Идет охота на 'волков'

Батырхан засомневался.

--Пусть идет сюда.

--Пошли Баке, пошли. - пригласил Грек, и тронул кобуру под пиджаком.

В коридор с улицы ввалились еще несколько боевиков. Батырхан нехотя согласился, и махнул своим, чтобы не отставали. Их провели через оцепление, и предложили Батырхану сесть в мерседес с тонированными стеклами, парни остались возле машины.

Мурка курила, откинувшись к противоположной двери, стряхивала пепел на пол.

--Мне нужны эти люди и бабки. - спокойно сказала, облизывая крашенные губы.

--Мурка, я тебя давно знаю...

--Ну ладно, Батырхан. Без понтов.

--Какие понты? Считаешь, я валил твоего директора?

--Хватит уши тереть! Слушай, мент, тебя удавят прямо здесь, в машине. А вон тех парней, - показала на людей Батырхана, - скормят поросятам!

Еще раз затянулась, выдохнула дым, стряхнула пепел на коврик.

--Думаешь, угрожаю?

Стукнула наманикюренным ногтем по стеклу, подавая сигнал, и сразу в машину ввалились Цаца с Греком. Грек плюхнулся на переднее сидение, возле шофера, а Цаца примостился на заднем, потеснив Батырхана, который оказался между ним и Муркой. Батырхановская тройка стояла спокойно, за тонировкой не видно было, что происходит в машине. Грек достал пистолет и начал накручивать на ствол длинный глушитель, Цаца вынул капроновый шнур и намотал на ладонь.

Батырхан не показывал вида, что испугался. Повторил, елозя на сидении:

--Мурка, я тебя давно знаю...

--Хочешь напомнить, как трахал тринадцатилетних голощелок? - не повышая голоса, спросила она. - Как лез по пьяни ко мне под платье? А, опер? Это хотел напомнить? Как в Туркестане все перессали, когда у меня открылось кровотечение после аборта? Как поставлял проституток для работников горкома партии и комсомола? Да-а, сутенер. Ты меня давно знаешь. Мы с тобой ба-альшие друзья. Но что делать, бизнес есть бизнес. Ты хапнул не свое и убил человека, что за это полагается - знаешь.

Грек докрутил глушитель, всадил полную обойму в рукоятку, и, передернув затвор, заслал патрон в приемник.

--Первые две пули резиновые. - сказал он. - Но с короткого расстояния, сам знаешь, хватает, чтобы башку расколоть на части. Ты ведь мент? Хоть и бывший. В оружии хорошо разбираешься.

За окном было видно, как потеснили людей Бытырхана, как Костя и другие ротные, вместе с братвой отгоняют любопытных.

Батырхан труханул крепко, об этом говорило белое, как мрамор, лицо, но голос по-прежнему не выдавал волнения.

--Нервные все какие... - пробормотал он, глядя на спинку переднего сидения. - Хорошо, Мурка. Я действительно знаю, кто это сделал. Но сделано без моего ведома, поверь. Я и сам наказал бы козлов - ты вмешалась. Три придурка от рук отбились, от них одна головная боль. Давай: к вечеру тебе принесут деньги. Идет?

--Идет. Не к вечеру, а через два часа. С процентами.

Батырхан подумал.

--Согласен. Сейчас три. Значит в пять?

--В пять в моем офисе.

--Я могу идти? - улыбнулся Батырхан, но глаза оставались колючими и настороженными.

--Хм. Хм. Иди.

Цаца открыл дверь, выпустил пассажира, тот забрал своих и скрылся за цепью боевиков. Грек спросил недовольно:

--Зачем ты это сделала? Нужно было держать здесь.

--А куда ему деться? Да и... Мокрый гранд не на нем висит.

Оцепление сняли, боевики переместились за Муркой к офису. Ровно в пять, без опоздания, к конторе подкатила белая пятерка. Из неё вылезли двое казахов средних лет, оба с темными, непрозрачными полиэтиленовыми пакетами в руках. Прошли в кабинет, в котором находились Мурка, Грек, Костя и новый бухгалтер. Один - молча вывалил на стол пачки долларов и россыпью - купюры в тенге. Второй - аккуратно положил пакет рядом с денежной кучкой.

Мурка поинтересовалась, кивнув на пакет:

--А это? Что там?

--Проценты. - ответили гости, и собрались уходить.

Грек пакет приподнял, оценивая на вес, и перевернул. Мурка отшатнулась: на стол упали отрубленные кисти рук, ручьи крови разбежались по столу. Подавив замешательство и брезгливость, просипела посланникам:

--Передайте Батырхану - расчет!

41

Флигелек был заперт изнутри, пожилая хозяйка редко наведывалась к постояльцу, но он, однако по привычке задвигал шпингалет на хилой двери. Выглянул в пыльное окошко - в огороде цвели помидоры, алела на грядках обработанная клубника, дальше, вдоль забора - растянулся густой малинник. Раз в месяц квартирант отдавал бабке три тысячи тенге, и оставался полным хозяином аккуратной, побеленной времянки.

В майке отполз от окошка к табурету, на котором валялись шприцы, черная ложка, обрывки газеты "Шара-бара", опрокинутая пустая бутылка водки. Спичками прожег иглу на шприце, выкачал из ампулы морфин, и, поработав ладонью, чтоб вздулись вены, с вожделением проткнул тонкую синюю жилу. Выдавил дозу, выдернул шприц, начал ощущать прилив бодрости, которая обычно предшествовала гону, когда он, начиная уезжать - грузил чужие уши байдой.

На раскладушке сидела полуобнаженная женщина и наблюдала за его возней. Наблюдала, как он приходил в себя, как засветился румянец на щеках, как губы расплылись в самодовольной улыбке, когда взглянул на неё.

--Баян негодный. - сказал, отшвыривая шприц к дверям. - Третий раз одним ширяюсь! На прошлой неделе подсел на измену - не представляешь, что это такое. Кайфоломщик один облом устроил. Но теперь ништяк! Сначала не догнался, а теперь ништяк.

Женщина покачала головой.

--В кого ты превратился?

--А что?

--Олень упыханный! У тебя глюки в глазах!

--Имею право! Два дня выходной.

--Зря я пришла...

--Почему?

--Ты же давно не мужчина! По началу был зверь, а сейчас...

--Ну-ну! Оттрахаю знаешь как?

--Да пошел ты! - она поднялась с раскладушки и оделась, намереваясь выйти.

--Стой! - Цаца поднялся с колен и встал в рост. - Стой, говорю!

--Убери грабли!

--Стой, сука! - заломил руку так, что Юля вскрикнула.

Отчаянно сопротивляясь, вырвалась и выхватила и сумки маленький белый пистолет, подаренный Греком. Цаца отпрянул:

--Ты чё, масть рогатая?!

--Уйди лучше, Саша.

--Ты чё, Юлька!? Ну не хочешь - не надо! В следующий раз тогда!

--Придурок! - она медленно пятилась к двери.