Немцы в городе (СИ)

— Круспе перелопатил весь список тех, кто получил именные приглашения на концерт — её вычислили быстро, по фото, — поясняет Шнайдер.

В это время девушка начинает сквозь слёзы говорить:

— Они заставили меня, я не хотела. Эти люди как-то выбрали меня, уговорили зарегистрироваться в группе и получить билет. Научили, как проникнуть за сцену, не привлекая внимания. Я пришла одной из первых и заранее заприметила те две комнатки. Ситуация с плойкой сыграла только на руку. Мне говорили, что в идеале всё должно выглядеть, как несчастный случай. Но я не хотелааа...

— Что это значит — не хотела? — холодно вопрошает Флаке. — Так и скажи, что Кречетов тебе заплатил.

— Да я и не видела этого Кречетова! Только слышала о нём по местному радио, да и всё. Эти люди дали мне денег, но ещё, ещё... — она снова прерывается на рыдания. — Не убивайте! У меня сын! Они шантажировали, что натравят на меня органы опеки, и его отнимут, а ведь у меня кроме ребёнка никого нет! Родители умерли, а бабка в Якутии живёт!

— Всё ясно. Сейчас ты всё по порядку расскажешь нам на камеру, а потом...

После слова «потом» глаза девушки расширились от ужаса.

— А потом, — продолжает Флаке, — ты пойдёшь с ним, — он кивком указывает на Рената, — заберёшь ребёнка и отправишься в Москву. Когда ваши документы будут готовы, вы с сыном сядете на самолёт, и у вас начнётся новая жизнь. В Европе. Ты всё поняла?

Девушка закивала, хотя растерянный взгляд свидетельствует о том, что до неё вряд ли дошёл весь смысл сказанного Лоренцом.

Не желая больше быть зрителем этого представления, Стас, ни слова не говоря, торопится обратно. На этот раз уже Шнайдер идёт за ним следом.

— Ну и что это было? Зачем ты меня позвал? Какое мне дело? Зачем ты пришёл?

Пройдя пункт охраны, парень направляется к пожарной лестнице, то ли желая прогуляться, то ли не желая ждать лифта... Едва они оказываются на пустынной лестничной клетке, Шнайдер хватает его за грудки и зажимает между побеленной стеной и собственным телом.

— Послушай... Нельзя так... Короче... — спохватившись, он ловит полный испуга и непонимания взгляд Стаса и ослабляет хватку. — Прости, прости, прости, за всё прости.

Стас смотрит в серые глаза, не отрываясь, испытывая Шнайдера, пытаясь его просканировать. Переглядки длятся с полминуты, наконец парень ныряет в жаркие объятия, на этот раз уже добровольно, и шепчет:

— Больше не делай так. Никогда. — Он ловит себя на мысли, что сам не осознаёт, что конкретно он имеет под этим своим «так», но инстинктивно чувствует, что немного поломать драму всё же не помешает. — Да. И ты меня прости.

Не сговариваясь, они бегут вверх по лестнице до нужного этажа, проскакивают по полупустому коридору в кабинет. Ключ поворачивается в замке, верхняя одежда летит в сторону.

— Всё, что хочешь, сегодня — всё, что хочешь, — шепчет Шнай, протискиваясь холодными ладонями под свитер любовника.

Он чувствует под ладонями дрожь чужого тела. То ли холод, то ли нервы. Как он соскучился по этому телу, по этому запаху. Его одновременно накрывает и нежностью, и страстью, и он судорожно пытается выбрать между этими двумя настроениями нужное, правильное, именно то, что совпадёт с настроением близкого человека. Как же он соскучился по близости, что бы это слово ни значило в данный момент. Наклонившись, он утыкается лицом в оголившийся живот и водит по нему носом, как слепой котёнок.

— Нос тоже холодный, — шепчет Стас, хихикая.

— Согрей.

Шнайдер выпрямляется и притягивает лицо любовника к своему, трясь носом уже об него. Он неспешно берёт ладони парня и кладёт их на свою задницу.

— Хочешь?

