Университетский детектив

— Владимир, я знаю, что ты — убийца.

19 глава

Наутро университет шумел, как улей в разгар трудового дня. Или как Пентагон в момент очередного рядового Спасения Всего Мира.

— Вы слышали, что Никиту Розана собираются освобождать?

— Как это? Почему?

— Потому, что ни с того, ни с сего, в милицию заявился некий Владимир Полянок и признался, что убийца — он!

— Что он мелет? Какой убийца?!

— Говорю вам — с повинной!

— Вздор! Что за чушь!

Пробежав по корпусам университета, нервный импульс выскочил за пределы альма-матер и в вольном полете воспарил над Городом. Городские сплетники были в полном экстазе.

Комната Александры была переполнена: в ней было слишком много принесенных от соседей табуреток, слишком много уличной обуви у двери, и слишком много людей. За общим столом теснились: сама хозяйка, Тома, Анджей, Вадик, а также Лиза Гурицкая, Алексис Карбачев, Сергей Тоцкий, Эля Розан, Валерий Ли и Наталья Маркушкина. Последняя гордо восседала всеми своими габаритами на самой большой и вместительной табуретке, довольная тем, что именно благодаря ее активности и энергии все эти люди здесь собрались.

Встав на середину комнаты и покраснев, как первоклассница, читающая стихи собственного сочинения на торжественной линейке перед всей школой, Александра начала:

— В тот раз, во время зачета по теории вероятности, в аудитории создалась ужасная атмосфера, — она помолчала, вспомнив свои ощущения и не смея выразить их в словах. — Вообще-то, в научной литературе — в психологии, социологии — подобная ситуация уже исследовалась ученым Зимбардо. Его интересовало, как ведут себя люди в неестественных, искусственно созданных ситуациях. Для этого он поставил эксперимент: режиссировал искусственную ситуацию, устроил своеобразную «тюрьму» в закрытом помещении, и пригласил студентов, попросив их играть роль «охранников» и "заключенных".

— Зачем? — удивилась Маркушка, нетерпеливо ерзая на своей табуретке.

— Ему интересно было, каким образом исполнение ролей изменит поведение студентов.

— И что?

— Ужас — вот что! — следовательница стряхнула неприятные воспоминания и робость и начала набирать обороты. — Студенты быстро вжились в свои роли. Те, кто играл роль «охранников», начали вести себя авторитарным образом: сначала оскорблять «заключенных», а потом запугивать их и всячески помыкать ими. «Заключенные» же проявляли смесь апатии и бунтарства. Словом, все — как в самых настоящих тюрьмах! Ситуация накалилась до такой степени, что еще немного — и вспыхнул бы пожар. Но поскольку все происходило в закрытом помещении, то в целях соблюдения… хм, скажем так, правил пиротехнической безопасности, эксперимент пришлось прекратить.

Присутствующие молчали. Кажется, многие уже начали догадываться, к чему клонит Александра.

— Несмотря на то, что эксперимент не был доведен до конца, ученые сделали вывод: самым главным фактором, влияющим на поведение людей, находящихся в подобной ситуации, является сама эта ситуация.

Посмотрев на зажигающиеся в глазах слушателей огоньки понимания, Александра продолжила:

— Так вот. Во время «осады» Фрол Фролыча подействовал как раз эффект Зимбардо. Все вели себя… Как бы сказать? — она замолчала, задумчиво шевеля пальцами, словно нащупывая и подбирая ими нужное слово.

— А ты просто про каждого по отдельности расскажи, — подсказала ей Тома.

— Хорошо, — согласилась ораторша, — с кого начнем?

За столом поднялся шум: Лиза с Валерием ссорились за право первыми выставить свою кандидатуру на всеобщее обсуждение, Алексис высказывал циничные комментарии, а Маркушка бегала по комнате и громким голосом призывала всех к тишине и спокойствию.

— Я думаю, — сказал, наконец, Анджей, — что для затравки можно было бы рассмотреть кого-нибудь полюбопытней.

