Торнадо нон-стоп

Ева застала Олега уже спящим. Или он притворялся, что спит. Она слышала его ровное дыхание в прохладной тишине комнаты.

Ей долго не удавалось уснуть. Завтра она, наконец, получит дневники Дениса. Что в них? Этот вопрос волновал и пугал ее. Почему-то не хотелось, чтобы Всеслав читал то, что там написано. Она представила себе Мамонтовский дом, опустевший и угрюмый; огромный старый сад, залитый лунным светом; темные заросли кустарника, усыпанные мерцающими цветами; благоухание диких роз и боярышника… Особенно много их росло там, где к саду Матвеева примыкал одичавший сад заброшенной дачи, где ей пришлось прятаться. Слишком сильным оказалось желание увидеть все своими глазами: жилище, оставленное хозяином, осиротевших собак, чужих людей во дворе. Отчего-то Еве стало неуютно. Заброшенная соседняя дача всегда вызывала у нее состояние жути. Однажды она даже призналась в этом Денису.

– Как будто кто-то наблюдает оттуда, с той стороны, притаившись в кустах! Там их так много!

– Кого, наблюдателей? – спросил Денис.

– Да нет же! – засмеялась Ева. – Кустов!

Она всегда поражалась тому, как ловко он умел уходить от ответа. И так, что ей самой становилось смешно. Она смеялась над своими страхами, когда они с Денисом были вместе, и переживала их вновь, оставаясь наедине со своими мыслями.

– Это место, где живут привидения! – говорил Денис, показывая в сторону дикого соседнего сада.

И непонятно было, шутит он, или говорит всерьез. Во всяком случае, Ева не могла отличить одно от другого.

Она все-таки уснула под утро, когда бледный свет проступил сквозь шелковые шторы. Сон был беспокойным и некрепким. В семь утра Ева уже была на ногах, – жарила Олегу блинчики на завтрак. Они оба делали все машинально, не глядя друг на друга, обеспокоенные каждый своим, погруженные в свои размышления.

Наконец, хлопнула входная дверь, и Ева поняла, что супруг ушел. Она принялась за обычные домашние дела, и опомнилась, только когда зазвонил телефон. Она ответила, со смешанным чувством надежды и страха.

– Ева, это я! – сказал господин Смирнов, как будто они были знакомы давным-давно, еще до того, как вымерли динозавры. – У нас с вами все получилось!

Сердце у Евы встрепенулось и сильно забилось, так что она не сразу сумела совладать с собой. В горле пересохло, а руки дрожали.

– Вы… нашли?

– Нашел! Я еще в Мамонтовке. Через час буду в Москве. Вы меня слышите?

Славке вдруг ни с того, ни с сего показалось, что Ева упала в обморок. Это было почти правдой.

– Да…

Ее голос был далеким, как замирающее эхо.

– Ждите. Встретимся в сквере за вашим домом, поговорим в машине.

Ева кивнула головой, как будто Смирнов мог это видеть, и положила трубку. Ее знобило. Она все стояла у телефона, не в силах сдвинуться с места, и ни о чем не думала. В ее душе образовалась пустота, которая всосала в себя все ощущения, краски, звуки, чувства и мысли, и Ева осталась один на один с этой пустотой, в которой ничего не было, кроме тоскливого ожидания…

В скверике, где уже стояла машина господина Смирнова, ярко светило солнце, покрывая асфальт и траву кружевной тенью. В сухом бассейне фонтана мраморный мальчик сидел на камне и смотрел на разбитый кувшин. Громко щебетали птицы. Из разбитого кувшина давно не лилась вода, и он весь забился пылью и еще прошлогодней листвой.

– Как это похоже на жизнь некоторых людей! – подумал Славка. – Разбитый сосуд, полный бесполезной трухи!

Ева тихо подошла к машине, сияя глазами, наклонилась к сидящему в ней Смирнову, спросила одними губами:

– Принесли?

– Садитесь в машину, Ева! – сказал он, жестом указывая на заднее сиденье. – Там вас не будет видно.

Она уселась, неотрывно глядя на Славку, бледная и какая-то оцепеневшая.

– Покажите, что вы нашли, – повторила она, сгорая от нервного нетерпения.

Господин Смирнов подал ей несколько толстых общих тетрадей, – одни были новыми, а другие потрепанными, с пожелтевшими страницами.

– Летопись «поверженного Демона», – сказал Славка, улыбаясь. Но улыбка у него получилась не очень веселая. – Кстати, а какой художник нравился Матвееву?

– Врубель [16] , – не задумываясь, ответила Ева, не отводя взгляд от тетрадей.

– Не удивляюсь. Там, в тайнике, было еще кое-что.

Смирнов достал коробку, полную фотографий. Среди них было много старых и пожелтевших, сделанных кое-как, неумелым любителем.

– Какой ужас! – Еву затошнило, когда она взяла в руки одну. Она бросила снимок обратно в коробку. – А это что?

В ее руках оказался старый потертый конверт, из которого она вынула пожелтевший от времени документ, что-то вроде служебного пропуска.

– Это пропуск в штаб какого-то военного. Дайте-ка! – Славка взял пропуск в руки, внимательно его разглядывая. – Полковник Вадим Алфеев. Вы когда-нибудь слышали это имя?

– Нет. – Ева отрицательно покачала головой. – Никогда. А кто это?

– Пока не знаю! Честно говоря, я так спешил сюда в Москву, к вам, что даже не успел ничего толком рассмотреть. Тетради я открывал наугад и пробегал глазами. Кое-что понял… Читать будем вместе?

Ева почувствовала, как тяжелая судорога свела ей горло. Надо было соглашаться… Она, стиснув зубы, кивнула. Пусть будет, как будет. Это даже к лучшему.

Самая первая, потертая тетрадь, исписанная чернильной ручкой, начиналась весьма претенциозной надписью:

«Исповедь падшего ангела»…

В густых зарослях барбариса и шиповника гудели пчелы и большие желто-коричневые мохнатые шмели, под ногами мягко шелестела высокая глухая крапива. Пахло мокрой после ночного дождя землей, лопухами, свежестью умытого дождем сада…

Денис переминался с ноги на ногу, – он не ожидал, что в кустах окажется так много холодной влаги и жужжащих насекомых. Но делать было нечего. Рано утром мама Маргариты уехала в город, и иной случай для осуществления его планов может так скоро не представиться. Придется терпеть и проклятых шмелей, и мокрые ноги.

Елизавета Павловна и ее дочь Маргарита, высокая красивая девушка лет восемнадцати, были соседями Дениса по даче.