Звонок другу

— Давай, — Голованов начал записывать. — Постой, постой. Кто на Лескова живет? Базаров? Тачка на нем есть какая? На жене? Какая? «Мерс»? Шестисотый, конечно? Ага… Ладно, спасибо. За нами не заржавеет. Ну, бывай.

Далее был установлен телефон гаражного кооператива на улице Лескова, и следующий телефонный звонок выявил тот факт, что Леонид Базаров соседствует с пропавшим Нережко гаражами. А ведь Нережко, как сказала жена, завещал свою машину и гараж товарищу. Уж не Леониду ли?

Что ж, следующая остановка — гараж на Лескова.

На входе в гаражный кооператив в высокой кирпичной будке торчали в окне две физиономии.

Голованов прошел через металлическую калитку с видом бывалого в этом заведении человека, свернул на первую же дорожку. Для начала обошел всю территорию, обнесенную кирпичной стеной, и обнаружил на другой, противоположной центральному входу стене, пролом в кирпичной кладке. Снаружи прямо к стене подступал перелесок из чахлых городских деревьев с пыльной листвой. Прямо от пролома в лесок убегала тропка. Десять минут ходьбы — и тропинка вывела Севу к шоссейной дороге, что повторяла изгибы узкой речушки с желтой, как в фильме ужасов, водой. Хорошо, отходные пути есть!

Вернувшись на территорию гаража, Сева отыскал отсек с указателем «№№ 100–140». Ага, нам туда. Двери ближайшего гаража под номером 139 были открыты. Рядом стояла баклажановая «пятерка», у открытого капота которой возился светлоголовый парень. Голованов остановился. Парень поднял голову. Из кармана комбинезона торчал мобильник.

— Вам чего?

— Ниче, — изображая братка, небрежно откликнулся Голованов. — Халтуришь здесь?

Парень выпрямился, растирая поясницу, разглядывая застрявшего возле мужика. Очередной бандюган, сразу видно. Небось из команды Базара…

— А у вас что, проблемы есть с тачкой? — вежливо спросил он.

— Типа да. Мотор, зараза, глохнет. Бывает, прямо на перекрестке застрянешь… Ил и еще где… Нужно когти рвать, а она стоит как вкопанная, блин! Не на бензине езжу, а на своих нервах.

Парень достал из кармана пачку «Аполлона».

— Бери мои, угощаю! — Голованов достал «Мальборо».

— Спасибо, не откажусь.

Они закурили.

— А что за тачка-то у вас?

— Да… «форд». Чего его взял? Пацаны говорили, бери «мерс». Так надоели уже эти «мерсы». Решил типа выделиться. Получил головную боль…

— Вы из нашего гаража, что ли? Давайте ее сюда, я посмотрю.

— Нет, гаража еще нет. Под окнами стоит. Я здесь рядом живу. Это я к Лелику зашел. Узнать про гараж. Он мне сказал, что ему гараж кто-то завещал, чувак какой-то. А он ему без надобности. Вот я и хочу глянуть. Так ты не в курсе, где Лелик-то? Мы типа договаривались… Где он? И мобила не отвечает…

— Не знаю, — задумался парень. — Я сегодня Леонида Семеновича не видел. Вчера он здесь был, а сегодня нет, не видел. Я всегда вижу, когда он приезжает. Тот, что продается, он как раз рядом с гаражом Леонида Семеновича, — стараясь быть предельно вежливым, объяснял парень.

— Ну, лады, пойду гляну, что за место. Я-то, конечно, кирпичный ставить буду.

— Сходите. Вперед пройдете. Увидите большой кирпичный бокс — это Леонида Семеновича. А рядом обычный, металлический, — это того мужика, что умер. Номер сто двадцать пять.

— Лады! А с тачкой если что, к тебе обращаться буду!

— Чего же, обращайтесь. Ко мне здесь многие обращаются.

— Номер мобилы давай.

— Записывайте… — Парень продиктовал номер. — Меня Володей зовут.

— А меня типа Платон Николаевич. Ну, бывай, Во-ван!

Владимир снова уткнулся в капот, Голованов направился вперед по пустынной дорожку.

Кирпичный бокс был заперт, равно как и соседний, старенький металлический домик. Сева внимательно оглядел замок гаража, прошел до конца, вернулся к объекту с тыльной стороны, замер возле ржавой металлической стены. Внутри объекта послышались звуки. Сначала приглушенное мычание, затем лязг железа об железо.