В комнате воцарилась тишина. Все смотрели на Александру с огромным интересом: кого она выберет? Та же, растерявшись, молчала. Наконец, Анджей, оглядев замершую в томительном ожидании толпу, улыбнулся и сказал:

— Ну, просто возьми, и начни, например, с Валерия.

В комнате вновь поднялся гам, все недовольно зашумели. Все, кроме одного человека. Он сидел на своем табурете, гордо подняв подбородок и глядя на остальных красивыми монголоидными глазами.

— Я думаю, что Валерий, как дважды становившийся жертвой в ходе расследования, имеет право выслушать рассказ про себя первым, — пояснил выбор Анджей, и разочарованные монголоидные глаза слегка закатились вверх, а удивленный монголоидный подбородок слегка упал вниз.

Александра выложила на стол уже изрядно измятые листочки с игрой «Сочинялки» и, предоставив присутствующим возможность их исследовать, начала:

— У Валерия развился, как бы сказали психологи, синдром концентрационного лагеря. Он чувствовал апатию, вялость, угнетение. Чем дольше длилось заключение, тем больше развивалась у него слабость. В качестве доказательства рассмотрим такой объективный момент, как предложения, написанные Валерием в игре в «Сочинялки». Во время игры от предложения к предложению у него утрачивается интерес к внешним обстоятельствам, предложения становятся все менее информативными, все более расплывчатыми, их объем — все более сжатым, как будто у автора иссякают жизненные силы. Самое последнее предложение состоит всего из одного слова: «Муть»… Валерий писал свои предложения без нажима, вяло, как будто у него не осталось сил на то, чтобы тратить их еще и на такую чепуху. Так что, — подытожила Александра, — сил на такое энергозатратное мероприятие, как убийство, у него просто не было.

— А что же я? — подала голос Лиза, еле дождавшаяся конца речи о Валерии.

— А что же ты? — Александра сверилась с листочками игры, которые достала в момент произнесения речи о Валерии. — А Лиза украшала свои мысли замысловатыми узорами и виньетками…

— Так что до убийства профессора ей просто не было дела… — вставил Вадик, стараясь сохранить серьезное выражение лица. — И времени не хватило… У нее были дела поважнее…

Тома пихнула его под столом ногой, а Александра продолжила:

— Один раз она даже украсила свое предложение рисунком очаровательной женской головки, — подняв листочек, она продемонстрировала присутствующим эту самую головку.

— Скажите, пожалуйста, — удивилась Маркушка, глядя на рисунок, — какие большие ресницы у этой мамзельки!

— Такие же, как ее душа, наверное, — нежно-лиричным тоном заметила Лиза, потихоньку пододвигая свою табуретку к сидящему неподалеку Сергею Тоцкому.

— Такие же, как ее желание украсить себя, — отрезал Алексис, с ехидцей наблюдая за ее передвижениями, — чтобы все любовались ею. И ни кем иным. Только ею.

— Причем, — продолжила Александра, стараясь незаметно для окружающих показать Алексису кулак, — предложения она писала, поднимая их все выше и выше к верхнему краю листочка.

— Как бы поднимаясь над суетой и праздностью, — торжественно провозгласила Лиза.

— Как бы указывая на свою завышенную самооценку, — ответил ей Алексис

В комнате стали переглядываться с плохо скрываемой иронией.

— А что можно сказать про Алексиса? — мстительно спросила Лиза.

— А про Алексиса можно сказать, что ему тоже не было дела до убийства. Вообще его восприятие ситуации «осады» было двойственным: с одной стороны, иронично-снисходительным, с другой — демонстративным. Демонстративным, главным образом, в отношении своего интеллекта и эрудиции.

— Что-что? — от удивления Алексис вскочил на ноги и, схватив листочки с игрой, принялся лихорадочно их перелистывать, находя написанные им предложения. — Откуда ты это взяла? Нет тут никаких демонстраций и ироний! Это ты сейчас все это придумала, потому, что…

— Есть тут и демонстрация, и ирония…

— Да их просто не могло быть в принципе, потому, что на том зачете присутствовал не Алексис, а Сергей Тоцкий! — и он со всей силой, на какую способен студент философского факультета, ударил в грудь сначала себя, а затем Сергея.