Ищу комиссара

В дверь постучались, а затем, не дожидаясь ответа, ворвались трое… Ветцель отложил книгу и встал. Двоих из ворвавшихся Липатий Львович, кажется, видел где-то прежде — во всяком случае, одинаковые драповые пальто на них были явно сшиты в его мастерской; что же до третьего, то его Ветцель знал очень хорошо — это был Игорь, сын известного водителя лесовоза и не менее известной в поселке модницы.

Двое в драповых пальто были заметно навеселе.

— Липатий Львович! — хором заревели они с порога. — С Новым годом, Липатий Львович!..

Ветцель всегда был рад гостям. Он засуетился, усаживая парней, и кинулся ставить электрический самовар.

— Молодые люди, будьте как дома!

И тут — теперь уже даже без стука — ввалилась еще одна компания: человек семь веселых, раскрасневшихся от мороза и смеха юношей и девушек. Ветцель бросился всех раздевать и усаживать, и Игорь, пользуясь суматохой, спросил:

— Липатий Львович, где живет Лида?.. Лида… вы знаете…

— Лидия Степановна? Улица Безноскова, дом сорок девять… A-а… вы знакомы?

— Спасибо, Липатий Львович. Вы… вы… я желаю вам прожить еще триста лет!..

— Стойте, куда же вы?..

10

Лидер покинул лесовоз очень расчетливо — на железнодорожном переезде поселка Нюринь — и, покамест КрАЗ перетаскивал через полотно тяжелый воз, успел юркнуть в переулок, состоящий из длинных пристанционных зданий. У приземистого, похожего на барак строения Лидер остановился и, оглядевшись, вошел в подъезд; пробравшись ощупью в конец коридора, перехватил чемоданчик в левую руку и, достав зажигалку, высек пламя. Это была та самая, обшарпанная, утепленная кусками дерматина дверь. За три года ничего не изменилось. Лидер погасил зажигалку и постучался.

— Кто? — спросил из-за двери знакомый голос, перешедший в глухой затяжной кашель.

— Открывай, Якимыч, — сказал Лидер, — это я…

Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и Лидер скользнул в полутемную комнатушку, оклеенную все теми грязными, еще более потемневшими обоями. Все было то же самое: тот же потолок в темных разводах, та же узкая железная койка с ватным одеялом, тот же рассохшийся стол с ящиками по бокам вместо табуретов. Было и новое: в углу на ящике стоял телевизор с экраном величиной в ладонь. То ли у него вообще не было звука, то ли вырубил хозяин, прислушиваясь к стуку в дверь, но певица безголосо разевала рот, как рыба на песке, и дергалась всем телом, как ветошная кошка.

Лидер бросился к столу, схватил буханку хлеба и, отломив горбушку, стал есть. Якимов, сильно постаревший, хотя был, пожалуй, ровесником Лидеру, волоча ногу, подошел к печке, взял с плиты кастрюлю и поставил на стол. Затем подковылял к телевизору, сунул руку за ящик и извлек початую бутылку водки. Лидер налил себе полстакана, выпил и, закусив, сказал:

— Ну, здорово былиш [19].

— Здорово и ты, Лидер, — отозвался Якимов, закуривая.

Лидер усмехнулся:

— Не ждал?

Якимов помолчал.

— Я что, — ответил, наконец. — Тут тебя и без меня ждали.

— Собко?

Якимов прокашлялся, затем ответил:

— Шабалин. Помнишь, здоровый такой бугай? Младшой тогда был, теперь лейтенант. Одно время начальником уголовки ставили, потом сняли. Щас Костик. Костика-то помнишь?

— Как не помнить… А Собко?

— Собко на пенсии.

— Что?..

— Год уж скоро.

— Вон что… — пробормотал Лидер. — Так это пацаны меня гоняют, как зайца… На пенсии… вон что…

Якимов сунул окурок за отворот валенка и сказал:

— Уходить тебе надо. — Он помолчал. — Все одно тебе пропадать. Не хочу, чтоб у меня.

Лидер вздрогнул.

— Ты… брось, Якимыч…

— Шкурки тебя потянут, — продолжал тот, — шкурки…

Лидер тяжело, исподлобья, посмотрел на Якимова.

Они помолчали.

— Уходи, Лидер, — жестко повторил Якимов. — Не хочу я… Со шкурками тебе вышак корячится. Никого я на вышак не сдавал. И не хочу. Уходи.

— Не каркай!

— Да чего уж… — Якимов закурил новую папиросу и, словно про себя, скороговоркой произнес: — Железкой надо вандать!