Отыскав в стене щель, Голованов прильнул к ней, но внутри было темно, как у негра… Короче, ни черта не видно.

Сложив ладони рупором, Сева прошептал в щель:

— Скотников, ты здесь?

Мычание внутри гаража усилилось.

— Слушай меня. Я тебе буду вопросы задавать. А ты в ответ мычи. Да — один раз; нет — два раза. Понял?

Однократное мычание. Прямо как на семинарах в их банде, усмехнулся про себя Голованов.

— Ты там в наручниках?

— Да, — промычали изнутри.

— И рот залеплен?

— Да.

— Они тебя к сиденью привязали?

— Да.

— Били?

— Да!

Надо же, сколько интонаций может быть вложено в обыкновенное мычание!

— Плохо тебе, Скотников?

За стеной началось нечто невообразимое. Мычание, скрежет, можно сказать, зубовный.

— Ну, я вообще-то просто так зашел. Пока, Скотников! Держись! Главное — не сдуваться! Вспомни лягушку на флаге и не сдувайся! Бандитам ни слова! И сиди смирно, а то убьют они тебя, понял?

С этими словами Голованов, громко топая, направился прочь. За стеной приглушенно хрюкали. Это он плачет, догадался Сева. Что ж, правило бумеранга работает.

Он возвратился в агентство, позвонил Ане.

— Как там у тебя?

— Мы уже госпитализируемся по новой, — оживленно доложила Лаврова. — Мы с мамой сейчас в приемном покое. Все хорошо! Не волнуйся! Всем привет!

— Может, тебе пока с мамой в больнице остаться? Попробуй с Телегиным договориться. Есть же у них койки свободные. А маме уход потребуется.

— Что ты говоришь? Представь, я уже договорилась. Но не с сегодняшнего дня. А в послеоперационный период.

— Понял! — оживился Голованов. — Буду звонить!

Глава 41

СУББОТНИК

Пока Голованов выяснял место заточения Скотникова, надежные партнеры «Триады» также были заняты каждый своим делом.

Третьякова, отключив мобильник, готовилась к проведению субботнего семинара. Через час наступит самое напряженное, но и самое сладостное для нее время. Время, когда здравомыслящие, нормальные люди под воздействием тщательно разработанных манипуляций превращались в податливую, аморфную массу, с которой она, Третьякова, могла делать все, что душе угодно. Можно было бы заявить вступительный взнос и в пять, и шесть тысяч долларов. И основная масса пришедших на семинар людей, отродясь не державших в руках и десятой доли этой суммы, глядели бы очумелыми бараньими глазами на подписанные ими бумаги, исчезающие со стола, как в иллюзионе. Но все, все было просчитано, в том числе и сумма взноса. Была бы она выше, суицидные попытки приобрели бы, пожалуй, характер эпидемии. А так — эпизоды, случаи, никак не связанные с именем «Триады».

Она стояла перед зеркалом, оглядывая себя. Все было в порядке. И умеренный, почти незаметный макияж, и безукоризненный костюм и, главное, внутреннее ощущение власти над людьми, готовое выплеснуться на толпу и поработить ее, — все это она видела в зеркале. Хищница была готова к прыжку.

Коробов уехал в бизнес-центр раньше, чтобы проверить степень готовности шумовых и прочих эффектов…

А гений сбора суммы взноса, то есть госпожа Скотникова, металась по городу, собирая деньги на освобождение мужа. Денег, однако, никто не давал. Многие были в отпусках, другие только что вернулись с пустыми карманами. Третьи почему-то просто не хотели с ней разговаривать, захлопывая дверь перед ее носом. Земля, как известно, слухами полнится. Оставались «надежные партнеры». Однако никто из членов «Триады» не дал ей ни цента. Средства у всех оказывались буквально вчера во что-то вложенными, кому-то переданными в управление либо потраченными на обед.

К шести вечера обессиленная, постаревшая на десяток лет женщина вспомнила, что у нее есть родной отец. Отец жил отдельно. Нина изредка звонила, навещала еще реже. У нее были свои семейные заботы — сын и муж, которых нужно было кормить. Если еще и папаше помогать, на что вообще жить? В конце концов, в блокаду тоже выбирали между стариками и детьми — таким образом успокаивала себя Скотникова, вспоминая иногда об отце.