В понедельник на ММК пришли. Никаких групп захвата, никаких спецопераций. Ровно в десять утра, когда подавляющее большинство сотрудников уже вовсю трудились на своих местах, у КПП притормозили два автомобиля со спецномерами. Руководитель группы, судя по погонам — полковник, перебрасывается парой слов с охраной на въезде на территорию комбината и беспрепятственно проходит, сопровождаемый группой из шести бойцов спецназа. По символичному стечению обстоятельств, Линдеманн и Лоренц в этот момент стояли у окна в кабинете гендира и имели возможность наблюдать картину внезапного пришествия лично.

Лоренц выскакивает в приёмную, вылавливает проходящую мимо Машку, что-то шепчет ей на ухо, и та уже бежит по этажам, заглядывая в каждый кабинет и стараясь уговорить сотрудников во что бы то ни стало не паниковать, сохранять спокойствие и оставаться на своих местах.

Лоренц связывается с Володькой:

— Никакого сопротивления, как бы тебе ни хотелось! Только убедись, что все камеры в строю, а видео передаётся в сеть.

Прежде, чем посетить кабинет генерального директора, группа непрошенных гостей обходит всё офисное здание, невольно повторяя маршрут, которым пару минут назад пробегала Машка. Бойцы ступают громко, чётко чеканя форменными берцами по гладкому паркету, их лица прячутся за балаклавами, что, несомненно, придаёт их внешнему виду весомости. Они вооружены. Да от такого зрелища любая среднестатистическая бухгалтерша или кадровичка в обморок рухнет, но перед тем непременно признается в убийстве Немцова, Кеннеди и Распутина заодно. Полковник лично заглядывает в каждый кабинет, водит суровой физиономией туда-сюда, многозначительно изрекает что-то вроде «Ну да...» или «Так-так...» и следует дальше. Сотрудники в оцепенении, но не дёргаются. Если ещё десять минут назад каждый из них строил планы на вечер и мечтал лишь о том, чтобы тяжёлый понедельник поскорее закончился, то сейчас мысли людей вертятся вокруг одного: как бы попасть домой живым. Да как бы вообще попасть сегодня домой! И только запершийся в операторской Володька, мастерски выводящий картинки с нужных камер на большой экран, всё понимает. Ему, старому вояке, с первого взгляда становится ясно: бойцы здесь для запугивания, а полковник — для пронюхивания. Что у них тут да как, ведь до сих пор силовиков в числе посетителей комбината ещё не значилось. Обычная показуха, имеющая целью подготовку чего-то большего. Чего-то более конретного. Возможно даже захвата. Но своими соображениями он поделится с начальством позже, когда гостей спровадят — а в том, что они здесь не надолго, Володька не сомневается.

До приёмной гендира люди в форме добираются в последнюю очередь. Линдеманн попросил Диану остаться за столом и делать вид, что происходящее её совсем не волнует, а сам, на пару с Флаке, встретил посетителей в дверях.

— Господин Линдеманн? Полковник Федеральной Службы Безопасности Савенков. — Высокий чин тыкает ксивой Тиллю в нос, начисто игнорируя стоящего рядом Флаке.

Флаке в своём репертуаре — человек-тень, он долгие годы работал над тем, чтобы окружающие перестали его замечать. В детстве его дразнили за внешность и нищету, позже преследовали из-за денег и обретённого им влияния. Флаке преуспел. Он научился быть невидимым в толпе, что с его-то внешними данными — воистину великое искусство.

— Какими судьбами, товарищ полковник? Позвольте пригласить Вас в мой кабинет. Дианочка, организуйте нам, пожалуйста, кофейку...

— Извините, господин Линдеманн, но сегодня мы не по Вашу душу, — прерывает его силовик и даёт отмашку бойцам.

Двое из них выступают вперёд, бесцеремонно отталкивая Флаке со своего пути, и следуют к секретарскому столу. Диана даже опомниться не успевает, когда её за локоть вытаскивают из-за стола, заламывают руки и окольцовывают запястья наручниками.

— Диана Георгиевна Горчакова, вы арестованы по подозрению в организации поджога в клубе «Галактика» в новогоднюю ночь. В течение суток Вам будут предъявлены обвинения по пункту первому статьи двести пять УК РФ.

Её мобильник остаётся лежать на столе, её пальто остаётся висеть на вешалке. Как есть, в одном лишь трикотажном платье и офисных туфлях, её выводят из помещения. И только Флаке, первым вышедший из ступора, твердит ей вслед:

— Ничего не бойся — очень скоро ты будешь дома. Я обещаю!