретагин выковыривал из пепла немудреные железные вещи охотника и выбрасывал их на снег.

Лейтенант взял канистру и покачал головой. Она была разорвана по шву мощным взрывом. "Бензин, видно, был, - подумал с горечью Сергеев. Встретились, чай попили... Надо же так..."

- Как ты думаешь, почему мог случиться пожар? - спросил он.

Аретагин только плечами пожал.

- А может, Долгана дома не было?

- Без ружья охотник не ходит в тундру. Наверное, бензином печку разжигал, разлил на пол. Лег отдохнуть, заснул. А печка углями стреляет... Рядом канистра с бензином, - высказал свои догадки Аретагин.

- Надо все оставшиеся вещи с собой взять, - сказал каюру лейтенант, не нравится мне этот пожар.

"Подозрительно все. Пропал Самсонов с деньгами, сгорел Долган... Одна цепочка хитро задуманного дела? - размышлял Сергеев. - Случайность?"

- Что будем делать, начальник? - спросил каюр. - Куда будем ехать?

- Надо все вокруг объехать, осмотреть. Возможно, здесь, в этом пожарище, кроется таинственное исчезновение Самсонова, гибель Долгана... Лейтенант тяжело вздохнул.

- Куда кругом? Темно ведь. Ночь на дворе. Не с фонарем же будешь осматривать? - заупрямился Аретагин. - Собачки уж очень устали. Надо отдыхать.

- До утра место преступления, Аретагин, без осмотра оставлять нельзя.

- Какого преступления? Сам сгорел Долган.

- Ты пока отдыхай, а я обойду кругом, осмотрю. - Сергеев вытащил из портфеля мощный электрический фонарь.

"Дьявольщина. Как быстро стемнело, ничего не разберешь", - ругался лейтенант, шагая по глубокому снегу.

Луч света выхватывал на снегу то собачьи следы, то огромные, будто доисторического животного, охотника. Здесь Долган ходил на "вороньих лапках". Это сразу понял Сергеев. Несколько раз он натыкался на следы нарты. Следов было так много, что разобрать их в темноте не представлялось возможным.

- Где-то здесь должно кочевать оленье стадо, - нерешительно сказал Аретагин, когда лейтенант вернулся к пепелищу. - Бригадира оленеводов Аккета я хорошо знаю. У него можно переночевать. Может, Аккет что про Самсонова знает. А ночевать на пожарище, где заживо сгорел Долган, - каюр покачал головой, - я не могу.

Сергеев молчал. Конечно, осмотреть вокруг избушки в темноте не удастся. Надо ждать утра. И Аретагин, пожалуй, прав: пастухи могут что-то знать.

- Далеко ехать?

- Кто его знает. Может, пять, а может, десять километров.

- Ладно, уговорил. А утром пораньше сюда вернемся, - сказал Сергеев, устраиваясь на нарте.

- Аккет мужик хороший. Может, он нам чем поможет. - Аретагин махнул остолом на собак, и те снова направились в тундру.

Нельвид постоял, подумал о чем-то своем и медленно побрел за бригадиром. Аккет обрадовался, увидев на снегу капли крови. Нельвид испугался.

- Хозяин - хитрый человек, ох как хитрый! Не надо его гонять, домой идти надо, - закачал он головой.

- Раненого зверя нельзя оставлять. Еще много бед может сотворить.

- Домой идти надо, - качал головой Нельвид.

- Темный ты, Нельвид, как валух, темный, - усмехнулся Аккет. - Люди уже в космос летают, а ты еще, гляди, и молиться начнешь.

Кровь попадалась часто, почти на каждом шагу. На чистом снегу она лежала крупными ярко-красными пятнами и походила на раздавленную переспелую клюкву.

"Далеко не уйдет!" - радовался Аккет.

Нельвид мрачнел. Он был суеверен, как многие старые оленеводы. Боялся он гнева хозяина тундры. И стрелял-то не в медведя, а мимо, чтобы спугнуть зверя.

"Эх, - думал он, - зачем хозяина стрелять? И так уже обидели - из берлоги выгнали. - Но, глядя на широкую спину бригадира, покорно шел следом. - Пусть будет Аккет виноват, а не я", - размышлял Нельвид и незаметно замедлял шаг.

Когда старый пастух сильно отставал, Аккет оглядывался, ожидая его. Он нервничал, кричал на помощника. Крик подгонял Нельвида, но ненадолго, тот снова укорачивал шаг.

Вот уже почти год, как сердит он на молодого бригадира. Не мог смириться со своим положением, часто делал назло Аккету, но делал незаметно, исподтишка. Боялся Нельвид Аккета, сильный был Аккет, крутой.

Вышли на склон небольшой, поросшей кедрачом сопки. Аккет, не оглядываясь, шел впереди. Нельвид отстал, на ходу вытаскивал из калауса мясо и жевал его, заедая снегом.

Следы зверя теперь повернули назад, делая огромный круг. Медведь явно направлялся в сторону их стойбища.

"Хорошо. Пусть идет. Меньше тащить его придется. Успеть бы до захода солнца догнать", - думал Аккет.

Медвежьи следы отчетливо виднелись на снегу, но капли крови попадались уже реже. Нельвид шел и ломал голову, как бы уговорить упрямого Аккета уйти назад, в стойбище, где есть вода и тепло.

"Рассердится, плохо будет. Нельзя гонять хозяина". Он было хотел вернуться назад, но Аккет его остановил:

- Раненый зверь много бед натворить может. Его убить обязательно надо, всех оленей изведет, а то и на пастухов нападет. Злой он, голодный. Но он зверь, а мы люди.

Прошли подножие сопки, скоро оказались у недавней лежки зверя. Следы здесь разобрать трудно: три часа назад прошли они, дважды шатун, все избито, истоптано. Вокруг густые заросли кедрача. Нельвид отстал шагов на тридцать и плелся еле-еле. Оглянувшись назад, остановился Аккет.

Тишина. Тупо гудели уставшие ноги. Смахнул ворсистым рукавом кухлянки пот со лба, снял малахай. Потную лохматую его голову сразу же охватило холодом. Надел малахай и стал ждать Нельвида, а сердце словно чуяло опасность, застучало часто-часто. Эта зловещая тишина, заросли кедрача все настораживало.