— Закрыта! — сказал Лидер.

Якимов, будто не слыша, продолжал:

— Позавчера два бруса шпановых дали винта из КПЗ. Сегодня утром повязали. Не иначе, послабление выйдет. Поездуха у моста стоп дает. Уходи, Лидер! — твердо повторил Якимов, давая понять, что и так сказал больше, чем хотел. — Рабочий тамбур отпаришь… — Он осекся. — То есть… конечно… если мальчики есть…

Лидер понял. Встав с ящика, он протянул руку и сказал:

— Дай!

Якимов побледнел, это было видно даже при тусклом свете пыльной лампочки.

— Дай! — повторил Лидер.

Якимов сглотнул слюну:

— Нету. Нету у меня, Лидер!

— Дуга!

— Верь слову: нету! Завязал…

— Не скись, Якимыч! Забыл, как вместе блок ломали под Воркутой? Как в Харпе припухали на одних нарах? Ну? Забыл? Чтоб у тебя, старого банщика, мальчиков не нашлось? Не ждал от тебя, Якимыч! От любого ждал, а от тебя… A-а, ладно… — Лидер подошел к койке, сел сверху на одеяло и засмеялся. — Лягу здесь, как падло. А ты жди. В эту хату тоже нагрянут… Жди…

Якимов, еще больше сгорбившись, взял у печки тяжелую кованую кочергу и пошел на Лидера. Тот встал с койки. Якимов отодвинул ее от стены, опустился на колени и, поддев кочергой половицу, сунул руку в проем. Вытащив небольшой сверток в грязной тряпице, убрал кочергу, уложил на место половицу, придвинул обратно койку. Затем с глубоким вздохом развязал зубами тряпицу. Звякнули на колечке блестящие никелированные поездные ключи — набор: трехгранка, секретка и отвертка. Якимов подбросил связку на ладони и, медленно протягивая Лидеру, словно отрывая что-то от сердца, сказал:

— Держи. Немецкие. У Баскова таких нету. Берег пуще глаза. Хоть и не работаю, а… Четыре шмонки выдержали…

Лидер сунул ключи в карман и сел снова на койку. Стащил валенки, затем щелкнул замком чемоданчика и достал хорошие меховые ботинки. Больше в чемоданчике ничего не было. Надевая ботинки, сказал:

— Угольник себе оставь, — кивнул на чемодан, — без блата добыл. И пимы закинь куда подальше. У одного сохашника разжился на Малой Кунде. Да и приметные. И наследил я ими порядочно… Да не мечи атанду: не было меня! Не было! И алес махен. — Он встал, натянул шапку. — Не поминай лихом, Якимыч. Должно, в последний раз свиделись. Живи, былиш!..

Когда закрылась за Лидером дверь, Якимов подковылял к столу, налил стакан водки и выпил. Потом, прокашлявшись, закурил и прислушался: на дворе завывал ветер. Значит, мороз был уже поменьше. А на маленьком — с ладонь — экране молча мотался с микрофоном эстрадный певец. Ветер завывал все сильнее.

11

Ветер завывал и переметал дорогу. Когда Игорь свернул на улицу Безноскова, ветер подул в лоб; поднятая с проезжей части поземка билась в стекло, как мошкара. Улица Безноскова, самая старая, «деревенская» улица поселка, состояла из одних частных домов, и годы ее были сочтены: согласно генеральному плану застройки райцентра, здесь должны были встать квартал пятиэтажных домов и гостиница. На проезжей части появились легкие заносы, Игорь проходил их на скорости, но в одном месте все же забуксовал. Он сдал немного назад и вышел из машины. Номеров на избах видно не было, но на одном из венцов ближайшего строения что-то белело. Игорь подбежал к штакетнику и с трудом разобрал: 43. Следовательно, 49-й через два дома.

«Волга» стояла посреди дороги, но съехать на обочину, без риска застрять на всю ночь, было нельзя. Впрочем, машины здесь ходили редко.

Добежав до покосившегося забора 49-го дома, Игорь отворил державшуюся на одной петле калитку и вошел во двор. В соседнем дворе залаяла собака. Игорь вбежал на крыльцо и постучался. Ответа не было. Он постучался еще раз, затем отворил дощатую дверь и вошел в темные сени. Спичек, как назло, не было. Шаря впереди руками, он сделал еще шаг и, задев за что-то локтем, отшатнулся: раздался грохот какой-то посудины — тазика или ведра. Почти тут же приоткрылась дверь, ведущая в избу, и слабый голос спросил: